– Музыкальная теория – отличный курс, – говорит Фредерик. – Мне было интересно узнать, что существует причина, по которой одни звуки сочетаются, а другие – нет, что слушающий всегда стремится преобразовать неблагозвучный звук в благозвучный.
– Но разве это не слишком все упрощает? Не делает нас предсказуемыми?
– Люди и есть предсказуемые, – возражает он. – И я не прочь разобраться почему.
Несколько мгновений мы идем в тишине. Потом я задаю вопрос:
– Как прошел новогодний концерт?
– Хорошо.
Мне хотелось бы услышать больше, но он молчит. Он словно утаивает от меня крутую часть своей жизни, я устала переживать из-за этого.
– Ты никогда не рассказываешь мне о своей работе. Почему?
– Ладно, – усмехается он. – Мы отыграли девяностоминутный концерт для шести тысяч человек, по большей части песни, которые я написал десять лет назад, потому что именно их все пришли послушать. Люди аплодировали. И Генри зачислил на мой счет девяносто тысяч долларов.
– Очередной день в офисе, – бормочу я.
– Именно. Мой способ заработка – самый эгоцентричный в мире. Это как… профессиональная мастурбация.
Пришла моя очередь фыркать.
– Фразочка для US Weekly.
– Не шучу. Я не говорю об этом, потому что… – Он делает такую длинную паузу, что мне кажется, он не продолжит. – Твоя мама стала медсестрой, верно? Ради больных детей. Господи. Разве может быть что-то лучше этого?
У меня из груди вырывается сдавленный звук, потому что он сейчас говорит точно как Элис.
– Зайдем? – Он указывает на магазин.
Я была занята тем, чтобы моя голова не взорвалась, и не заметила, где мы оказались.
– Зачем?
– Хочу показать тебе кое-что.
Я иду за ним по магазину к одной из витрин.
– Шерстяные лосины? Наверно, колючие.
– Я тоже так думал, – говорит он. – Но они из мериносовой шерсти. Пощупай. Друг посоветовал. Давай купим тебе пару, и обещаю, ты вернешься за еще одной.
– Посмотрим. – Интересно, с каким другом Фредерик обсуждает нижнее белье?
– К концу зимы мы разберемся, как справляться с холодом, – говорит он. – Что ты думаешь? – протягивает мне огромную пушистую шапку.
– То, что нужно. Для кого-то другого. – Я кладу ее обратно на вешалку.
Февральское солнце освещает нас, когда мы выходим из магазина. Его тепло начинает растапливать мое сердце. Мы садимся за уличным столиком кофейни.
– Какая волна тепла, – замечаю я, поворачиваясь лицом к солнцу. – Буду фотосинтезировать.
Попивая капучино, позволяю себе греться под вниманием Фредерика. Он начинает рассказывать о теории музыки. И вот моя детская мечта провести с ним время становится явью.
– Невозможно выучить квинтовый круг на фортепьяно, – говорит он, жестикулируя для подтверждения своих слов. – Клавиатура устроена так, чтобы можно было легко сыграть мажорную гамму. Но на гитаре ты чувствуешь интервалы. Это словно смотреть прямо в музыкальную ДНК. Я покажу тебе как-нибудь.
– Было бы здорово. – Я до сих пор грежу о том, что Фредерик научит меня играть на гитаре. Однажды я наберусь смелости попросить его об этом.
– Это единственная домашка, с которой я могу тебе помочь. Чосера придется изучать самостоятельно.
Я помешиваю пенку в своем бумажном стакане. Периферийным зрением замечаю женщину, наблюдающую за нами. Даже двух. Они остановились рядом с толпящимися у кофейни.
Сначала я думаю, что это просто глазеющие фанатки. Такое до сих пор случается даже в Клэйборне. Но затем я узнаю женщину, лицо которой видела в окне ресторана «У Мэри» и на листовке агентства недвижимости. И она таращится на нас с удивлением.
Почему?
У меня ощущение, будто что-то не так. Я нарочито кладу руку отцу на рукав. Подаюсь к нему.
– Когда ты начал играть на гитаре?
Его улыбка у меня перед глазами.
– В средней школе, – говорит он. – Купил гитару Les Paul Junior на заработанные на автомойке деньги.
Конечно, я это знаю. Прочитала об этом много лет назад. Когда я украдкой снова смотрю на женщину, вижу, что она словно застыла и не может отвести взгляд.
– О черт, – говорит отец. Он тоже ее заметил.
– Что не так? – спрашиваю я, пытаясь говорить как ни в чем не бывало. Фредерик выглядит так, будто готов подскочить с места.
Краем глаза я наблюдаю, как эти женщины быстро уходят. Проходят мимо кофейни и идут по улице.
Отец судорожно вздыхает.
– Просто… небольшое недоразумение. Которого легко можно было избежать, конечно же. Я, как всегда, на высоте.
– Она твоя девушка?
Он поворачивается ко мне, прищурившись, и выдерживает паузу. Я вижу, что он пытается понять, специально ли я это устроила.
– Да.
– И она не знает, что у тебя есть дочь? – От этих слов мое сердце сжимается.
Он закрывает глаза на короткий момент.
– Верно. Но скоро узнает.
– Серьезно? Мое существование до сих пор хранится в тайне. Ого. – Мой голос превращается в писк на последнем слове.
– Это нечестно. – Он краснеет, пугая меня. – Мне правда нравится эта женщина. И мне было сложно найти способ рассказать ей, что я член-основатель клуба анонимных подонков. – Он встает. – Но я сейчас займусь этим.
Я поднимаю на него глаза, все еще пораженная.
– Итак… была рада повидаться.
С видом проигравшего он берет со стола свою шляпу.
– Ага. Теперь я пойду извиняться перед Норой за то, что повел себя как идиот. А позже позвоню тебе и сделаю то же самое. Это я умею делать. Не мерзни. – И он уходит.
Я поворачиваюсь, наблюдая за ним. Женщина остановилась на полпути к Мэйн-стрит. Она и ее подруга смотрят, как Фредерик приближается.
Вставая, я отворачиваюсь от них. Выбрасываю кофейный стаканчик в урну и иду в сторону кампуса.
Глава 22
Я держу в руках книгу, но не могу сосредоточиться на поэзии Чосера. Вместо этого проигрываю в голове проведенный с Фредериком взрывоопасный час. Неделями я чувствовала вину за то, что не виделась с ним, а ему, скорее всего, было все равно. Он веселился со своей девушкой.
Когда я сегодня выходила на встречу с Фредериком, то положила в карман табель об успеваемости. Собиралась показать ему, что получила две пятерки и две пятерки с минусом за прошлый семестр.
Мне восемнадцать с половиной лет, и мне до сих пор хочется получить одобрение отца.
Я до сих пор веду себя жалко.
Джейк сидит рядом со мной на диване и ворчит:
– Помоги мне. «Он опустил длань ей на чресла»? Я должен понимать, что это значит?
– Думаю, он приобнял ее ниже талии.
Джейк закатывает глаза.
– Устаревший язык меня убивает. Даже веселое он превращает в скукотищу, – он протягивает руку и легко касается моей спины.
Я стряхиваю руку Джейка и вжимаюсь в дальний угол дивана. Переворачиваю страницу и пытаюсь читать дальше.
– Что я сделал?
– Ничего, – вздыхаю я. – Я зла на отца.
– Ладно. Я спросил, как все прошло, и ты сказала «отлично». Но это не так?
– Он вел себя… как типичный Фредерик. Он не думает о других людях.
Джейк закрывает книгу.
– Что он сделал на этот раз?
– У него есть девушка… – Я замолкаю, потому что скорее всего Джейк не поймет. – «Она не знает обо мне». Вслух жалоба будет звучать эгоцентрично. – Он не рассказал мне о ней, – говорю вместо этого. Это правда.
– Почему? Ей что, двадцать один?
– Нет, просто он… – качаю головой.
– Звучит так… Разве вам обоим не будет лучше, если он будет счастлив здесь?
Я сердито поднимаю глаза.
– Звучит так, будто ты ничего не знаешь о нем.
– Но я узнал бы, если бы ты рассказала, – говорит он мягко.
– Да, – отвечаю шепотом. – Понимаю.
Мне стало только хуже. Я поднимаю дурацкую книгу и прячусь за ней. Мы с Джейком оба читаем «Рассказ мельника», готовясь к завтрашнему уроку английского, на который ходим вместе в этом семестре. Но я не в настроении читать про плотника, его жену-изменщицу и музыканта, который наставил ему рога. Все так затянуто.
– Я когда-нибудь познакомлюсь с ним? – спрашивает Джейк через какое-то время.
– С кем? С Фредериком? Нет.
– Так… Неподходящее время для вопроса, да?
– Бинго.
Он откладывает книгу.
– Я не имел в виду, что хочу быть его поклонником. Мне нравишься ты, вот и все. Если бы мои родители были в городе, я бы познакомил вас тут же. «Это Рейчел. Я ей нравлюсь, несмотря на то что не понимаю Чосера».
Тоже закрываю книгу, все еще не в духе.
– У меня репетиция через пятнадцать минут.
Голос Авроры доносится из спальни:
– Джейк, тебе не перепадет ничего сегодня вечером, дорогой. Удачи завтра.
Со вздохом Джейк берет книгу.
Температура опускается вместе с солнцем, так что до места репетиции я добираюсь бегом. Мороз обжигает лицо, но мне приятно быть в движении, приятно стряхнуть с себя дневные разочарования. Тем более скоро согреюсь. «Белль Хор» репетирует в чересчур теплом кабинете.
Опаздываю всего на минуту, остальные еще разматывают шарфы и снимают куртки.
– Давайте, ребята! – зовет Джессика. – У нас всего четыре репетиции до концерта. А у Рейчел и Дарьи до сих пор нет соло. У нас много дел!
Я занимаю свое место на стороне альтов в полукруге.
– На самом деле я беру Blackbird, – говорит Дарья.
– О, отлично. – Джессика делает пометку в своем блокноте. – Остается Рейчел. – Джессика внимательно смотрит на меня. В последнее время при виде нее у меня ощущение, что я сделала что-то не так.
– Что ж, – начинаю я. – Я могу взять любое соло, какое скажете. Но у меня есть одна идея, если вам не покажется это слишком странным.
– Странное может быть интересным, – говорит высоким голосом Дарья.
– Странная не песня, – говорю я быстро. – На самом деле это отличный отрывок для вокала. Странность в том, что ее написал мой отец.
– Ну, это типа круто, – говорит кто-то.
– Он придет нас послушать? – спрашивает Дарья.