– Хейз… – пытаюсь я.
– Да, – шепчет он.
Я собираюсь предложить пойти добыть завтрак. Но он садится и выуживает с пола квадратный пакетик – презерватив. Затем стягивает трусы. Он надо мной, даже когда я пытаюсь подобрать слова, которые мне нужны, чтобы остановить это.
– Не надо, – говорю я, заключая его лицо в свои руки.
Он опускает голову и одаривает меня быстрым поцелуем.
– Я знаю, что ты нервничаешь, но я буду осторожным.
– Нет, – говорю я резко. – Это плохая идея. – Я неловко ворочаюсь, но не отталкиваю его руку от своего тела, как мне хочется, потому что не хочу расстраивать своего старого друга.
– Когда будет у нас шанс лучше, чем сейчас? – Его темные глаза меня умоляют. – Я никогда не причиню тебе боль.
Я знаю, что он искренен. Но все же люди причиняют друг другу боль постоянно, не важно – намеренно или нет. Так что я вынимаю презерватив из его руки. Но он лишь забирает его обратно зубами, посмеиваясь.
Снова выхватываю и на этот раз швыряю в комнату.
Хейз усмехается надо мной.
– Не надо нервничать.
– Слушай, – умоляю я. – Моя мама не хотела бы, чтобы я рисковала. – Это правда, и упомянуть маму – лучшая идея, которая приходит мне в голову.
Выражение его лица смягчается.
– Дженни хотела, чтобы это произошло.
– Что?
– Она хотела, чтобы мы были вместе. Просила меня приглядеть за тобой.
– Не в этом смысле, – возражаю я. В этом заявлении столько всего не так, что сложно понять, с чего начать. Во-первых, вероятность того, что мама хотела бы, чтобы мы были парой, нулевая. Она называла Хейза «потерянным мальчиком» и была рада видеть его у нас на обед.
Если бы люди и впрямь переворачивались в гробу, она бы сейчас сделала именно это.
Хейз похлопывает меня по щеке.
– Дженни не была такой прямолинейной, как ты полагаешь. Почему, думаешь, она меня так любила?
– Что?
Он убирает локон волос от моих глаз.
– Плохие парни были ее слабым местом.
– Это просто смешно! – И точно не так. Моя мама не хотела, чтобы я занималась сексом. Она столько раз это говорила. Она слишком переживала, что я повторю ее ошибки.
Хейз снова меня целует, но я уже не отвечаю. Я просто лежу под ним, пока он пытается опять меня разгорячить. Его губы прокладывают себе путь вниз по моей шее и между грудями, но с меня хватит.
– Малышка. – Его дыхание на моей коже. – Люби меня. Все в порядке.
– Нет, не в порядке. – Толкаю его. – И если ты думаешь, что это так, то совсем меня не знаешь.
Он быстро поднимает глаза, на его лице отражается боль.
– Это грубо.
– Но правда. Хейз, поднимайся. – Ощущаю ненужные слезы, подкатывающие к горлу.
Вместо того чтобы двигаться, он обращает на меня щенячий взгляд.
– Думаю, тебе надо уйти. – Говоря это, я уверена, что так лучше. Не могу продолжать разговор. Но он просто так не отступит.
– Рей, ты это несерьезно.
Толкаю его в плечо.
– Еще как серьезно. – Но он не двигается.
Я забываю дышать. Когда у меня начинает кружиться голова, он наконец слазит с меня.
– Я оденусь, а потом мы поговорим об этом.
Но даже получив возможность дышать, я чувствую, что паника нарастает, как темп в музыке, у меня в груди. Я почти что дрожу, когда Хейз заканчивает натягивать одежду. Он засовывает одну ногу в ботинок.
– Поблизости есть кофейня? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Мне нужно сейчас побыть одной. – В моей голове такой сумбур, что я не могу твердо стоять на ногах прямо сейчас. Однако боюсь, ему все равно. – Ты не должен был приезжать, – говорю ему.
«Если не собирался меня слушать».
Его реакция – предсказуемая смесь обиды и ужаса.
– Как ты можешь говорить мне такое? Я ехал тридцать шесть часов, чтобы увидеть тебя.
У меня сдавливает горло.
– Я не просила тебя об этом. – Это именно то, чего я пыталась избежать. Мой лучший друг любит меня так, как я не могу. И мне известен лишь один способ все прекратить.
Он щурится.
– Нет. Но ты просила меня подвозить от школы до приюта. А теперь, когда ты в большой крутой школе, я стал для тебя недостаточно хорош.
Слезы текут из глаз. Я не могу больше их сдерживать.
– Это не так.
– Это именно так. Я достаточно хорош, чтобы играть роль водителя, но не твоего парня.
– Ты мой друг, – всхлипываю я.
– Тогда почему ты меня выгоняешь?
– Потому что ты меня не слушаешь.
– Я слушаю тебя со второго класса. Не выгоняй меня, Рейчел. Это будет конец.
Я поднимаюсь с кровати, колени трясутся. Иду ко входной двери нашей комнаты и открываю ее.
– Не делай этого, – говорит он замогильным голосом.
Глядя на свои голые ноги, я почти сдаюсь. Но если он не уйдет, мы в итоге опять окажемся в горизонтальном положении на другой поверхности, а я не могу так. Ему и правда стоит понять.
Это тупик. Он не двигается, я не смотрю ему в глаза. А потом наконец поднимаю взгляд. Его лицо исказила печаль, глаза красные.
Однако он берет свой рюкзак. Идет мимо меня и выходит на лестницу, а затем поворачивается ко мне.
– Не делай этого. Я люблю тебя.
«Я тоже люблю тебя, идиот». – Но я молчу, ничего не делаю. Потому что тогда мы просто снова будем ссориться: он хочет того, что я не готова ему дать.
Закрываю дверь.
Я иду прямо к бесформенному диванообразному объекту и падаю на него. Онемело лежу, съежившись, уставшая и в слезах, пока не звонит телефон. Гляжу на экран в надежде, что это не Хейз. Фредерик.
– Алло?
– Рейчел, я сейчас видел не того паренька из Флориды на автобусной остановке?
У меня перехватывает дыхание.
– Он был здесь. – Я не позволю своему голосу дрогнуть. – Я попросила его уйти.
На другом конце тишина.
– Все в порядке?
Прочищаю горло.
– Абсолютно.
Тишина.
– По голосу я бы так не сказал.
– Я в порядке. Как твоя простуда? – спрашиваю я с сарказмом.
Он даже не пытается ответить на вопрос.
– Рейчел, мне кажется, я упускаю что-то важное. Не хочешь пообедать?
– Только поела, – вру я.
Он вздыхает.
– Хорошо. Позвони, если я буду тебе нужен.
Наконец Аврора возвращается домой и кидает сумку в спальне. Затем она подходит к ДПО и склоняется надо мной.
– Выглядишь ж-жутко. – Она выделяет букву «ж», чтобы подчеркнуть это.
– Спасибо. Я тоже по тебе скучала.
– Рейчел, в чем дело? Ты еще не ходила на обед? Полчаса осталось.
– Нет.
– Пойдем, нет? Надеюсь, бейглы еще есть.
Ворча, я натягиваю одежду, собираю волосы в пучок и иду за Авророй в столовую.
Джейк сидит один за столом, забытый поднос стоит рядом, а перед ним кроссворд. Он даже не смотрит на нас, когда мы садимся. Но мне он говорит:
– Так что, закончила?
Я сглатываю.
– Что закончила?
Он медленно поднимает подбородок, его голубые глаза вспыхивают за линзами очков.
– Свое чтение.
Я качаю головой.
– В чем проблема? – спрашивает Аврора.
– Ни в чем, – говорит Джейк, кидая газету на поднос. – Но тебе больше нельзя уезжать из города. – Он берет поднос и поднимается.
– Джейк? – зову я, когда он уходит.
Он останавливается и оборачивается.
– Да?
– Прости, что вела себя вчера как дура.
Он едва заметно кивает, на его лице отражается обида. Затем он уходит.
– Объясни, пожалуйста. – Аврора смотрит на меня через краешек своей кружки с кофе.
– У меня была худшая ночь в жизни. Абсолютно все пошло не так.
У Авроры округляются глаза.
– Что-то… случилось между вами с Джейком?
Я качаю головой.
– Только то, что я ему нагрубила. А позже все стало на самом деле плохо.
– Расскажи.
На глаза снова наворачиваются слезы.
– Не думаю, что смогу. – Рассказ обо всем, что произошло, ничего не изменит.
– Но у тебя паршивое настроение. И у меня под столом валяется презерватив.
Я прижимаю пальцы к уголкам глаз.
– Мой друг из Флориды приезжал. У него было много надежд, которые я не смогла… оправдать.
– Оу. Он тебя не привлекает в этом плане?
– Привлекал немного. Полагаю. Если честно, столько всего происходило, что у меня не было возможности подумать об этом. И он просто приехал вчера, а когда желание переросло в требование, мне это не понравилось. Мы поругались утром, и я его выгнала.
Аврора ставит чашку.
– Подожди секунду. Когда у вас впервые дошло дело до постели? Вчера?
Я качаю головой.
– Сразу после смерти мамы, он… – Как сложно об этом говорить. – Это было несерьезно.
– Погоди… сразу после? Это была твоя идея? Потому что отчаяние может подтолкнуть ко многому.
Качаю головой.
– Я была в прострации после ее смерти. Он заботился обо мне.
– Позаботился о том, чтобы снять с тебя одежду. Пока ты была в шоке.
Открываю рот, чтобы защитить его, но ничего не приходит на ум. Вместо этого слезы потекли по щекам.
– О, дорогая, – говорит Аврора, выдергивая салфетку из диспенсера. – Все очень хреново.
– Все в тот момент было плохо. Кроме… – Слезы не останавливаются. – Каждый кошмар, что случился со мной, случился и с ним. Он был со мной все это время, а когда она… Он закрыл ей глаза, Аврора.
Я хватаю все салфетки, что есть на нашей части стола, и закрываю ими лицо. Я забыла об этой детали. По правде сказать, с тех пор как приехала в Клэйборн, я успешно блокировала все воспоминания о тех ужасных днях.
Но теперь все они возвращаются: медсестра, отключившая кардиомонитор, который бил тревогу. Покрасневшие глаза Хейза, когда он склонился над бедным телом моей матери и закрыл ей глаза. Ужасный момент, когда я наконец отпустила ее руку.
А теперь я реву в столовой. Сильно реву. За каждым всхлипыванием следует новое.
Аврора отдает мне все свои платки. Наконец я беру себя в руки. За последние часы я так много плакала, что, наверное, неделю буду ходить с опухшими глазами.