Сердце тоскливо заныло. Поджав губы, я смотрела вдаль, на синюю гладь озера в окружении сочных зеленых лесов, и невольно представляла своего друга среди деревьев.
Ты прав, здесь действительно хорошо.
– Ты поёшь? – ни с того ни с сего вдруг спросила Сора, выуживая из кармана лепешку.
– Пою?
– Ну, ты знала, что можно петь и получится заклинание? – Сора разломила лепешку пополам, взвесила на ладонях половинки и протянула мне ту, что поменьше.
– Нет. Это как же?
– Наверняка же господин говорил тебе про силу слов и все подобное. На самом деле эта магия доступна всем – и ёкаям, и ханъё, да хоть корове, если в крови той есть хоть одна капля потустороннего. Только большинство наших – взбалмошные, жаждущие власти и могущества, они не понимают, что вся сила у них уже есть – надо только кочан свой в порядок привести.
Я рассмеялась, откусив лепешку.
– А что? Это правда! – Сора тряхнула головой. – Когда у тебя каша в мозгах, никакая магия не будет подвластна. А когда в мозгах, душе и сердце гармония, открываются невероятные границы. Мне кажется, ты достигла гармонии.
Я пожала плечами. Мои мысли одолевали тревоги, а сердце рвалось разыскать мертвых – так себе гармония. Но Сора бы попусту языком не трепала.
– Когда ты появилась у нас, господин строго-настрого наказал не стричь твои волосы. Знаешь почему?
– Потому что они красивые?
– Ой, не зазнавайся, видали и краше, – фыркнула Сора, и я снова рассмеялась. – Когда существо обретает гармонию, когда принимает себя, оно становится единым целым и может управлять всем. Ты не замечаешь, как пальцы твои заостряются, как волосы пляшут не от ветра, а от того, что они – твое продолжение. Каждую частичку своего тела, все, что приникает к нему, – волосы, одежду – ты можешь использовать как оружие. Ты можешь управлять этим.
– Ого, – выдохнула я. Действительно, я неоднократно это делала, только неосознанно: иногда цеплялась прядями за невесомость, оказавшись в незнакомом мире, подобном тому, где обитал мой плащ, иногда обнимала людей в последние секунды их жизни, перед тем как исполнить контракт.
– Так и со словами. Когда ты спокойна, можешь направить свою силу в песни. Спой все что угодно, и это обретет силу. Ведьмы часто поют.
Сора откусила от своей половинки, пожевала, задумчиво глядя на то, что осталось в руке, и вдруг рассмеялась:
– Представляешь, всю жизнь была голодной. Ела и ела, но никак не могла насытиться. Но, – она размяла лепешку пальцами и выбросила крошки, – кажется, я наконец наелась.
Тот день я запомню надолго – последний день, когда мы с Сорой были вместе. Она словно ждала подходящего момента, чтобы передать мне эти простые знания, а потом умерла. Тихо, у себя в спальне. Ее уход был настолько неожиданным для меня, что я несколько дней проревела взаперти, пока опухшие от слез глаза не перестали открываться. Тогда я и узнала от Хэджама, как умирают ёкаи. Что это еще одна наша сила – «уйти, если устал». Душа наша бессмертна, но сердце можно остановить, повлиять на него, когда понимаешь, что пора.
Существо, достигшее гармонии разума, души и тела, способно управлять всем.
Даже собственной смертью.
Я вспомню об этом, когда покину замок Чироши и выберу медленную смерть в храме Инари. Вспомню о Соре и пойму, что мне тоже пора.
Но до этого дня пройдет еще очень много лет. В моем сердце поселится новая тоска по дикарке ханъё, и в память о ней я буду петь отважным людям, которые отдадут свои жизни ради спасения любимых. Я вспомню о Соре и в лесу Пойманных Душ спустя десятки лет, когда Кацу впервые услышит, как поют мертвые жрицы. Я буду помнить о ней в ту минуту, когда обниму Шиноту и прошепчу ему на ухо свой заговор.
Сора, моя Сора. Я знаю, ты нашла свой покой.
Это случилось за двадцать лет до моего побега из замка. Жизнь была спокойной. Хэджам научил меня терпению, а сама я справлялась с чувствами просто. Редко прибегала к плащу – только в самые тяжелые периоды, когда кошмаров было слишком много, а я прыгала из одного в другой, не в силах остановиться. Но в целом смерть Соры положила начало моему смирению.
Смерть – естественный закон природы.
Жаль, что я не поняла этого раньше, когда еще не стала одержима желанием разыскать свою семью.
Тот день как раз был из таких – плохих. Время до заката я провела в замке, потому что перестала выносить солнце. Кожа моя болела, кровь закипала, и хотелось спрятаться или вылить на себя ушат воды. Когда на сад опустились сумерки, я погуляла немного, а потом провалилась в сон и вскочила среди ночи от очередного кошмара.
Не помню уже, что конкретно видела, но что-то точно страшное и пугающее, потому что меня била дрожь, зубы стучали, а из глаз лились слезы. Хэджам обнял меня, накинув на нагое тело покрывало, и я закрыла глаза, глубоко дыша.
– Знаю, ты все время говоришь о терпении, но порой мне кажется, что сил моих больше нет. Что я никогда не найду их. И эти сны – словно они злятся, что я бездействую.
Помню, Хэджам тогда надолго замолчал. Только прижимал меня к себе и ласково гладил по волосам. А потом сказал:
– Недавно я кое-что услышал… о душах, что… Нет, это сложно.
– Что? Говори! – Я развернулась к нему. Покрывало упало с плеч, обнажив грудь. Хэджам улыбнулся, пробежался пальцами по моим ключицам и оставил на шее легкий поцелуй.
– Иногда души уходят в места, которые недоступны никому, даже Странникам. Потому что там обитают только мертвые. И только мертвые могут туда пройти.
Только мертвые…
Из комнаты исчезли все звуки. Я мысленно проговаривала услышанное, снова и снова, словно искала лазейку в этих словах. Казалось, вокруг потемнело или у меня помутнело в глазах, ведь облик Хэджама стал расплываться. Я обмякла, и он бережно уложил меня на футон, крепко обняв сзади.
– Значит, я должна умереть? Только так…
– Мне жаль. Это, конечно, может быть и не так. Но ты права, прошло слишком много лет. Ты бы их нашла.
– Но если я умру, где гарантия, что моя душа сохранит осознанность?
– Нет такой гарантии, Рэйкен. Ты слишком долго жила с этим желанием. Я не верю, что твоя душа сможет упокоиться.
Я тихо заплакала, осознавая безысходность ситуации. Столько лет, столько надежд, и все впустую. Тогда я уже знала о мико Кене, покончившей с собой, и о других женщинах, которые умирали в лесу, да так и оставались там запертые, без возможности воплотить свои желания при жизни. Злые, пустые души, без цели, без чувств. И я стану такой…
– Значит, мне вообще нельзя умирать? Значит, мне придется жить сотни веков и сходить с ума от невозможности найти их?
– Я бы сделал все для тебя, если бы мог. Убил бы своими руками и отнес твою душу к семье, а потом снова нашел и воскресил. Но я не бог.
Я вздрогнула и развернулась к нему. Теперь мы лежали лицом к лицу, и в его хрустально-голубых глазах я видела свое возбужденное отражение.
– Но ты станешь им, когда вернешь силу.
Губы Хэджама тронула неуверенная улыбка. Играл ли он или действительно был удивлен, что даже спустя столько лет его великолепная манипуляция продолжала работать?
– Ты правда этого хочешь?
– Это единственное, чего я хочу.
Хэджам сел на футоне и вдруг нахмурился. Смотрел на меня пристально, словно пытался вычитать на лице подвох. Будто с минуты на минуту я рассмеюсь и скажу: «Как ты мог поверить в это! Я не собираюсь умирать!» Но я молчала. В моем сердце воцарилось спокойствие, мысли как никогда стали ясными. Восемьдесят лет. Моя кожа по-прежнему была свежа, на лице не появилось ни одной морщинки. Я увидела столько миров, пережила столько смертей и помогла стольким людям. Я обрела дом и полюбила. И теперь хотела лишь покоя для своей души.
– Если ты сопроводишь меня в Такамагахару, то умрешь. Твое тело разрушится о барьер, который воздвигли ками.
– Это я поняла. Но ты попадешь туда, вернешь свою силу и разыщешь мою душу.
– И это будет конец. Наша история закончится. Ты это понимаешь?
– Наша история прекрасна и такой останется навсегда. Я счастлива с тобой каждый день и не могу желать большего. Умереть, зная, какую прекрасную жизнь я прожила, уйти без разочарования, потому что здесь, с тобой, его не было, – о чем еще можно мечтать? Ты достигнешь цели всей своей жизни, а я благодаря тебе обрету покой. Так и должно быть. Разве не для этого мы встретились?
В тот момент все обрело смысл, и я поняла, что мои ожидания вознаграждены. Недосягаемый свет в конце пути, где меня ждали мама и Касси, замаячил слабыми отблесками. Теперь я понимала, как дотянуться до него. Но, судя по выражению лица, Хэджам не разделял моей уверенности. Поднявшись, он накинул кимоно на голое тело и небрежно завязал пояс.
– Куда ты?
– Подумать, – бесцветно сказал он и, уже подходя к двери, обернулся: – Значит, это и вправду для тебя самое важное? Важнее, чем… А, ничего.
И вышел.
Его не было три дня. Три долгих дня, в течение которых я разрывалась между воодушевлением от открывшихся перспектив и тревогой от его необъяснимого поведения.
И вот настала ночь, которая изменила все. Наш замок окутал снег. Я стояла перед распахнутым окном спальни Хэджама и с грустной улыбкой смотрела на обрыв, прислушивалась к звукам водопада и ловила ладонями пушистые снежинки. На темном небе сияла розовая звезда – та, что каждый год напоминала о моем рождении.
Интересно, когда я навсегда покину этот мир, она тоже исчезнет?
– У меня здесь вино. Из Европы!
Он стоял в дверях как ни в чем не бывало, улыбался тепло и так нежно, что все у меня внутри затрепетало от радости.
– Я… скучала.
– Прости. Мне нужно было подумать, – просто сказал Хэджам, откупоривая бутылку.
Как завороженная я наблюдала за ним: как ловко он справился с пробкой, как из ниоткуда выудил два глиняных стакана и наполнил их багряной жидкостью.
– За нас! – сказал он, ударяя своим стаканом о край моего. Я вскинула брови. – Так делают люди, когда пьют вино.