Рэй взмахнула рукой так резко, что веер выпал, а высокие подошвы ее окобо[28] зацепились за камень, и она упала на колени. Я не спешил помогать – хотел посмотреть, как она злится, но девчонка с невозмутимым видом сбросила обувь, сняла носки, и впервые ее острое лицо озарила довольная улыбка.
– Только Соре не говорите, – шепнула она, поднимаясь.
– Наш секрет. – Я кивнул и, опустившись на траву, решил перейти к делу. – Хэджам рассказал мне, что случилось с тобой в родной деревне.
Рэй вздрогнула и смущенно потупила взгляд.
– Ты можешь чувствовать существ внутри людей и проникать под кожу – это впечатляет. А знаешь, что я могу?
Девчонка резко взглянула на меня, и в глазах вспыхнул огонь.
– Могу, когда захочу, посетить мир мертвых.
– Мертвых? – эхом откликнулась она, да так и осталась стоять с открытым ртом. Солнце играло с ее белоснежными волосами, насыщало их золотом, окутывая долговязый силуэт гипнотическим свечением. Я несколько раз моргнул.
– Это мой мир, я там живу. Хочешь посмотреть?
Мы встретились на закате на окраине этого же сада, прямо у обрыва. Рэй вышла босая, в легком летнем кимоно. Я же предстал в истинном облике, не изменяя трости и объемному плащу, который при надобности в два счета мог скрыть мой гигантский собачий силуэт. Девочка замерла, глаза ее расширились, а затем она оглядела меня с ног до головы и даже чуть согнула колени, пытаясь заглянуть под плащ, но в самый последний момент смущенно выпрямилась и опустила голову.
– Хвост тоже есть, – ухмыльнулся я. – Но больше так не делай. В замке часто появляются такие, как я, и еще много кого другого. Разглядывать неприлично.
– Простите. А я смогу превращаться?
– Не думаю. Не всем дано изменять облик.
– А-а-а, – протянула она, вмиг потеряв интерес и к моему облику, и к своему вопросу.
– Иди сюда.
Рэй подчинилась. Встала напротив меня и пронзила нетерпеливым взглядом рыжих глаз. Пыталась казаться смелой и на все готовой, и только пальцы, неустанно теребившие край кимоно, выдавали истинные чувства.
– Чтобы попасть в другой мир, нужно отворить замок. – Я поднял мохнатую ладонь и выставил указательный палец, направив коготь в ее глаз. – Во вселенной сотни, десятки тысяч миров, и для каждого – свой ключ. Увы или к счастью, но за пределами этого мира мне доступна только одна дверь – в Ёми. Но эту дверь я знаю очень хорошо, как самого себя, и могу открыть в любое время дня и ночи, в любом месте.
Я резко ткнул пальцем в пустоту, и Рэй отшатнулась. Я бы повредил ее глаз, если бы не преследовал иную цель: фаланга исчезла, растворилась и со стороны казалось, что у меня и вовсе нет пальца. Девочка вытаращилась, сглотнула и на несколько секунд замерла, а потом вдруг опомнилась и медленно обошла меня, приблизила нос к пальцу, нагнулась, осмотрела со всех сторон, и ее губы наконец растянулись в восторженной улыбке.
– Как?
– Так же, как ты пробралась в тело бедолаги, которого спасала от гаденыша они.
– Но я не знаю, как это случилось.
– Не страшно, ты научишься. У каждой двери есть свои неповторимые границы, и, чтобы пройти из одного мира в другой, а потом вернуться обратно, нужно сначала изучить их. Запомнить пороги. Идем.
И, не дожидаясь ее реакции, я обхватил Рэй за талию, прижал спиной к себе и скользнул в темноту. Ушей коснулся сдавленный стон, на мгновение пространство вокруг утонуло в небытие, а потом резкий затхлый запах ударил в нос.
– Такого не может быть… – прошептала она, оглядываясь по сторонам.
Мы стояли на окраине мира мертвых, в месте, куда попадали неупокоенные души – бедолаги и глупцы, обманутые и обездоленные, обиженные на весь свет самоубийцы, жертвы разбоя и все, кто не смог принять смерть. Их расплывчатые образы, тусклые и дырявые, струились по желтым водам в речушках, раскинувшихся вокруг нас. Большие и маленькие, узкие и широкие – хаотичное сплетение течений, уносившее своих жертв во все стороны. Вдалеке виднелись темные кроны высоченных деревьев, подпиравших ночное звездное небо. В той стороне начиналась другая часть Ёми – светлая и живая, лишенная стонов. Там царил покой. Туда попадали те, кто умер с миром в душе и на сердце, кто заслужил упокоение.
Я поведал об этом Рэй. Она заинтересованно кивала, медленно кружа на месте. Даже не смотрела на меня – зачарованно глазела по сторонам, вглядывалась вдаль, изучала жухлую траву под ногами и перебирала пальцами в воздухе, словно хотела ухватиться за темноту, но никак не могла нащупать порог.
– Как? – повторила она вопрос, которым задалась на обрыве у замка. – Как?
И я вдруг понял, что это был вовсе не возглас восхищения. Ах, как ты это сделал! Великолепно! Чудесно! Магия! Нет. Тогда и сейчас она спрашивала об одном: как мне научиться этому?
Уже позже я убедился, что в этом и была суть Рэй Кеноки. Ты мог показывать ей чудеса, от которых захватывало дух любого смертного, но она оставалась безучастной, и только если эти чудеса были нужны ей, если она решала, что хотела обладать такой силой, – только тогда ее глаза загорались неподражаемым блеском, только тогда лицо пронзало неподдельное любопытство.
А я, дурак, угодил в эту прозаичную ловушку. Позволил сердцу трепыхаться – как самый глупый человек! Стал зависимым от восторга, преображавшего ее юную, неоформленную красоту, и далеко не сразу понял, что это неподдельное восхищение было направлено не на меня, а на те знания, которыми я обладал и мог поделиться с ней.
В ту ночь я познакомил Рэй с материей мира Ёми. Держал ее руку в своей и старательно направлял пальцы в темной пустоте. Затаив дыхание, она внимала каждому моему слову, считывала каждое, даже едва заметное движение, а я ловил себя на том, что улыбаюсь. Каким-то образом эта маленькая, ничего не ведающая девчонка заставила меня почувствовать такую важность! Словно я внезапно стал центром вселенной.
Что ты такое? В чем твой секрет?
Рэй высвободилась из моих объятий и попыталась сама найти дверь, но так же, как и в случае с веером, движения ее были резкими и лишенными грации. Действовала она слишком быстро, и пальцы просто не успевали ухватиться за невидимую опору, а однажды и вовсе пробили в незримой темноте брешь, из которой сочился незнакомый розовый свет.
– Ты научишься, – снисходительно заверил я, цепляя когтями края бреши.
Она тяжело вздыхала, хмуро наблюдая за тем, как дверь в неопознанный мир затягивается, а потом брала меня за руку и мы пробовали снова. Вместе.
– Если бы я так неосторожно действовала в случае с Ашимару, то оставила бы в его теле дыру, – буркнула она.
– Лучше дыра, чем они в теле.
– И то верно, – хмыкнула она. – А что это был за мир? Ну, тот, с розовым светом?
– Не знаю. Мне он недоступен.
– Значит, ты можешь перемещаться только сюда?
– Не совсем. Могу перемещаться в твоем мире куда захочу, из одного края в другой. А что касается других миров, то только в Ёми. Но ты… ты можешь найти какую угодно дверь, когда научишься управляться с этой.
– Правда? – Она резко повернулась и посмотрела на меня так, словно я в одночасье исполнил все ее желания.
– Конечно. Разве ты еще не поняла?
О-о-о, она поняла. Еще как поняла! Следующие две ночи я украдкой наблюдал за ее играми с темнотой на краю обрыва. Сосредоточенная, усердная. Пробовала снова и снова, пока наконец ее рука не провалилась в пустоту. Тогда Рэй на секунду замерла и вдруг смело шагнула вперед. Долговязая фигура исчезла, и вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом цикад. Но прошло совсем немного времени, и из темного небытия вновь показалась она. Девочка выглядела спокойной, словно и вовсе ничего не произошло. Она осмотрела свои пальцы и довольно улыбнулась, а потом вытянула руки вдоль туловища и поклонилась деревьям, за которыми я думал, что прятался.
Глава 2. Падение
Кошмары. Кошмары. Кошмары.
Касси тянет руки ко мне, кричит в темноте, отчаянно зовет, плачет.
Рэй. Сестренка! Забери меня! Мне плохо! Мне больно!
Я просыпалась от собственных криков, обливаясь потом, с трясущимися губами и залитым слезами лицом, и до самого рассвета ходила по комнате. Такими были первые месяцы в замке Чироши. Сора начала поить меня успокоительными отварами. Она, конечно, этого не говорила, но я сразу ощутила новые запахи. Женьшень и лимонник. Ну и пусть. Эти кошмары вытеснили все прекрасное и светлое, что хранила память о брате, оставив после себя только голую правду – убийство и то, что я была ему виной. Мне хотелось забыться, хотелось погрузиться в новую жизнь, улыбаться, вкушать магию, окружавшую меня. Но все, что я видела, – это перекошенное от страха и гнева лицо Касси.
Я вела себя тихо, во всем слушалась Сору. Мне нравилась эта изуродованная ханъё. Она была грубой и хмурой, но первое время меня это даже радовало. Я наивно полагала, что раз Хэджам взял меня в свой дом, значит, он будет рядом и нас ждет много часов вместе. Я так хотела узнать его! Но Хэджам исчез в тот же вечер, а я осталась на попечении нелюдимой дикарки. Мне было проще молчать и делать то, что говорили, лишь бы отвлечься от глупых мыслей.
Но однажды после очередного кошмара Сора прибежала ко мне. Обычно она не реагировала или просто заглядывала в спальню, убеждалась, что никто не умер, и сразу уходила к себе. Так и говорила: «Ну, раз никто не умер…» Но в ту ночь отчего-то решила остаться. Села рядом, на полу, сунула в мои трясущиеся руки глиняную пиалу с чаем. А я начала говорить. Не знаю, как так вышло. Слова лились из меня нескончаемым потоком. О маме, о Касси, о том, что случилось в деревне, и о том дне, когда мама попросила уйти. И в какой-то момент Сора развернула меня к себе и обняла – коротко и резко, но так сильно, что даже стало больно. В этом грубом объятии чувств было больше, чем во всей моей жизни.
– Ты на мать не гневайся, – пробурчала она, по привычке покусывая изуродованную губу. – Она тебя не выбрала, потому что не знала, как правильно любить такую. Если бы знала – выбрала.