– Завтра праздник в честь Сусаноо, нашего покровителя, – торжественно прошептала Мэйко. – Поэтому сегодня все легли спать пораньше. Кроме самых стойких. Пойдемте. Вы, верно, устали и проголодались с дороги. Ужин уже ждет.
Мэйко распахнула двери слева от нас. Мы оказались на пороге тускло освещенного зала под пристальными взглядами…
– Птицы? – выдохнул Коджи едва слышно.
Я часто заморгал, не веря глазам. В нос ударили аппетитные запахи – и на мгновение у меня закружилась голова. В последние дни мы толком не ели, и рот наполнился слюной. Я даже подумал, что от голода у меня начались галлюцинации.
Но нет же. Вот они сидели за столом, с мужскими и женскими телами, в одеждах – простых, как у меня и Нобу, или ярких цветастых кимоно, – с блестящими волосами и… птичьими лицами. Боги, что же это?..
Мэйко заливисто рассмеялась.
– Ну полно пугать наших гостей! Тэйго Махуна, прекратите маскарад.
Тот, кто сидел ближе всех ко входу, поднес руку – обычную человеческую руку – к голове и… С моих губ сорвался нервный смешок. Да это же маска! Вот все они сняли их, и я смог разглядеть самые обычные лица. Тот, кого Мэйко назвала Тэйго Махуна, тоже оказался защитником. В тусклом свете на его щеках мерцали знаки божеств – Сусаноо, бога ветра, как у Нобу, и еще один – отметина Аматэрасу, богини солнца, а могучую шею обвивала черная татуировка – замысловатая лиана из листьев. По обе стороны от него сидели до боли похожие друг на друга девушки: с блестящими черными волосами, в ярких розовых кимоно, но у одной из них была рассечена губа – от носа до подбородка. Напротив них расположились двое мужчин. Один, наверное, мог быть ровесником Такимару. В его темных волосах проглядывала седина, а на лбу залегли глубокие морщины, словно от частого недовольства или сомнений. Второй же был гораздо моложе, с глубокими темными глазами, подозрительно изучавшими нас, с блестящими серьгами-стрелами в ушах и вороными волосами, заплетенными в толстую косу. Как я потом узнал, звали его Хэру, и он был родным братом покойной бабушки Мэйко. Никогда не перестану удивляться тому, что годы не властны над внешностью этих отродий.
В центре зала на татами стоял большой низкий стол – узкий и вытянутый, в окружении цветных шелковых подушек. Мэйко представила нас и пригласила занять места. Я опустился на колени рядом с Хэру, лицом ко входу, Коджи сел напротив. Одна Рэйкен осталась стоять у дверей – на вид спокойная, но рыжие глаза метали тревожные молнии.
– Что привело вас к нам? – спросил Тэйго, обращаясь ко мне.
– Полно, дорогой, – мягко сказала Мэйко. – Дай гостям утолить голод. Разговоры подождут. – И тут же шепнула Коджи: – Попробуй тофу, наш шокунин[21] добавляет к нему соевый соус и пряности.
Племянник расплылся в глупой улыбке и потянулся палочками к тарелке.
– Нам нужно безопасное место, чтобы… – я вдруг запнулся. То, что Рэйкен может проходить в другие миры – это нормально для демонов?
– Моя сестра погибла, – подхватил Коджи, поднося палочки с кусочком тофу к носу. Он глубоко вдохнул и снова улыбнулся. – И нам нужно выяснить обстоятельства ее смерти. Мы обратились за помощью к Рэйкен. Она… – племянник оглянулся на нее, и Рэйкен кивнула, – она – Странница. Вы же… вы знали?
– Как же, Странница.
Рядом с Рэйкен возник мужчина – совсем старик, лицо в морщинах и шрамах, почти лысый, с перекошенной челюстью. Он гневно глядел на нее. Скрестив руки на груди, Рэйкен вскинула бровь.
– До последнего не верил, Мэйко, что ты пустишь ее сюда, – выплюнул мужчина и, презрительно оглядев нашу спутницу с ног до головы, заковылял к столу.
Птичья принцесса глубоко вздохнула и покачала головой.
– Горо Изаму. – Старик поклонился нам и сел за стол, скрестив ноги. Как ни в чем не бывало он подтянул к себе тарелку с лапшой.
Мы с Коджи переглянулись. Мэйко взглядом пригласила Рэйкен присоединиться, но та проигнорировала ее и хмуро уставилась на Горо Изаму.
В обеденной комнате повисло напряжение. Птичьи духи украдкой поглядывали на нас, и их демонические глаза светились оценивающим любопытством, словно мы диковины какие-то. Подумать только, ну кто здесь потусторонний – мы или они? Аппетит пропал, но я не хотел обижать Мэйко и заставлял себя жевать.
– А в чем, собственно, проблема? – вдруг спросила Рэйкен. – Изаму-сама, что же вы так долго молчите? Я уж боюсь сесть за один стол с вами – вдруг вы ненароком воткнете мне палочку в глаз. Уважьте любопытство, расскажите хотя бы за что.
Мэйко обреченно вздохнула, Нобу стиснул челюсти и стрельнул в Рэйкен недовольным взглядом.
– Я и не сомневался, что ты не вспомнишь меня, – фыркнул Горо Изаму с набитым ртом. Он тщательно прожевал кусок и тут же отправил палочки за следующим. – А Юрико? Юрико помнишь? Ты позволила ей попрощаться со мной, прежде чем убила.
На мгновение губы Рэйкен дрогнули.
– Что молчишь? – Изаму взглянул на нее с наигранной веселостью. – И ее не помнишь? Ну еще бы. Она одна из многих, кого ты обманула.
– Горо, ты обещал! – прошипела Мэйко.
– Да я же ничего не делаю, милая. Только знать хочу, что она чувствовала при этом. Ради чего. Если душа моей матери послужила благому делу, конечно, почему бы и не пожертвовать. Но ты взгляни на нее. – Старик хоть и храбрился, но руки его дрожали. Он отложил палочки и впился взглядом в Рэйкен. – Оборванка. Наглая, лживая. Стоит тут, как у себя дома! И даже не помнит ее! Могла бы соврать!
– И о чем мне соврать? Какая правда вас устроит? – вкрадчиво спросила Рэйкен. Ее губы тряслись, и это был не гнев. А страх или, может, что-то другое? Я испугался, что она даст волю слезам, и вдруг по-настоящему пожалел ее. Уж не знаю, что там случилось, но мне совершенно не хотелось, чтобы этот старик нападал на нее.
– Как здоровье, Изаму-сама? – продолжила Рэйкен. – Сердце не тревожит? Не тревожит, видимо, раз дожили до таких лет.
– Да как ты смеешь! – Старик ударил кулаком по столу. Хэру ощутимо напрягся. – Я ее не просил меня спасать. Да, болел, да что толку? Она свою жизнь положила за мое здоровье, а могла бы отпустить меня! Это все ты! Ты, гадина, науськала…
– Хватит! – крикнул я и воткнул палочки в тарелку с рисом[22].
Девушки-близняшки одновременно охнули, и взгляды всех вокруг с ужасом обратились ко мне. Я несколько раз сжал и разжал пальцы, пытаясь унять гнев.
– Мэйко, благодарю за гостеприимство, но мы уходим.
Коджи растерянно смотрел то на меня, то на птичью принцессу.
– Вставай, – бросил я ему, поднимаясь на ноги. Племянник подчинился.
– Да сиди ты, – подал голос хого Нобу. – Мы рады видеть вас с Коджи, Шиноту Кеноки. Вопросы только к ней.
Взглянув на Рэйкен, я опешил – столько чувств смешалось на ее лице. Она таращилась на меня, удивленная и растерянная, и гневный огонь в глазах уступал место недоверию. Что я сделал не так?
– Мы пришли вместе, – справившись с секундным замешательством, твердо сказал я Нобу. – Рэйкен здесь из-за нас. Если вы не можете принять ее, значит, мы тоже уйдем.
Мэйко наградила Изаму таким свирепым взглядом, что разгневанный старик сдался и, поднявшись, поклонился мне.
– Оставайтесь, Шиноту-сама. Вас мои страдания не касаются, да и забыть все давно пора.
С этими словами старик проковылял к выходу. Мэйко широко улыбнулась нам, и все как ни в чем не бывало вернулись к трапезе. Но внутри меня все клокотало от необъяснимого гнева. Извинившись, я вышел наружу и, зажмурившись, подставил лицо теплой ночи.
– Он болел, его сердце отказывало, – тихо сказала Рэйкен за моей спиной. – Его мать, Юрико, отдала свою жизнь за жизнь сына.
– Понятно. – Я пошарил по карманам в поисках трубки и табака. Жизнь за жизнь. Нет, черт возьми, я не понимаю. – Не понимаю. Убийца ты или спаситель?
– Смотря для кого. Всегда есть тот, кто жертвует, и тот, кто об этой жертве не просит.
– Понятно, – отстраненно повторил я, затылком чувствуя ее близость. По коже пробежали мурашки. Руки коснулось что-то мягкое. Вздрогнув, я опустил взгляд и увидел прядь белоснежных волос, бившуюся о пальцы.
– Спасибо, что заступился. Это было неожиданно и очень грубо, конечно, но все же…
– Меня воспитали крестьяне. Откуда у меня манеры?
Рэйкен вздохнула. Я наконец нашел трубку во внутреннем кармане хаори и принялся набивать ее табаком.
– Значит, ты умеешь лечить смертельные болезни?
– Не умею.
– А как же…
– Мой покровитель, ёкай из леса. Магия его контракта: душа в обмен на желание. Просто так это не работает, или…
Рэйкен что-то буркнула себе под нос и замолчала. Я раскуривал трубку, задумчиво всматриваясь в темное небо. Другой мир и другие правила. Валюта, о которой страшно подумать. Иные ценности, иное восприятие. И мои племянники, родные они или нет – неважно, но они – часть этого мира. Хотя, может, еще не поздно? Может, мне удастся вытащить хотя бы одного?
– Хого, – тихо позвала Рэйкен, и прядь ее волос коснулась моей шеи.
– М-м?
– Анда, жена Такимару… Как она умерла?
– Тихо. Ночью. Сгорела от тоски по мужу.
– Сгорела… – глухо откликнулась Рэйкен. Я услышал шорох, а когда обернулся, ее уже не было – лишь пустая площадь и отблеск озерной воды.
И снова я ощутил уверенность, что она знала Такимару. Но как? При каких обстоятельствах? И зачем ей это скрывать? Я пытался представить брата рядом с Рэйкен, но у меня не получалось. Он презирал демонов, не принимал иной магии, кроме силы, которой наградила его природа, и я не мог вообразить, что должно было случиться, чтобы Такимару хоть словом обменялся с такой, как Рэйкен. Но что тогда? Что, черт возьми, так гложет меня?
Вскоре ужин закончился, и девушки-близняшки проводили нас с Коджи в спальни. Моя оказалась на втором ярусе, вверх по узкой каменной лестнице. Не такая просторная, как в поместье Сугаши, но теплая и чистая – а больше ничего и не надо. Окна выходили на внешнюю сторону. Для меня уже была приготовлена свежая постель: пол покрывали темные татами, а в центре лежал мягкий футон, застеленный тонким одеялом. Невообразимая роскошь. В углу слева стоял небольшой лакированный комод, на котором лежала стопка свежей одежды, а у другой стены – деревя