– Список проданных картин мне тоже понадобится, – перевернув страницу, объявила Чарли.
Покупателем «Шести зеленых бутылок», картины номер десять, значился мистер Сол Хансард, бывший босс Рут Басси. Картина номер восемнадцать шла последней, в самом конце второй страницы. Чарли не удивилась бы, увидев имя Стивена Элтона или Джеммы Краудер. Невероятных фактов в этом деле было столько, что они стали почти привычными. Точнее, Чарли думала, что стали, но, едва прочла имя покупателя, мысли ее понеслись вскачь, толкая друг друга, сшибая, точно взбесившиеся животные.
Картину «Убийство Мэри Трелиз» приобрел мистер Дж. Э. Дж. Аббертон.
195 марта 2008 года, среда
– Ты когда-нибудь врала, чтобы угодить Эйдену? – спрашивает Мэри, усаживаясь на подоконник.
– Вроде бы нет. – Я врала не в угоду Эйдену, а чтобы защитить его и себя.
– А Марта врала. Если бы она не лгала себе и о себе, они с Эйденом не объединились бы против остальных, не откололись бы от группы и не оказались в одной постели. Возможно, тогда Марта не переступила бы последнюю черту. Ведь именно той ночью умерла ее любовь к Эйдену, а отчаяние накрыло ее с головой.
– Что случилось?
– После интервью «Таймс» пять Нулей Нового Тысячелетия отправились в бар. Там с новой силой вспыхнул спор, что важнее, карьера или счастье, который быстро перерос в безобразную ссору. Нули перебрали с выпивкой, добродушные шутки сменились злыми, а мишенью стал Эйден. Его заявления на тему «Личная жизнь – ничто, карьера – все» показались напыщенными даже Марте. А Эйден терпеть не может, когда над ним смеются. Слышала о Дуне Чемпионе?
– Кажется, да. Он знаменитость?
– Еще какая.
– Но ты назвала их Нулями Нового Тысячелетия...
– В итоге нулем становится каждый, кто-то раньше, кто-то позже, – перебивает Мэри. – Дуна обозвал Эйдена напыщенным козлом, а Марта бросилась защищать. Заявила, что Дуна и прочие – полные ничтожества, а она согласна считаться напыщенной вместе с Эйденом. То есть Марта приняла позицию Эйдена, точнее, сделала вид, что приняла. Отбив атаку Дуны, она наконец исполнила свою мечту – произвела впечатление на Эйдена. Они вдвоем поехали в Сохо, в уютном индийском ресторанчике с удовольствием раскритиковали профессиональные достижения Дуны и остальных, а завершили вечер в отеле, который забронировала «Таймс». В номере Эйдена, разумеется...
– Название отеля ты знаешь?
– «Конрад», – смерив меня удивленным взглядом, отвечает Мэри, – в бухте Челси.
Слава богу, не «Драммонд»!
– С формальной точки зрения они действительно занимались сексом.
– То есть?
– Проникновение произошло, но к нему все и свелось: Эйден сплоховал.
– Это Марта тебе сказала?
– Когда Эйден ее бросил, Марта рассказывала о памятной ночи даже родителям. Она, мол, ничего не понимает, хотя привыкла разбираться в каждой мелочи. Для Марты все должно было иметь смысл, иначе она не могла физически. В ту ночь плохонький секс ее не расстроил, ибо главным она считала другое. Эйден сказал, что любит ее с тех пор, как встретил на собеседовании в Тринити. – Мэри спрыгивает с подоконника и начинает мерить шагами комнату. Голос звенит от возбуждения, словно она переходит к самой важной части рассказа. – Эйден сказал именно то, что хотела услышать Марта: она необыкновенная, он не отвечал ей взаимностью, потому что испугался своих чувств, и так далее. Эйден даже о будущем говорил: они не должны расставаться ни на секунду. Утром он ушел рано – спешил на занятия в аспирантуре при Национальной портретной галерее. «Я позвоню, – пообещал Эйден, целуя ее на прощанье. – Соскучиться не успеешь». – Мэри смеется. – Марта как настоящая писательница безоговорочно верила в силу слов. Если она запомнила эти слова, значит, Эйден выразился именно так.
– Он не позвонил. – Вместо вопроса получается утверждение.
История Марты звучит пугающе знакомо. Со мной Эйден повел себя точно так же – объяснился в любви, предложил руку и сердце, целую ночь сжимал в объятиях, а наутро охладел и с каждым следующим днем отстранялся все больше. Потом он перевез вещи ко мне, то есть физически стал ближе, но эмоционально, духовно и чувственно – дальше.
– Эйден связался с ней, но далеко не сразу, – отвечает Мэри. – Марта писала ему, звонила – безрезультатно. В полном отчаянии она целую неделю ежедневно караулила у Национальной портретной галереи. Эйден не появился. Тогда Марта справилась в администрации. Ей ответили, что аспирантура у Эйдена закончилась неделю назад. Где его искать, она не представляла. Эйден не оставил ей домашний адрес и не сказал, куда отправится после Тринити. Бедняжка бродила по городу и рассказывала о своих бедах каждому встречному – официантам, барменам, таксистам. Словом, вела себя как полная идиотка, и плевать ей было, как она выглядит со стороны. Марта хотела понять, почему так вышло, почему мужчина, который поклялся в вечной любви, взял и исчез.
Я морщусь от табачного дыма, хотя окно распахнуто, а Мэри давно докурила последнюю сигарету.
– Мужчины часто клянутся в любви, чтобы затащить женщину в постель. – Такой ответ кажется самым рациональным.
– Нет! – чуть ли не кричит Мэри. – Признания в любви Марта выслушивала уже в его постели. Она и без романтической брехни согласилась бы на что угодно, и Эйден прекрасно это понимал. Он объяснился в любви, чтобы спасти уязвленную гордость. Он же перфекционист и желает быть лучшим во всем. Как любовник он явно сплоховал и понял: чтобы спасти ситуацию, нужно срочно включать красноречие! – Глаза Мэри напоминают серые льдинки, каждое слово сочится горечью. – Страстный шепот о вечной любви стал ложным маневром. Какая уж тут искренность! Эйден хотел, чтобы Марта считала его лучшим любовником на свете, и получилось именно так. Говорю же, писательница Марта свято верила в силу слов. Посредственный секс? Ерунда! Главное, она услышала то, о чем мечтала. Ночь с лживым импотентом стала самой волшебной в ее жизни...
– Хватит!
Не желаю больше слушать, довольно с меня! Но я все-таки спрашиваю:
– Где это случилось? Где она повесилась? Здесь?
Изо всех сил стараюсь отодвинуть воспоминание о чувстве, с каким я переступила порог Гарстед-коттеджа. Меня тянуло сюда как магнитом. Казалось, здесь мне самое место.
– На первом этаже, – без всякого выражения отвечает Мэри. – Пошли, покажу.
– Нет! Так ты для этого привезла меня сюда? Я не хочу ничего видеть!
– По-твоему, я там тело Марты прячу? Ничего подобного. Там просто выставка. Ты же любишь искусство? – Мэри щурится и, не давая мне ответить, добавляет мелодичным голосом, от которого у меня по коже бегут мурашки: – У Эйдена открылась персональная выставка, и он послал Марте приглашение.
– Это было до или после ночи в «Конраде»? – Пусть говорит, лишь бы вниз не тащила!
– После. Прошло не меньше двух недель. Марта училась жить с тем, что Эйден не позвонил «так быстро, что она соскучиться не успеет», что он лжец и без него лучше, а тут, бац, приглашение на закрытый показ. Оно пришло через издательство. Никакой записочки, ничего личного – стандартный бланк галереи. Влюбленная идиотка тотчас воспарила к небесам. Она так устала от страданий, что хваталась за любую соломинку.
– Так она пошла?
– А ты как думаешь? Разумеется! Мать отправилась с ней якобы для моральной поддержки, а на самом деле – чтобы поманить Эйдена деньгами. Будешь любить Марту – нищим не останешься.
– Получается, она хотела его подкупить?
Мэри ухмыляется, заметив мое удивление.
– Для тех, кто посылает дочерей в Виллерс, это обычное дело: ящик шампанского директрисе – и блестящая характеристика в кармане. Марта тотчас разгадала план мамочки, но, не зная, как иначе заполучить Эйдена, спустила все на тормозах. На показе он едва взглянул на нее. Марта подошла к нему сама и спросила, зачем он ее пригласил. «Ты ведь интересуешься моим творчеством, – пожал плечами Эйден. – Всегда же интересовалась! Вот я и подумал, что ты захочешь прийти».
– Поверить не могу, что он такой черствый! – заявляю я, когда возвращается дар речи. Если судить по словам Мэри, Эйден почти садист!
– Нет, веришь! – Мэри словно пытается внушить мне эту мысль. – Марта расстроилась, а Эйден назвал ее обманщицей. Он, дескать, полагал, что Марта ценит его творчество, хотя на личном фронте у них ничего не вышло. Так и выразился, «не вышло», как будто он усилия прикладывал. Тут Марта не выдержала – ляпнула, что на интервью солгала и считает личную жизнь важнее работы. Мол, Дуна и остальные правы: он действительно напыщенный козел. Получилось неловко, ведь кое-кто из «звезд» присутствовал на показе. Только с Сесили получилось еще неловче. – Мэри с отвращением качает головой. – Марта наконец поняла: сказка, которой она столько лет тешилась, умерла. Эйден пригласил ее не просто так: он знал о ее чувствах, знал, что взаимностью ответить не способен, но надеялся, что она все равно купит одну из его жутких картин. А вот ее мать не подозревала, что сказочке конец, и принялась обхаживать Эйдена, намекала на размеры семейного состояния, долго выбирала картину, колебалась, одну купить или две. Марта отвела мать в сторонку и попросила ничего не покупать, но та лишь отмахнулась. В итоге мать пошла на уступку – купила не две картины, а одну, но не поверила Марте, когда та заявила: «Я хочу, чтобы выставка провалилась». Ведь в запале Марта могла запросто наломать дров, а через секунду взять свои слова обратно, вот Сесили и подумала: у дочки очередной заскок. Только все было иначе... – Мэри замолкает.
– Иначе, потому что Марта твердо решила с ним порвать? – неуверенно спрашиваю я, понимая, что сама с Эйденом не порву, даже если он давно со мной порвал. Я люблю его безоговорочно, что бы он ни совершил. Оказывается, простив себя, можно простить кого угодно.
– Иначе, потому что она его возненавидела! – Мэри злится, словно я говорю откровенные глупости. – Она решила одним махом уничтожить и его, и себя – покончить с собой. Марте вообще нравилось все яркое и эффектное. Она пригласила Эйдена, солгав, будто хочет заказать картину. Разумеется, сперва он заартачился: работает исключительно по вдохновению, заказы не берет, – в общем, цену себе набивал, как и предполагала Марта. Но стоило озвучить размер гонорара – пятьдесят тысяч, кривляние прекратилось. П