Он догнал ее на выходе, возле старушки-вахтера с вязанием в руках. Молча миновали ее, оказались на улице.
- Ничего не говори! - сквозь зубы прошипела Броня. - Всё ложь.
- Почему? - пробормотал Алексей.
- Ты насовсем ушел?
- Да никуда я не уходил! - Алексей вдруг представил, как мучается мать, оставшись одна - глаза в глаза - с недоброй Брониславой. - Ну так совпало. Сегодня вот - закончится работа - сразу домой.
Не глядя на мужа, женщина кивнула и пошла. И он подумал: "С работы отпросилась, искала меня... Разговоры, наверно, всякие..."
5
Прошло несколько дней. Алексей возвращался с работы вовремя. И жена повеселела, купила новое платье с вырезом и бантиком на плече. Но характер - штука неисправимая. Вечером снова нахамила свекрови. Во время ужина, глянув на нее, засмеялась:
- У тебя макароны на подбородке... как шнурки на ботинке! - Сынок прыснул, а Броня, осознав, что она ляпнула, тут же пересилила себя, поправилась: - Да шучу, шучу... Дай вытру.
Мать потемнела лицом, медленно, отталкиваясь рукой от стола, поднялась, как кривая свечка:
- Да уж сама... - Обтерла платочком подбородок. - Спасибо, сыта. - И ушла-ушаркала к себе.
Сжав зубы, Алексей Александрович сидел за столом и чувствовал, как вновь подступает тоска и вместе с ней нечто темное, страшное к горлу. Он готов был в который раз убить эту огромную жаркую женщину с шевелящимися сладкими губами. Что еще такое она говорит?
- Да ладно уж... - пела, как девочка, Броня. - Ну, правда же, я не хотела...
А вот взять и немедленно увезти мать в Америку к Елене? Кажется, племянница впрямь хорошо устроилась, недавно письмо Светлане прислала. Зовет всех в гости, у нее свой дом... Но мать самолетами летать боится, а на океанском лайнере - это, верно, плыть не меньше месяца. Да и не обойдется без качки...
- Ты куда?!
- Похожу вокруг дома, - промычал Алексей Александрович, хватая с вешалки дубленку.
- Сапоги надень! - Броня выплыла из кухни. Остается одно: самому исчезнуть. Потому что все равно работа не идет. Помучается жена и плюнет. Она крутая баба. И уж мать-старуху, поди, не выгонит.
Но, если он сбежит, мать, конечно, обидится, а то и проклянет его. А с Митей что будет? Мальчик только-только начал умнеть, читает про Одиссея и Пенелопу.
Нет, никакого выхода нет. Никакого.
На улице обжигал морозный ветер. Алексей Александрович машинально забрел в "стекляшку" на углу квартала, куда часто заглядывал в последние месяцы, взял полстакана водки и бублик. И, только выпил мерзкую жидкость, как уборщица с тряпкой спросила:
- Это ваша супруга, Бронислава батьковна... солидная такая?
Не понимая, с чего тут вспомнили о его супруге, Алексей Александрович кивнул.
- Она собаку вашу завела и говорит: "Кому надо берите. Мы в Испанию уезжаем, некому оставить". Один мужичонка на свой ремень ее прицепил и увел.
- Да, да... - кивнул Левушкин-Александров. Даже вот так? Он выпил еще сколько-то водки и дальше ничего не помнил. Его куда-то вели. Потом толкнули, били...
Очнулся в холодной комнате с кроватями, без окон. Рядом несколько парней, все раздетые, у кого синяк, у кого губы разбиты.
- Где я? - прохрипел, пытаясь встать, Левушкин-Александров. Хотя уже догадался.
- Где-где? - хмыкнул сосед. - В п...
Вошел милиционер, строго всех оглядел:
- По стольнику - и валите отсюда. Одежду можете получить.
Алексей Александрович стоял, вокруг шаталась и кружилась комната изолятора. Он с трудом напялил брюки, рубашку, пиджак. Дубленку и шапку. Да, еще сапоги. Но где же деньги? Исчезло и само портмоне, и ключи, кто-то польстился даже на удостоверение Института.
- Можно позвонить? - попросил Левушкин-Александров.
- Еще чего! - пробурчал милиционер. От него остро пахло потом и водкой. - Президенту Америки?
А действительно, кому звонить? Домой... нет. Сотрудникам? Нет! Шурочке в общежитие? А какой там телефон? Кукушкину! Да, Илье!..
- Денег нету? - спросил один из товарищей по несчастью. - Звони с моего. А то еще раз обольют водой - подхватишь пневмонию. - Он протянул трубочку. Кстати, где мой собственный сотовый? Дома оставил?
К счастью, Кукушкин еще не убежал на работу, был дома. Алексей Александрович глухим, пресекающимся от стыда голосом поведал ему, что находится в отделении милиции.
- Октябрьского района, - подсказали ему.
- Октябрьского района... и надо сто рублей. Я отдам.
- Понял. Ждите, - ответил лаборант.
Кукушкин примчался минут через десять после телефонного звонка, в тулупчике, без шапки, окутанный паром, как лошадь, и с порога заорал на сотрудников милиции оглушительным голосом:
- Вы кого избили, дуболомы?! Это ж великий ученый Сибири! Я генералу доложу. Мы вместе на охоту ездим...
Громкий голос в России всегда пугает, еще раз убедился Алексей Александрович. Если у человека такой голос, значит, имеет право.
- Мы не трогали... - начал оправдываться дежурный. - Он таким поступил...
- Поступил! - ворчал Илья Иванович, заматывая шарфом горло завлабу. Знаю я вас. Машину дайте, отвезу. - И на "черном воронке" Кукушкин доставил своего руководителя в лабораторию. Там быстро и умело сделал ему холодную чайную примочку на глаз (оказывается, глаз-то красный, как у того пса, из-за которого Алексей Александрович лишнего вчера выпил), а на скулу налепил водочную.
- Подержите рукой... хоть с полчаса.
Телефон надрывался. Понимая, что это звонит Бронислава, Алексей Александрович снял трубку.
- Слушаю. Да, я. Ночевал здесь. У нас стенд потек... - Поверит или не поверит? Но видит Бог, не у Шурочки он провел ночь...
6
Дома Алексей Александрович ни с кем не разговаривал - и тошно на сердце, и совестно. С виноватым видом только мать-старушку обнимет перед сном да сыну подмигнет красным глазом. Митька на отца смотрит завороженно, подозревая неизвестные ему тайны и подвиги.
Как-то утром, придя на работу, Алексей Александрович едва накинул лабораторный халат, как зазвонил телефон. Вряд ли Бронислава проверяет, где он. Неужто Белендеев? Пошел он в Фудзияму!
- Левушкин-Александров слушает.
Нет, это и не Мишка-Солнце. В трубке зашипел, как граммофон, вкрадчивый голос академика Кунцева:
- Не заглянете ко мне? Есть информасия.
- Конечно, - ответил Алексей Александрович.
Когда он вошел в кабинет директора, тот вышел из-за стола, протягивая обе широко разнесенных руки, словно собираясь подать гостю глобус, который стоял у него за спиной.
- Проходите, дорогой коллега. - Глаза за стеклами очков не просматривались - стекла сверкали, как фонари. И округло блестела лысина. И костюм у директора тоже весь сиял - из отсвечивающей материи. Все это делало его похожим на какого-то инопланетянина.
- Я слушаю вас, - негромко, под стать старику, молвил Алексей Александрович и остался стоять. Он старательно жмурил больной глаз. Впрочем, надо отдать должное академику - за все время разговора он ни разу не остановил свой взгляд на красном глазе молодого профессора.
- Нет уж, сядьте, дорогой. Да сядьте же! - И, когда наконец они оба опустились на стулья в стороне от начальственного стола, Иван Иосифович оглянулся и прошелестел, машинально крутя перед собой розовую пятипалую океанскую раковину, используемую вместо пепельницы. - Такая ситуасия, дорогой. Вы что, уходите из семьи?
- Из какой семьи? - поморщился Алексей Александрович. - Из семьи братских народов - нет.
Намек на уезжающих за границу смутил директора, по его лицу прошла тень, но он заставил себя отечески улыбнуться. Мол, перестань валять дурака.
- У меня на днях была ваша жена. Замечательная, между прочим, женщина.
- Знаю. Что замечательная.
- Плачет.
- Я тоже. Иногда, - отвечал Алексей Александрович, внутренне зверея: вот уж не ожидал от Брони, что пойдет по начальству. С ее-то гонором. - Ну есть некие трения. Но из трения рождается огонь, Иван Иосифович? - Фраза получилась пошлая, но не обсуждать же с ним всерьез то, что происходит дома.
Впрочем, директор обрадовался шутке - шепотом посмеялся, кивая лысой головой, показал большой палец. И снова озабоченно засверкал очками, оглядывая завлаба, как будто давно его не видел.
- Но вы же не собираетесь рушить ячейку? Я к чему? С нынешнего года страны известной вам шенгенской группы ужесточают въезд... Не очень, например, жалуют холостяков... А я собирался командировать вас в Италию, во Флоренсию. Там биологи Европы поговорят о спасении рек.
Он что, решил пошантажировать? Или это Бронислава пригрозила, что напишет письмо куда-нибудь? Но даже если напишет, кого это нынче встревожит? Не в посольство же Италии она будет писать?
- Нет, нет! - Директор улыбнулся неправдоподобно белыми зубами, которые привез из Америки минувшим летом. - Это касается лишь отношения в нашем кругу. Желающих много, появляются аргументы. Некто может сказать: он пьет, не запьет ли там... Не хотелось бы из-за сущей мелочи ослаблять делегасию. Между нами, тет-а-тет... Дело даже не в экологии. - Для вящей важности он глянул на дверь, обернулся к окну. - Есть большой шанс участвовать в проекте французов "Марсианская миссия". Это очень хорошо, что вы подключили лабораторию к проблемам БИОС. Как вы знаете, французы практически не участвуют в МКС. Так получилось. И вот, в порядке компенсасии, так сказать, в обход, они хотят совершить прорыв... И наши опыты по замкнутой системе жизнеобеспечения тут в самую жилу. Понимаете?
- Кто еще с нами? - спросил Алексей Александрович, чтобы прикинуть, не оберут ли сибирский институт умные москвичи.
- Имбэпэ. - Имелся в виду знаменитый Институт медико-биологических проблем. - Проконтролируем. Единственное там запрещено - опыты с генной модификасией. И с радионуклидами тоже. Но нам не особенно надо, так?
"Он тоже поедет, - размышлял Левушкин-Александров. - И я буду пристегнут к нему, как паж. Тоже ведет себя, как Белендеев. Но суть не в этом: для себя новой идеи пока не вижу".