– Я плохая мать, да? – внезапно спросила Мэйко. – Потому что в отношении девочки я спокойна. Это не моя дочь – в ней лишь часть души моего ребенка.
– Так же, как и в Коджи. – Я чувствовала, что начинаю злиться.
– Не делай вид, что понимаешь. Я с первого дня знала, что рожу сына. И я его родила. Он говорил тебе, что случается с потерявшими душу ёкаями? В отличие от людей они умирают сразу, потому что их сила – это жизнь, а сила зарождается в душе. До рождения оставалась неделя, но мне хватило, чтобы подготовиться к оплакиванию. Тело ребенка я сожгла, а пепел развеяла без сожаления. Мной руководила надежда, что душа моего ребенка в надежном месте. Душа моего сына, Рэйкен. Но не дочери.
Меня раздирали противоречия. Я никогда не спрашивала у Мэйко, что случилось с телом малыша, когда оно лишилось души. По правде сказать, даже не задумывалась об этом. Как не задумывалась и о том, что она чувствовала все эти годы. Передо мной стояли ее ясные, полные решимости глаза в ночь, когда я видела замок Чироши в последний раз. Ёкаи, подобные Мэйко, способны отключать эмоции, быть холодными и расчетливыми. Такой я и считала ее, хорошо понимая, почему она равнодушна к Мидори. Но моя человеческая часть, все еще боровшаяся за место под солнцем, внезапно пожалела эту девочку. Мидори не виновата, что должна была родиться мертвой и что в ее теле живет всего лишь половина души. И не виновата в том, что потянулась к темноте, соблазнилась обещаниями Хэджама, хоть я и не знала еще, какими словами он достучался до нее. Она так же, как и я, боролась за жизнь, искала свой дом. И наверняка, как и я когда-то, не подозревала, для чего нужна Хэджаму на самом деле. Но мне-то все было известно. Коджи ищет сестру, потому что половина его души жаждет обрести целостность. А Шиноту? Нужна ли она Шиноту на самом деле? Нет. Мидори – дверь в темный мир, которого хого избегал все двадцать семь лет своей жизни. Он должен ее найти, чтобы получить прощение. Убедиться, что исполнил мнимую волю брата, и спокойно жить дальше. Что бы он там себе ни нафантазировал. Я вдруг поняла, что жалею эту девочку, потому что увидела в ней себя – маленькую Рэй, которой мать предпочла другое дитя. Нормальное.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросила Мэйко.
Мы спустились с моста и остановились друг против друга у запечатанных ворот. Мне не хотелось отвечать. Странно планировать будущее, когда уже смирился с неизбежным уходом. Я разучилась. А может, никогда и не умела. Не понимала, куда идти и, главное, зачем. Метка на запястье вспыхнула фантомной болью, и я машинально потерла ее, а потом натянула рукав кимоно на ладонь. Если Мэйко увидит, сразу поймет, что к чему. А мне совсем не хотелось умирать в Блуждающей крепости.
– Вчера я просила хого забрать Коджи и вернуться в поместье.
– Это глупо, – буркнула Мэйко. – Если сон моего сына правдив, значит, Хэджам знает о поместье Сугаши и найдет их. Слабая сила хого не поможет.
– Поможет, – прошептала я, зажмурившись. – Если хого согласится вернуться, я расскажу, почему его сила до сих пор не пробудилась.
– Рэйкен… – Во вздохе Мэйко было столько укора, что мне стало не по себе. Признаться честно, то, что я сделала с Шиноту двадцать лет назад, никогда не казалось мне чем-то постыдным. Тогда я убедила себя, что приняла единственно верное решение, но сейчас ее короткий вздох в считаные секунды разнес мою веру в пух и прах и заставил наконец взглянуть правде в глаза.
– А что мне оставалось делать? – огрызнулась я. – Не убивать же!
– Отличное решение, знаешь ли! – прошипела она. – Самому сильному роду Сугаши пришел бы конец, и у нас появилось бы много времени, прежде чем Хэджам нашел ему замену! По крайней мере, ты бы точно не дожила до этих дней. Черт возьми, Рэйкен! Я же знаю, чем вы с ним промышляли! Про все эти души и контракты! Хватит корчить из себя милостивого посланника богов. Да открой глаза наконец и подумай, что сейчас важно! Неужели после стольких лет ты до сих пор обманываешься?
– Ох, ну прости, что не оправдала твоих ожиданий! Ты влезла в мою жизнь, вынудила пойти на обман, взвалила на меня своего ребенка! Может, достаточно?
Казалось, впервые за тридцать с лишним лет знакомства со мной Мэйко лишилась дара речи. Она вытаращилась, раскрыв рот, маленькие ноздри раздувались, а к нарумяненным щекам прилила краска, сделав их кроваво-красными, как спелые яблоки. Я прищурилась, мучительно скрывая истинные эмоции. Какой же жалкой надо быть, чтобы спустя столько лет обвинять кого-то в том, что, по сути, сама и заварила. Сколько злости во мне было!
– Ладно, забыли, – процедила я, махнув рукой. – Пойду подумаю, как мне выпутаться из всего этого.
Я уже шла по мосту, когда мне в спину вонзился ее свистящий шепот:
– Я не знала, что ты любила его. Честное слово, я не знала.
Скажи, что тебе все равно. Скажи, что тебе все равно.
Я и вправду думала, что мне все равно, – до этого самого момента. Но вот я снова вижу его возбужденное лицо, слышу приглушенный смех, и… Нет, моя боль родилась не из банальной и пошлой измены. Ее корни питались гораздо глубже, но мне не хватало какой-то детали, чтобы понять, что же на самом деле послужило истинной причиной, чтобы предать Хэджама и поставить под удар свою жизнь. Я медленно вернулась к Мэйко, задумавшись о том, что мне не стоило держать язык на привязи, а нужно было чаще показывать характер и озвучивать все, что тревожило и злило меня. Только в такие моменты рождается правда. Только тогда понимаешь, что важно, а что можно отпустить. Споры ведет разум, а ссоры – сердце.
– Это была глупость, Рэйкен, ужасная, детская глупость. – Мэйко смело взглянула на меня, и в отражении ее глаз я разглядела свое искаженное, раздавленное лицо. – Хэджам никогда и ничего для меня не значил.
С тихим стоном я закрыла глаза, зажала уши ладонями и отвернулась. Замолчи. Хватит. Не могу больше. Выносить это. Вспоминать. Возвращаться в те дни. Что за страшная обида гложет меня? И какая сила способна избавить от нее? Глупые вопросы… Но один ответ я знала наверняка: если бы в те дни я посвятила ее в свою мечту, она бы никогда не предала меня, а я бы никогда не ушла от Хэджама.
Что это? Снова чертово чутье Странника?
Теплая ладонь Мэйко опустилась мне на спину. Я вздрогнула и разжала уши. Взгляд уперся в офуда, которыми хого запечатывали ворота крепости. Глубоко дыша, я лихорадочно раздумывала, что мне делать дальше – бежать, остаться, молчать или наконец заговорить, – как вдруг застыла.
– Мэйко… – Я сорвала с ворот одну из полосок рисовой бумаги. На ней чернилами были выведены символы – кривые и набросанные явно в спешке, но все же хорошо читаемые: «Савани».
– Кто такой Савани? – Мэйко дрожащими руками забрала у меня офуда.
– Не Савани, а Саваки – это ошибка. Кто-то написал имя инугами с ошибкой…
Я стала всматриваться в символы на остальных офуда. Где-то надорванные, где-то стерты чернила. Что…
– Они испорчены, Мэйко… Все они испорчены, ворота не защищены.
Считаные секунды мы с ужасом осознавали случившееся. Грудь налилась свинцом, горло онемело. Я судорожно сглатывала, часто моргая в жалких попытках прогнать видения ближайшего будущего. Сколько прошло времени? Как давно крепость лишилась защитной маски?
Когда сам воздух стал тяжелым, когда небо начало темнеть, Мэйко издала пронзительный крик. Она подпрыгнула, вздымая столпы песка и пыли. Изящный силуэт растворился в исполинских серых перьях. Птица кричала, яростно взмахивая крылья. Стражи на смотровых башнях вторили ей, и через мгновение крепость утонула в гомоне свирепых птичьих голосов.
Сбросив дзори, я бросилась вверх по мосту. Все, кто мог превратиться, уже кружили над крепостью, сверкая заточенными когтями. Остальные выбегали на улицу, спрятав лица под деревянными птичьими масками, с оружием наготове. Где Коджи? Где Шиноту?
Не отвлекайся. Тебе нужен темный угол и несколько секунд, чтобы достать плащ.
Едва увернувшись от двух девушек с колчанами, я нырнула в проулок между ближайшими домами и без церемоний запустила руку в тень. Пальцы на мгновение провалились в неизвестность и скоро ухватились за вожделенный мех. Я лишь успела набросить плащ на одно плечо, как почувствовала запах гари. Мимо моего укрытия пронеслись двое хого. Пронзительно заплакал ребенок.
– Детей в храм! Живо! – крикнул кто-то.
Но процесс уже был запущен. Мимо меня пробежали мужчины в масках: один прижимал к себе испуганного мальчика, второй, широкоплечий и очень высокий, держал под мышками двух девочек. Я растерянно смотрела им вслед, презирая себя за замешательство и одновременно не понимая, что мне делать.
Я не боец. Я обманщица.
День был в самом разгаре, но небо поглотили темные тучи. Крики стражников на смотровых вышках летали над крепостью, смешиваясь с яростным гомоном.
– Рэйкен! Рэйкен!
Знакомый возглас разрезал толпу, и через мгновение ко мне вынырнул запыхавшийся Коджи.
– Что случилось? Где Мэйко?
– Печати взломаны, тебе нужно укрыться. – Я схватила его за руку и потащила к храму.
– Глупости! Я лучше здесь помогу! – Коджи ловко высвободился.
– А где Шиноту?
– Не знаю. Кажется, переносит детей в храм! – Коджи махнул мне и устремился в глубь толпы.
– Стой!
Стой, дурак! Он придет за тобой!
Я должна была схватить его, оглушить, спрятать, но вместо этого, поддавшись инстинкту, бросилась к храму, на ходу подхватив какую-то девочку.
Это Тэйго. Единственный, кто знал имя инугами. Мне следовало быть осторожнее, следовало завязать ему глаза. Если бы я рассказала о своем плане Мэйко, она бы предупредила меня о трагедии с семьей Тэйго. А теперь он воспользовался моментом и решил выманить инугами, чтобы отомстить? Рискуя жизнями своего народа? Какой дурак!
Девчонка вцепилась мне в плечи, с силой зажав мех между пальцами, и я стиснула зубы. У ступеней храма столпилось около сотни существ. Женщины заносили младенцев, а те из детей, кто уже мог ходить, сами ловко взбирались по ступеням. Священник бил в гонг, и эта катавасия из звона, птичьих и человеческих криков