– Мистер Махоуни, подумайте – кто мог желать вашей жене смерти?
– Никто, – категорично заявил он, едва позволив Меган договорить. – Нет, вы не понимаете – Эмили, она… Люди любят ее – и есть за что. Я никогда не встречал человека более чуткого и отзывчивого. Эмили каждый день вкалывает… вкалывала… со мной в клинике – и не ради денег… Она, увы, пока не приносит особого дохода.
– Разве книга Эмили не послужила вам своеобразной рекламой? – поинтересовалась Меган.
Ганс приподнял бровь, но она предпочла оставить его осуждающий взгляд без внимания. Меган не считала себя циником. Человеком практичным и прямолинейным – возможно. Кому-то это не нравилось… но она и не ставила своей целью нравиться всем.
– Можно сказать и так, – неохотно признался Махоуни. – Клиентов прибавилось, но вместе с ними прибавились и расходы. Пришлось в срочном порядке достраивать целое крыло, нанимать персонал.
Больше ничего путного из Рори Махоуни вытянуть не удалось. Он был готов с пеной у рта доказывать, что никто в здравом уме не пожелал бы смерти его жене. Усилием воли Меган сдержала готовую вырваться фразу: «Но ведь кто-то все-таки ее убил». Махоуни продолжал настаивать на неудачном ограблении – дескать, преступника могли спугнуть чьи-то голоса. Меган не стала его разубеждать.
– Значит, сейчас она в мире теней, – сказал он едва слышно. – Уверена, ей хватит решимости и упрямства, чтобы добраться до Юдоли Безмолвия2.
Он вновь наполнил стакан до краев, но пить не стал. Его пустой, невидящий взгляд был устремлен в стену.
– Мы вас оставим. Если что-то узнаем – непременно сообщим.
Меган развернулась, чтобы покинуть дом, но ее остановил голос Махоуни.
– Меган Броуди, верно? Эмили часто говорила о вас.
Ганс послал ей недоуменный взгляд. Она лишь пожала плечами. Хорошо, что в городе он совсем недавно.
– Не она одна, – бесстрастно сказала Меган.
И ушла.
– Ты тоже своего рода местная знаменитость? – с интересом спросил Ганс, когда за ними захлопнулась дверь.
Меган потратила достаточно времени, чтобы убедить людей в том, что все расспросы об ее личной жизни или о прошлом попросту бесполезны. «Какая-то она закрытая», «на своей волне» – самые мягкие из эпитетов, которые Меган слышала в свой адрес от коллег-женщин. Однако оно того стоило – расспрашивать ее перестали.
Ганс тоже перестанет… со временем.
– Нет, – ответила она.
И направилась вперед, чувствуя на себе взгляд стажера.
Глава шестая. Ник
Наверное, впервые агенты Департамента корили себя оттого, что не послушались подростка. Если бы слова Мелинды с самого начала приняли всерьез… кто знает, чем бы все закончилось. Ведь теперь ни для кого не осталось секретом, что в Колледже Килкенни творятся странные дела.
Понимал это и мэр. И он рвал и метал, вымещая злобу на Лиаме Робинсоне. Ведь все погибшие были той самой злополучной «элитой», и, по совместительству, друзьями Эрин Кеннеди. Богатые сынки и дочери из самых влиятельных семей Кенгьюбери. Будущие лидеры, воротилы бизнеса и депутаты…
С одной только поправкой – теперь их будущее было неразрывно связано с миром теней.
На этот раз неистовое желание оборвать свою жизнь не довело новых жертв потустороннего голоса до «стеклянного сердца» Кенгьюбери. Наверное, потому, что целая группа людей, с пустыми взглядами бредущая к многоэтажкам, обязательно привлекла бы внимание агентов. Или, вероятнее, ищеек Трибунала – людей с очень тонким восприятием, способных «унюхать» (точнее, почувствовать) выброс тэны даже на расстоянии.
Потому в ход пошел псевдоритуальный кинжал – выгравированные на нем символы были взяты кем-то из воздуха и никакую магическую силу в себе не несли. То ли странный подарок одному из подростков, то ли атрибут для костюмированного представления, то ли часть извечной игры немагической молодежи – олицетворение их желания приобщиться к колдовскому миру.
Кинжалом были заколоты все пятеро, включая девушек, которые вместе с Эрин помешали его разговору с Клио, и женственного парня. Еще двое парней, если верить опрошенным ученикам Колледжа Килкенни, с переменным успехом боролись за внимание Эрин. Ее смерть потрясла их… но все же не до такой степени, чтобы наложить на себя руки во время одной из вечеринок в роскошном загородном доме.
Остальные присутствующие на вечеринке почти не пострадали. Почти. Одна из опрошенных рассказала, что в какой-то момент в доме воцарилась тишина. И тогда-то началось безумие…
Как это заведено у молодежи, они чуть ли не дрались за право включить свою собственную музыку. Потому через каждые несколько композиций в мемофон (еще одно популярное ныне устройство, что-то вроде многократно увеличенного плеера) вставлялся новый мемокуб с очередной подборкой популярных и не очень мелодий.
Опрошенная Ником свидетельница, Анна, даже вспомнила, что мемокуб принадлежал Джону – сыну хозяина дома и одному из двух кандидатов на сердце Эрин Кеннеди. Заиграла бодрая музыка, но очень скоро оборвалась. В наступившей тишине Анна с ужасом наблюдала, как Джон спускается вниз с той самой пародией на ритуальный кинжал. Помешать ему совершить самоубийство никто не успел – к тому моменту всех участников вечеринки, что называется, «накрыло».
Почти всех.
Будущие погибшие стояли со стеклянными взглядами, пока остальные хрипели, задыхались и пытались встать или отмахнуться от ввинчивающихся в мозг голосов мертвых. Они словно… ждали своей очереди. Джон рухнул на пол, выронив окровавленный кинжал, и его подобрала Элоиз. За ней последовали остальные.
И только потом кто-то весьма сообразительный смог сложить два и два и вырубить мемофон. Одна тишина сменилась другой, ничьей жизни не угрожающей.
«Разберись с этим», – звучал в голове Ника резкий, словно плеть, голос Лиама. Вот он и пытался.
Криминалист прямо на месте заключил мемокуб в непроницаемый для чар вакуум, поместил его в мемофон и осторожно включил. Ник знал, что ничего ровным счетом они не услышат. Так и произошло. И, как и в прошлый раз, мемофон окружала плотная гуща тэны. Казалось, мемокуб внутри стильной стальной коробки только из нее и состоял.
Ник велел Алану опросить остальных участников вечеринки, а сам отправился к МакМурри. В этот раз он уже не повторял совершенной ошибки, и защитный вакуум (который тоже по своей сути являлся чарами – рассветными и стихийными) не развеивал. Так будет… безопаснее. Но не повредит ли это чарам, которые заключены в самом мемокубе?
Проверить это можно было лишь опытным путем.
МакМурри при виде него заметно оживился.
– Новое убийство?
– Не имею права разглашать, – отрезал Ник.
Спиритуалист махнул рукой.
– Все равно из газет узнаю.
Ник вздохнул и протянул ему купленный по дороге дешевый плеер с уже вставленным в него мемокардом.
– Ну что, попытаем удачи еще раз?
МакМурри серьезно кивнул. Памятуя о прошлом, Ник опустился в кресло. Поерзав, принял удобное положение. Вот бы только не оказаться на полу… Спиритуалист, стрельнув в него взглядом, сел напротив. Прошептал заклинание, разрывая завесу.
И включил плеер.
Голоса мертвых в этот раз были куда тише, приглушеннее. Но они все же были. Лишнее подтверждение тому, что пятерку из Колледжа Килкенни убили те же самые чары, что и Эрин. А вот насчет смерти Кейт Тэннер у Ника имелись определенные сомнения… Чтобы окончательно развеять их, ему требовался один разговор.
– Скажите, что вы слышите, – вполголоса попросил он.
– Какая-то песня… М-м-м, дело не в ней – не чувствую от нее той энергии.
– Энергии смерти?
– Да. Вроде того. Подождите. Ее почти сразу сменила другая. Судя по резкому переходу, ее записали поверх предыдущей. Да, это она.
Ник нетерпеливо подался вперед.
– Что? Что вы слышите?
– Тот же голос. Девичий. Такой… не слишком звонкий и не слишком уверенный. Она не певица, это точно. Я имею в виду…
– Не профессиональная певица.
– Да. Но поет с душой, очень… проникновенно.
Ник подавил раздраженный вздох. Не то чтобы он страдал жаждой контролировать все и вся, но слышать о песне, несомненно важной для дела, из чужих уст – почти то же, что использовать вместо самой улики ее спектрографию.
И тут МакМурри запел.
Пел он тоже не слишком профессионально, но голос у него все же имелся. Но Ник, глядя на спиритуалиста во все глаза, вслушивался не в мягкий тембр, а в слова.
Вы затыкаете пальцами уши, вы торопливо идете мимо.
А где-то плачет одна сирена – тоскливо, горько, неудержимо.
Она взывает к сердцам прохожих, но на нее не обращают внимания.
Голос звучит потерянно, одиноко, а сердце плачет от понимания:
Ее печаль не развеет ветер, ее тоска в вине не растворится,
А те, кто за ее беды в ответе, не за богов, а за дьяволов будут молиться.
Вы торопливо идете мимо. Вы затыкаете пальцами уши.
А где-то плачет одна сирена – никто не хочет ее слушать.
Наивные, даже немного неловкие юношеские стихи – Ник и сам писал такие когда-то. Ритм порой хромает, хотя мелодия это сглаживает. Но в самих словах чувствовалась такая тоска…
Тоска и одиночество.
Не эти ли чувства с головой накрывали учеников Колледжа Килкенни, завладевая их разумом и заставляя бросаться с крыши или вонзать в себя кинжал?
Как и в прошлый раз, Ник заплатил МакМурри. Не только за саму работу, но и за гарантию того, что спиритуалист будет продолжать молчать о своем взаимовыгодном сотрудничестве с младшим инспектором Департамента полиции. Платил Ник, разумеется, из своего кармана, но против ничего не имел. Куда больше пустых банковских счетов его нервировали неразгаданные тайны.
Выйдя из офиса МакМурри, Ник сжал амулет зова. Спустя несколько мгновений на противоположной стене коридора отразилось нежное личико Клио. Они условились встретиться в кафе, в котором часто бывал