нужны и где что собирать. Теперь несколько ночных часов мы проводили за собирательством, а пока светило солнце, я сортировала их: избавлялась от гнилых листьев, связывала ароматные веточки сэри[14] в пучки и крепила на специальной веревке под потолком, тонкими ломтиками нарезала дайкон[15] и помещала его в маленькие соломенные чаши. Кена также научила меня незамысловатым мелодиям, которыми всегда сопровождала работу. Поначалу я только запоминала, отмалчиваясь, но со временем и сама начала петь. Мне нравился этот спокойный труд. Да и с моим обострившимся обонянием ощущать ароматы трав было волшебно. Но мне хотелось дать работу разуму – чтобы отвлечься от постоянных воспоминаний о случившемся. В первые дни при любом удобном случае я старалась расспрашивать Дороши о чем угодно – пусть говорит о соседях, о своей жизни, лишь бы говорила, а мне было что слушать.
Иногда заглядывала Кена, и я погружалась в ее мир, узнавала о работе жриц, о ритуалах и службе в храме. Она любила то, что делала. Особенно свадебные церемонии. Когда Кена рассказывала о них, ее глаза горели. Лишь одной темы она избегала – о господине. Несложно догадаться, что юная жрица неровно дышала к нему, и я, конечно, каждый раз разгоралась все большим любопытством. Вот бы хоть издали увидеть его, чтобы понять, кто он такой – этот демон, пленивший служительницу храма и воздвигший такую великолепную иллюзию. Но когда наступало время сна, мысли о таинственном Хэджаме, Янтарном озере и белых башнях улетучивались, и на смену им приходили сны о Касси.
Его тяжелое предсмертное дыхание на ладони я ощущаю до сих пор.
Минуло лето, и незаметно прошла добрая часть осени. Деревья сбрасывали листву, от частых дождей дороги размыло. Я уже выходила на улицы днем, пряча голову под соломенной касой[16], привыкла смотреть себе под ноги и искусно прятать глаза, если мне нужно было ответить кому-то из прохожих. Кена сделала все, чтобы оградить меня от внимания жителей деревни. Сказала, что я сирота, дочь троюродной сестры Дороши, скончавшейся от чахотки. Что после утраты матери я немного повредилась в рассудке, сторонилась людей и практически перестала говорить, предаваясь своим грустным мыслям о потере.
Так я и стала местной дурочкой.
В деревне Кену уважали и к ее рассказу отнеслись с доверием. Но иногда нет-нет да кто-то из молодых и засматривался на меня, словно пытаясь углядеть то, что я прятала.
Одним особенно холодным днем, перед закатом, я несла корзину с поздними яблоками к дому поварихи Саюки. Руки дрожали от мороза, хоть я и обернула их краями своего теплого плаща, который раздобыла для меня Дороши у одной из подруг. Корзина была большой, и я подхватила ее под дно и прижала к себе. Шляпа то и дело спадала на глаза, и я с трудом различала, куда иду. Улица была пуста. Рыбаки уже успели вернуться и сортировали рыбу дома, женщины работали внутри. И вдруг на моем пути выросли три фигуры. Я даже шаг не замедлила, думала, что пройду, как обычно, но вдруг сильная рука грубо схватила меня за локоть. Я едва не выронила корзину.
– Как там тебя, Рэй, да?
Я силилась опознать нападавшего по голосу, но от страха сердце так сильно забилось в груди, что удары отдавались в голову и путали все мысли. Что им нужно от меня?
– В деревне поговаривают, что ты одержимая.
Я сильнее прижала к себе корзину и опустила голову так низко, что подбородком уткнулась в грудь.
– Отвечай, что молчишь!
Другой мужчина, по голосу молодой, толкнул меня в плечо, и за спиной раздался смех. Я не успела отреагировать, как чья-то рука сорвала шляпу, и мои короткие светлые волосы в ту же секунду подхватил холодный ветер.
– Да ты глянь какая! Что с тобой? Чем ты болеешь?
Они стояли вокруг меня – не такие большие, как мне показалось изначально. Возможно, если бы я выпрямилась, то была бы даже выше. Но в тот момент я и не думала состязаться с ними в росте, да и вообще оказывать сопротивление. Мне было страшно. Боги, мне было так страшно, что по спине заструился пот!
И я резко бросила корзину одному под ноги и, ловко проскользнув между двумя другими, помчалась что есть мочи в сторону озера. Если надо, нырну в воду, поплыву и замерзну насмерть – так я тогда думала! – лишь бы никто не трогал меня.
Но они даже не побежали за мной. Кажется, кто-то из них что-то крикнул вслед, я услышала смех, а потом все стихло – только ветер свистел в ушах. Добежав до озера, я с трудом отдышалась. От бега стало жарко, лицо пылало.
Я опустилась на камень и, натянув капюшон, уставилась на белоснежные башни замка Чироши. На самом деле в тот день из-за сильного тумана их почти не было видно, но я так часто рассматривала их, что знала наизусть каждую деталь.
От холодного ветра в груди кололо. Но я дышала глубоко, словно каждым вдохом напоминая себе, что все еще жива. И вместе с тем другие мысли одолевали меня – пожалуй, впервые с тех пор, как я поселилась у Кены и Дороши.
Что осталось от меня? И кем я была?
Однажды я напросилась с Кеной в храм и долго стояла на коленях перед святилищем, не смея взглянуть на статную лисью голову. Я молила Инари посмотреть на меня, молила послать хоть какой-то знак, дать весточку, что с мамой все хорошо, а я все правильно делаю. Хотела услышать, что голос Касси, который зовет меня по ночам, скоро смолкнет. Мне просто хотелось знать, что рано или поздно, если я буду смиренной, в награду получу капельку покоя. Но Инари осталась глуха к моим мольбам.
Ночами я жила в прошлом, перемещаясь из солнечного детства в день, когда убила Касси, а днем… днем меня просто не существовало. До этого момента мне казалось, что так и должно быть, что так правильно. Уж лучше пусть меня не замечают (ведь этого я желала в последние годы в родном селении!), чем боятся или снова проклинают. Но неужели я была настолько наивна, что рассчитывала провести так всю жизнь? Эти трое мужчин лишь начало. Найдутся и другие. И что потом? Снова бежать?
По янтарной поверхности озера пронеслась волна, и вода зашлась рябью.
Может, и правда утопиться, потому что – ну что я могу?
И все же я никогда всерьез не думала свести счеты с жизнью. Что-то во мне горело. Что-то жаждало остаться на этом свете. Если все в мире взаимосвязано и ни одно существо не рождается без причины, зачем же я понадобилась ему? Мне хотелось знать.
– Я все думал, зрение меня подводит. Но нет же, вот ты снова здесь.
Слова прозвучали так неожиданно, что я вскочила на ноги и инстинктивно опустила капюшон на лицо.
Кто-то стоял передо мной. Я могла рассмотреть только полы голубого кимоно – такого длинного, что из-под него едва выглядывали белоснежные носы шелковых туфель.
Короткое столкновение с тремя мужчинами так вымотало меня, что я готова была разрыдаться и на коленях просить позволить мне уйти, но незнакомец неожиданно подошел совсем близко, сбросил капюшон с моей головы и поддел пальцем подбородок, вынуждая посмотреть на себя.
Я точно помню, что открыла рот, но возглас все же сдержала. Его глаза – невероятно яркие, хрустально-голубые, с кошачьими зрачками – излучали любопытство, смешанное с чем-то, во что я сначала не поверила и приняла за удивление. Но нет, это был восторг. Он смотрел на меня так, словно только что нашел нечто очень ему нужное, но, казалось, безвозвратно потерянное.
А я не могла отвести от него глаз, лишившись дара речи.
До этого момента я только однажды видела человека из высшего сословия. Мне было года четыре, не больше, когда в нашей деревне случайно оказался заблудившийся экипаж. Тот господин был низкорослым, с обвисшей на шее кожей, в расшитом золотыми нитями шелковом кимоно, которое обтягивало солидный живот. Взгляд его маленьких глаз был презрительным. И тогда я подумала, что именно так выглядят все знатные люди.
Услышав от Кены о господине Хэджаме, я тут же вообразила того противного человека. Но позже мне удалось хорошо разглядеть его, и то, что я увидела, противоречило моим представлениям. Он был стройным и высоким, с белоснежной кожей и румянцем на щеках. С первого взгляда лицо его казалось необычайно молодым и слишком утонченным для мужчины, но на смену этому тут же приходила мысль, что передо мой человек знатного рода, без привычной округлости щек и грубой челюсти, изящный, но вместе с тем наделенный какой-то необыкновенной мужественностью, подчеркнутой длинными темными волосами, собранными в низкий хвост блестящим красным шнуром.
Таким я увидела его впервые и таким видела всегда.
– И кто твоя мать? – спросил он, лукаво улыбнувшись.
– Моя мать… – Сердце у меня колотилось так сильно, что я даже собственных мыслей не слышала. – Человек. Если… если вы об этом.
Наверное, его позабавила моя растерянность, потому что он рассмеялся. Но этот смех не показался мне обидным.
– Ты знаешь, кто я?
– Да, господин.
Он молчал, и я решила, что мне нужно уточнить:
– Господин Хэджам, хозяин замка с белыми башнями на горе.
Он довольно кивнул и опустил руку. Мне бы следовало выразить ему почтение поклоном, но я лишь оцепенело пялилась на него, жадно поглощая взглядом великолепие господского облика. Он был демоном. Совсем не таким, как предатель Мацу и подобные ему рогатые существа из темноты. Если бы не кошачьи зрачки, я бы никогда не догадалась, что господин Хэджам не был человеком. Скорее он походил на благородного принца, отчего-то обратившего внимание на такую, как я.
– Замок Чироши. Чироши – это имя моего отца, Хэджам – мое. А вот ты кто такая?
– Рэй Кеноки, господин, – тихо сказала я. Мне стало неловко. – Просто Рэй. Я помогаю мико Кене и ее матушке в обмен на кров и еду.
– Просто Рэй, – задумчиво протянул он и прищурился, пристально разглядывая мое лицо. – Я бы хотел ближе узнать тебя, просто Рэй. Надеюсь, когда я в следующий раз навещу жителей этого прекрасного селения, ты все еще будешь здесь и мы поговорим.