– Почему? Ты светишься, когда вокруг тебя происходит что-то… ну, не знаю, что-то потустороннее. Вся эта магия – это твоя сущность, ты тянешься к этому миру. А Хэджам – неотъемлемая его часть.
– Тянусь. И вряд ли уже смогу жить без этого. Но… как я уже говорил, мир не делится на людей и демонов, и мне не нужно выбирать либо одних, либо других. В отличие от Мидори. Да, я не знаю этого Хэджама – только со слов Рэйкен и твоих, – но я не выберу его только потому, что он причастен к моему рождению или может научить меня тому, о чем я долго мечтал. В конечном счете, если бы не Мэйко и Рэйкен, он бы меня убил. И Мидори тоже. Просто я боюсь, что сестра сделала свой выбор от отчаяния. И хоть сейчас так здраво рассуждаю, но и сам нахожусь в отчаянии. Привычная жизнь рухнула, и я понятия не имею, что будет завтра. А мне очень хочется, чтобы это завтра наступило.
Я положил ладонь на его плечо и крепко сжал. На ум невольно пришли слова Рэйкен: «Я и то, и другое». Нас определяет не наследственность, а выбор. Гармония трех составляющих: решений разума, желаний души и чувств сердца. В тот момент я как никогда это понимал. И кто бы мог подумать, что именно Коджи объяснит мне это.
Хэджам восседал на подушке в центре зала, а по обе стороны от него стояли по два столика с дымящимися чашами. Он переоделся, сменив белое одеяние на легкое небесно-голубое кимоно, а вороные волосы заплел в косу. Я покосился на Коджи: тот замешкался лишь на мгновение, устремив на ёкая пристальный взгляд, но быстро расслабился и как ни в чем не бывало окинул зал.
– Где Мидори? – с деланым равнодушием спросил он.
– Отдыхает. Но скоро она присоединится к нам. Я не сторонник раздельных трапез, – просто ответил Хэджам. Казалось, Коджи не вызывал в нем никакого любопытства. – Садитесь.
Конечно, хотелось послать его к черту, взбунтоваться, показать силу, но что-то подсказывало мне проявить терпение. Все в нем было напускным – по крайней мере, я не верил в его спокойствие, – и следовало присмотреться, возможно, заметить что-то, что поможет мне сделать правильный шаг.
Дернув Коджи за рукав, я кивком указал на столики, и мы молча сели рядом. Еда восхитительно пахла, но голода я не чувствовал. Я через силу сделал несколько глотков рамена. Хэджам как ни в чем не бывало ловко орудовал палочками, один за другим отправляя в рот ломтики белой рыбы. На нас он не смотрел – был сосредоточен на еде, но несколько раз я заметил, как его взгляд задумчиво упирался в стол.
– Ну и какой план, па-па? – насмешливо спросил Коджи. Я мысленно ухмыльнулся, испытывая дурацкую эгоистичную радость от поведения племянника. Ведь на самом деле меня ужасно испугали его слова о том, что он боится поддаться воззрениям Хэджама.
– Не обязательно так меня называть. – Демон стрельнул глазами в нашу сторону. – Как бы там дальше ни было, я все равно собираюсь тебя убить.
– Но я хоть имею право знать, как это будет?
– Конечно. Мы ждем еще одного гостя.
– Да ну? Думаешь запудрить нам мозги так же, как ей?
Голубые глаза Хэджама налились кровью, и он посмотрел на меня с таким возмущением, словно я вовсе не имел права упоминать ее. Ёкай отбросил палочки и поднялся. Я тоже встал. К черту спокойствие!
– Не думаешь же ты, что она ничего о тебе не рассказывала? – процедил я. Пальцы закололо, и все еще незнакомая мне сила завибрировала под кожей. – Ты не тайна! Обычная тварь и эгоистичный манипулятор.
Хэджам зарычал и схватил меня за грудки. В ту же секунду я вцепился ему ногтями в кожу.
– Ты… трусливое ничтожество, – хрипел он, сверкая клыками. Шея его почернела, сквозь кожу стали пробиваться колючие, острые… перья! – Сидишь всю жизнь в своем коконе. Ты недостоин крови богов, которая течет в тебе. Жалкий…
Я резко дернулся и ударил его по лицу. Костяшки свело от боли, я завопил и бросился на него, но Коджи успел схватить меня.
– Что на тебя нашло? – прошипел племянник.
– Это моя семья! Ты их не получишь! – заорал я. И после этих слов злость в глазах Хэджама отступила, лицо снова стало спокойным. Он небрежно вытер кровь с разбитой губы и едко улыбнулся, отчего мне захотелось придушить его – мгновенно, в ту же секунду. Но Коджи еще крепче стиснул мои руки, призывая успокоиться.
– Как только все соберутся, я посвящу вас в события завтрашнего вечера, – отрезал Хэджам, возвращаясь на подушки.
По спине пронесся холодок. Завтра вечером. Так мало времени, а я до сих пор не знал, что делать. Хотя, с другой стороны, глупо было думать, что Хэджам устроит недельное пиршество в нашу честь. Он, конечно, терпеливый – ждал несколько столетий, но… Я взглянул на пустые столики напротив. Один для Мидори, а другой… Ну конечно.
– А вот и она, – протянул Хэджам, и к своему ужасу я впервые увидел животный блеск в его глазах. Жуткий и пугающий – как у волка, готового вот-вот задрать добычу.
А затем в нос ударил ее запах.
– Милый, твоя Странница вернулась домой.
Ироничный голос Рэйкен эхом завис над нашей трапезой. Сердце зашлось в неистовом ритме. Я медленно опустился за стол и спрятал руки, чтобы не выдать своего волнения, и уставился на нее, совершенно сбитый с толку. Рэйкен стояла в дальней части зала, вся в белом, объятая меховым плащом и водопадом светящихся волос. Даже на таком расстоянии я чувствовал молнии, которые метали ее разъяренные глаза. Сама она пришла или…
– Саваки? – громко спросил Хэджам, поднимаясь.
– Любезно проводил меня к тебе.
Хэджам обогнул столики и остановился в метре от нас. В воздухе застыло напряжение, а меня терзали совершенно неуместные, глупые, эгоистичные мысли. Что она чувствует, вернувшись сюда через двадцать лет? Ее ярость такая же напускная, как ирония Коджи? На что она злится – на предательство многолетней давности или же на обстоятельства, которые привели ее в замок снова? Я многое понял о Рэйкен за дни нашего странствия, но одна мысль никак не давалась мне: ощущение времени – у долгожителей оно другое. Какой срок у скорби и вины? Сколько зреет прощение?
С непроницаемым лицом Рэйкен двинулась к Хэджаму, и я заметил, как его пальцы сжались в кулаки. Что это – злость или волнение? Она остановилась в нескольких шагах от него, и блестящие волосы подхватил невидимый ветер. Пряди заплясали за ее спиной, резко скрутились в мощный жгут и, устремившись к Хэджаму, оплели его шею с такой силой, что лицо демона, надменное и бескровное, покраснело. Голубые глаза выпучились, скулы напряглись. Рэйкен оскалилась, пронизывая его взглядом. Затаив дыхание, я смотрел на них и слишком поздно заметил, как Хэджам вскинул руку в сторону и из недр зала к нему полетел кинжал.
– Нет! – крикнул я.
Но он уже перехватил ее волосы и резким движением отрезал половину. Пряди безвольно упали на спину, едва закрывая ее. Хэджам сорвал с шеи мерцающий жгут и отбросил на пол. Рэйкен тихо зарычала, сжала кулаки, но осталась неподвижной – только смотрела на него с лютой ненавистью. Грудь Хэджама вздымалась.
И вдруг ее плечи опустились, и взгляд рыжих глаз потух. Рэйкен подалась вперед, приникла лбом к его лбу и закрыла глаза.
– Я так устала, Хэджам. Так устала… – прошептала она. И я пожалел, что сидел к ним так близко. Меньше всего на свете я хотел услышать этот шепот – шепот отчаявшегося существа.
– Ты так долго играла со мной в прятки, – тихо ответил он и, тоже закрыв глаза, опустил ладони на ее плечи.
– Ты обидел меня.
– Поэтому ты так долго не хотела приводить ко мне хого?
– Ты очень сильно обидел меня.
– Знаю. Прости. – Пальцы Хэджама устремились вверх и спрятались в ее волосах.
– Ты отведешь меня домой? Я так хочу домой…
К моему ужасу, по ее щеке скатилась слеза. Словно в замедленном действии она подняла руки и положила на его шею, притянула пальцами выбившиеся из косы пряди чернильных волос и сжала. Меня замутило.
– А я уж подумал, что ты отказалась от своего желания, – в тихом голосе Хэджама проскользнула грустная усмешка. Рэйкен слабо улыбнулась.
Даже после всего, что она рассказала, часть меня верила, что Рэйкен играет, что она все еще на нашей стороне. На моей. Но я смотрел на них – двух существ, так трепетно держащих друг друга в объятиях, – и чувствовал себя последним дураком. Я будто заглянул в чью-то спальню, увидел то, что навсегда должно было остаться в тайне, между любовниками, пусть даже природа их любви мне и не была понятна. Рэйкен и вправду играла. Только не с ним. Со мной. С самого первого дня она просто играла моим разумом, сердцем, телом, играла моей душой.
Хэджам обнял ее за талию и медленно повел прочь из зала, даже не взглянув на нас. Как только они скрылись из поля зрения, я вскочил и, не отдавая себе отчета, пнул столик с едой. Тарелки со звоном покатились по полу, горячий бульон брызнул на ноги. Откуда-то появилась служанка и, рассыпаясь в извинениях, принялась устранять последствия разгрома.
Но мне было все равно. Из груди вырвался вопль. Как же я позволил себе обмануться! Как я мог! Сердце отбивало барабанную дробь, дыхание перехватывало. Я склонился, упираясь ладонями в колени, и вперился взглядом в жгут из волос: их мерцание уже было едва уловимым. Блеск тускнел. Я зарычал сквозь зубы, желая, чтобы так же исчезла и моя боль.
Крепкая рука Хэджама сжала мое дрожащее тело. Концы непривычно коротких волос стали такими тяжелыми, что, казалось, я чувствовала их давление на спину даже через плащ. Мое оружие, неотъемлемая часть меня – мне как будто руку отрезали. Я судорожно вздохнула и ощутила покалывание когтей, впивавшихся в мою талию через тонкую ткань кимоно.
Покинув зал, мы оказались в просторном коридоре, вымощенном белым шершавым камнем. В конце виднелись раздвижные двери, ведущие в гостевое крыло. В одной из комнат когда-то жила Мэйко. Я невольно вздрогнула.
И тогда Хэджам остановился, резко развернул меня к себе и прижал к стене. Напряженная челюсть и пульсирующие вены на висках, в голубых глазах играла ярость, смешанная с до боли знаком