ереминаясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам. Наверное, боялись встретиться со мной. А я, став в их глазах злобным демоном, пряталась в нашем с Касси спальном закутке и боялась лишний раз вздохнуть. Мне дела не было до осуждающих взглядов соседей или бранных слов в мой адрес, но я видела печаль в глазах мамы и не хотела ее расстраивать.
В мой пятнадцатый день рождения мы были дома втроем. Мама приготовила рисовый пирог и заварила ароматный чай из малиновых листьев. Касси очень изменился. Мой брат вытянулся, в детских округлостях лица пробивалась взрослая мужественная грубость, и, хотя ясные карие глаза по-прежнему горели любопытством, я все чаще стала замечать в них осознанную задумчивость. Он начал рассуждать уверенно, с достоинством мужчины, которого так не хватало нашей семье. А ведь ему было всего девять лет!
Мы ели пирог под рассказы брата о занятиях в школе и работе в полях. Еще несколько лет назад он жаловался на сверстников, которые злословили о моем отце, ругался на них и распинался о планах мести. Мама расстраивалась, даже злилась и каждый раз просила его замолчать. А ночью, когда мы засыпали и Касси убеждал меня, что скоро вырастет и поставит всех на место, я сама просила его не связываться с ними и больше не поднимать эту тему при маме.
– Но почему, Рэй? Они обижают тебя! Да я им…
– Нет, Касси. Их больше. Подумай, что будет, если они перейдут от разговоров к делу…
– Уже перешли! – зашипел брат, с прищуром сверля взглядом россыпь шрамов на моей шее.
– Это ерунда! Вот если они решат выдворить нас из дома, куда мы пойдем?
Сейчас он уже год как не заговаривал об этом, заполняя частое молчание болтовней о буднях девятилетнего мальчика. Мы с мамой увлеченно слушали его и смеялись. И, наверное, со стороны выглядели счастливой семьей, но я знала, что времена искренней беззаботности потеряны навсегда.
Нет, мама никогда ни в чем меня не упрекала. Она не ввязывалась в споры с соседями, опасаясь, что ее, женщину без защиты мужчины, из злости могут проучить или, что хуже, выгнать из селения. А идти нам было некуда. Но я замечала, каким взглядом она отвечала на любое дурное слово в мой адрес и как она смотрела на меня, когда думала, что я не вижу.
Нет, она не винила меня, никогда не упоминала о том, как сильно разочарована моими пробудившимися способностями. Но с годами я все больше убеждалась в том, что мама сгорает. Бремя в моем лице, так неожиданно упавшее на ее хрупкие плечи, становилось непосильным, и я начала задумываться о том, чтобы покинуть семью.
Когда мы расправились с пирогом, мама неожиданно хлопнула в ладоши, наградив нас с Касси такой счастливой улыбкой, что мы даже удивились. Как давно она так не улыбалась!
– А теперь, наша взрослая Рэй, время подарка.
Касси засиял, тихо присвистнув, и напустил на себя заговорщический вид. Я была уверена, что он ничего не знал, но подыграла, не желая преуменьшать его значимость.
Мама открыла плетеный короб, в котором хранила свои нехитрые пожитки, и достала сверток, перевязанный золотистой веревкой. От волнения мое сердце забилось сильнее.
– Милая Рэй, дочка моя, я должна была вручить тебе это в день твоей свадьбы. Но я не могу больше ждать. Твой дар и твое проклятье – мы вместе справимся, – но с этим, я уверена, ты обретешь то, чего тебе сейчас недостает.
– И что же это? – прошептала я, таращась на сверток.
– Уверенность в том, что ты – очень важная часть нашего необъятного мира.
Слова мамы звучали у меня в голове, когда я трясущимися руками разворачивала сверток. В нем был костюм из хлопчатобумажной ткани синего цвета, состоящий из широкого короткого кимоно и штанов с завязками на щиколотках. Поверх лежали светлые кожаные шнурки, предназначенные для фиксирования объемных рукавов.
– Твой отец, кицунэ Хиро Кеноки, оставил мне это перед тем, как принял решение уйти на войну.
Затаив дыхание, я бережно разглаживала складки одежды, ощущая пальцами забытое тепло его тела и вспоминая, как он катал меня на спине, как, укладывая спать, утыкался носом в ухо и фырчал так, что становилось щекотно… Прижав сверток к груди, я прильнула к маме и обняла ее так крепко, как только могла, роняя слезы на ее щеку. Со звонким смехом Касси бросился к нам и тоже обнял.
– Надень, сестренка, надень!
Я не успела ответить. Дверь в хижину распахнулась, и мы испуганно уставились на нежданного гостя. Я не сразу смогла рассмотреть молодого мужчину с растрепанными волосами, потому что уже стемнело, а в нашей хижине горела лишь одна свеча. Кажется, это был сын швеи Амиры, что жила в начале улицы.
– Айка-чан, простите… – Он спешно поклонился до самой земли. – Мой друг Ситоку… на него напали!
Мы с Касси переглянулись. Быстро сжав мое плечо, мама подошла к гостю.
– Чем я могу помочь, господин Исаму?
– Не вы…
Он неожиданно посмотрел на меня.
– Внутри Ситоку демон. Он целый день пропадал в лесу, а как вернулся… Все повторяется. Как с Ашимару. Рэй, – от звука своего имени я вздрогнула, – пожалуйста, помоги!
Глаза его расширились, сделались круглыми, как монеты, от частого дыхания грудь резко вздымалась. Случившееся с Ситоку – знак свыше, не иначе! Мама была права: я – важная часть этого мира. Если я помогу Ситоку, то жители нашего селения вновь примут меня и маме больше не нужно будет бояться за наш кров.
Все вместе мы прибежали в хижину Исаму. Бедный Ситоку извивался на соломенном полу, царапая себе грудь сквозь изодранную рубаху. Его глаза закатились, обнажив белки, изо рта текла слюна. Вокруг него суетилась сгорбленная женщина. Я не разглядела ее лица, да и времени на это не было. Сразу бросилась к Ситоку, села на колени и схватила его за запястье, высматривая местоположение тени.
– Потерпи, дружище, это Рэй. Помнишь Рэй? Как она помогла Ашимару? Она и тебе поможет, – успокаивал его Исаму.
– Лисица Рэй, – зашипел демон губами Ситоку. – Сладкая Рэй.
Тень резвилась прямо посередине его груди, и я почему-то поняла, что она стремится к сердцу. Не раздумывая, резко ударила пальцами, уверенная, что сразу схвачу демона за хвост, но ничего не получилось. Ситоку изогнулся, зашипел, а я вскрикнула от боли и отдернула руку, испуганная неожиданным открытием: демон уже обхватил его сердце, и если бы я дотронулась до него, то непременно умерла. Я не смогла бы объяснить, откуда узнала это, и только много лет спустя поняла, что в тот момент во мне проснулось чутье Странника – проклятье, которое целое столетие будет вести меня по жизни.
– Рэй, в чем дело? Почему ты остановилась? – нервно вопрошал Исаму.
– Я… простите, я уже не смогу ему помочь. Слишком поздно.
Я поднялась на ноги и отошла к маме и Касси.
– Не хочешь ему помогать? – зло прорычала женщина.
– Мама, подождите! Рэй, это же мой друг! Если я обидел тебя когда-нибудь, прости. Пожалуйста, прости. Но это же не повод дать ему умереть. Посмотри, он же мучается!
Исаму с мольбой и недоверием таращился на меня, а я растерянно мотала головой из стороны в сторону под тихий издевательский цокот одержимого демоном Ситоку.
– Хочу. Но не могу!
Я выскочила из хижины и бросилась к дому. Сердце колотилось как сумасшедшее. Понимая, что оставила бедного Ситоку умирать (а он непременно умрет – я это знала, стоило только пальцам приблизиться к сердцу), я тем не менее ужасно испугалась выводов Исаму. Он решил, что я не хочу помогать, потому что обижена на него! Боги, я не могла в это поверить! Они мучили меня последние шесть лет! Не замечали, обзывали, терзали сплетнями мою несчастную мать, заставили Касси придумывать планы мести. Касси! Моего прекрасного, доброго, отзывчивого брата! Сволочи! Но я ни разу ни на кого даже зло не посмотрела! Сидела в хижине, боясь пискнуть. Молилась, чтобы они и вовсе забыли о моем существовании – лишь бы перестали изводить мою семью!
А что теперь? Когда Ситоку умрет и демон подчинит своей воле его тело, Исаму и его мать расскажут всем о том, кем я не являлась, но кем они сами меня захотели назвать.
Бежать. Нужно бежать отсюда. Это единственный способ защитить маму и брата.
Влетев в хижину, я схватила сверток с одеждой отца и стала озираться по сторонам, соображая, что еще мне могло пригодиться.
– Рэй, милая! – окликнула мама.
Запыхавшиеся, они с Касси стояли на пороге. В глазах брата застыли слезы.
– Я должна уйти, – взмолилась я, прижимая к себе сверток. В горле защипало.
– Нет, сестренка! – крикнул брат и бросился ко мне, но мама схватила его за руку. Надломившимся голосом она сказала:
– Иди. Укройся в темном лесу, с западной стороны. Я навещу тебя, как только смогу.
Мы несколько минут смотрели друг на друга, молчаливо обмениваясь отчаянными словами любви. Как жаль, что все эти годы я их не произносила! Как жаль, что считала себя обузой и своими признаниями не хотела лишний раз тревожить бедное сердце матери. Я решила, будто она не сможет ответить мне взаимностью…
Я так любила ее!
Касси мужественно вздохнул, быстро собрал со стола остатки рисового пирога, завернул в бумагу и протянул мне.
– Ничего не бойся, – твердо сказал он.
Мои губы затряслись. Брат прильнул ко мне и крепко обнял за талию.
Помимо теплых слов, которые я утаивала от матери, я жалею лишь об одном: что то наше расставание было не последним. Если бы я додумалась уйти дальше, если бы решилась ради блага моей семьи навсегда покинуть родные края, я бы по сей день могла с нежной грустью вспоминать их лица. Я бы не застряла в темноте.
Я добралась до леса, в котором спустя сто лет мы с хого и его спутниками бродили в поисках Мидори, еще задолго до рассвета. Бежала так быстро, как не бегала никогда раньше. Мой слух обострился до предела, зрение стало орлиным. Я слышала крики за спиной и, оглядываясь, видела отблески пламени. Исаму не стал ждать смерти друга. Он рассказал о случившемся сразу, поднял на ноги всех мужчин и даже кое-кого из женщин, и все они пустились за мной в погоню, размахивая огненными факелами.