– Именно в Реклесгеме находится Виллерс, частная школа, в которой учились Вайерс и Трелиз. На почте я выяснила адрес и почтовый индекс школы. Отгадай, что еще попалось в директории «Виллерс»? Адрес и индекс Рут Марджерисон.
– Не понимаю, – буркнул Саймон.
– Территория Виллерс так огромна, что там несколько индексов. Школе принадлежат двадцать с лишним зданий, каждое из которых имеет собственный адрес. В том числе и Гарстед-коттедж. Он действительно на Авеню – думаю, так называется дорога на территории школы. Я позвонила в Виллерс, попросила соединить с Рут Марджерисон из Гарстед-коттеджа и услышала, что там такая не проживает.
– А кто проживает, не спросила?
– Спросила и не добилась ровным счетом ничего. Как ни позвоню в Виллерс, со мной общаются предельно вежливо, но толку от них ноль. О Марте Вайерс никто говорить не желает.
– Нужно туда ехать! – Саймон залпом допил пиво. – Мы же полиция, администрации школы придется с нами разговаривать. Они ведь не знают, что нас временно отстранили от службы.
– По пути сюда я позвонила Йен Гарнер. Спросила, как платили эти люди. Подумала, вдруг у нее записи сохранились. Но слишком давно это было, а вспомнить она не смогла. Остался лишь список проданных картин с галочками против названия каждой. Отметки эти означают, что оплата произведена. Йен утверждает, что по крайней мере один покупатель расплатился наличными. Такое случается редко, поэтому и отложилось в памяти.
– Раз адреса не существуют, то и люди, вероятно, тоже.
– Йен хорошо помнит, что с большинством покупателей лично не встречалась. Дескать, на закрытом показе продались только три картины.
– Их купили Сесили Вайерс, Кэрри Гатти и Сол Хансард?
– Вполне возможно. Остальные общались с ней по телефону, деньги и картины пересылались либо по почте, либо с курьером.
– Так принято? – удивился Саймон.
– По словам Йен, нет. Она сочла это заслугой молвы, которая вмиг сделала Эйдена настолько популярным, что его работы покупали не глядя. Двое из тех девяти, Уиндес и Элстоу, потребовали права преимущественной покупки следующих работ Эйдена, Йен даже пометку соответствующую сделала.
– Доверчивая особа! Покупателей в глаза не видела, а уже...
– Бизнес есть бизнес. Она продала картины, ей заплатили. Так что, допрос покупателям устраивать?
– Виллерс! – Саймон решительно поднялся. – Следующий пункт нашей программы. Поехали!
– А не стоит сперва отнести мой улов Милуорд?
– Хочешь – неси, но без меня! Если мы с ней еще раз встретимся, может дойти до драки.
Чарли не думала, что Милуорд сильно заинтересует каталог выставки восьмилетней давности.
– Нет, я отправляюсь не к Милуорд, а домой. Одному из нас нужно потолковать с Кэрри Гатти, и, видимо, этим займусь я. Везет мне, правда?
235 марта 2008 года, среда
Из сна меня вырывает громкий мужской голос, вещающий о ситуации на дорогах. Радио! Я в незнакомой машине с серыми кожаными сиденьями, у зеркала заднего обзора качается освежитель воздуха в виде елочки. Совсем как в такси! Мало-помалу кусочки пазла складываются в картинку: это впрямь такси, которое Мэри вызвала, чтобы отправить меня на станцию.
– Почему мы на шоссе? – спрашиваю я водителя. В брешь между сиденьем и подголовником видна розовая шея и седой ежик, обрывающийся на затылке идеально прямой линией. Все три полосы шоссе стоят, мы – в средней. Впереди многие водители выходят из машин и разминаются. Некоторые открыли окна и разговаривают. Давно мы тут ждем? Долго я спала? На улице смеркается...
– Вам разве не в Спиллинг?
– Я собиралась ехать на поезде. Думала, вы на станцию меня везете. – Я не знаю, какая станция ближе всего к Виллерсу, поэтому название дать не могу. Жаль, у Мэри не спросила.
– Мне велели доставить вас прямо в Спиллинг, мисс.
– Нет! – Я отчаянно борюсь с желанием снова провалиться в сон. – У меня денег не хватит.
– Они и не понадобятся. – Водитель поворачивает зеркало так, чтобы мы друг друга видели. Глаза у него серые, веки набрякшие, седые брови торчат в разные стороны. – Стоимость проезда занесут на счет, а вы просто распишитесь, когда до Спиллинга доберемся. Если вообще доберемся! – добродушно усмехается он.
– На чей еще счет?
– На счет Виллерса.
– Это какое-то недоразумение...
– Вовсе нет, мисс. Мне велено доставить вас в Спиллинг. Кажется, мы здесь застряли. На третьей развязке отсюда авария, поэтому движение только по одному ряду. Пить хотите? Там в сумке-холодильнике вода. Вообще-то я уже говорил, но вы спали как убитая.
Справа от меня в нише для ног квадратная синяя сумка. Я снимаю ремень безопасности и, наклонившись, расстегиваю молнию. В темной прохладе сумки восемь бутылок минеральной воды.
– Угощайтесь! – любезно предлагает водитель. – Они для вас.
Как неловко! Почему вода только для меня? Зачем мне одной восемь бутылок?
– Спасибо, пить не хочется, – отвечаю я. Под пристальным взглядом водителя очень неуютно. – Честное слово, лучше отвезите меня на станцию!
В кожаном кармане на спинке водительского сиденья лежит журнал в красной глянцевой обложке – «Инсайдер».
– Первый раз в Виллерсе, да? На родительницу вы не похожи – слишком молоды. Значит, на собеседование приезжали?
– Нет, в гости.
– Все равно вижу, что впервые. Кататься на «роллс-ройсе» вы явно не привыкли. Родители здешних учениц, учителя и даже сами девочки воспринимают все как должное. Откровенно говоря, приятно встретить человека, который не считает роскошь нормой. Сами вы тоже не в Виллерсе учились?
– Нет.
– Я сразу понял! Школа Виллерс – наш основной заказчик. Они пользуются только нашими услугами. Знаете почему? Мы самые лучшие! Раз уж проснулись, я не стану выключать радио, ладно? Извините, что оно вас разбудило, но хотелось узнать, что там с пробками.
– Пусть работает, – киваю я.
Разговоры сейчас меня мало интересуют. Надо подумать, что скажу Солу. Я почти год отказывалась с ним разговаривать и теперь не могу просто так заявиться в галерею и устроить допрос. Сол мне обрадуется и на вопросы охотно ответит, но от этого еще тяжелее.
Я считала, что видела все картины Сола. Что же он работу Эйдена не показал? До ЧП с Мэри мы периодически вместе ужинали, либо у Сола, разумеется, с его семьей, либо у меня, вдвоем. Помню, я сильно смущалась, но для ужина в компании моя сторожка слишком мала. Главной целью совместных ужинов было продемонстрировать и обсудить очередную картину. Мы шутили о наших «коллекциях», а Сол говорил: «Рут, мы формируем вкусы будущего. Едва люди поймут, какая ерунда все эти протравленные скелеты младенцев, инкрустированные бриллиантами черепа и незаправленные кровати, мы с тобой укажем им верный путь. Настоящее искусство снова восторжествует».
Вдруг Солу известно, где Эйден и почему та картина названа «Убийство Мэри Трелиз»?
– Мисс, вы не против «Радио-2»? Или хотите послушать музыку, песенки какие-нибудь? Диски у меня есть.
Песенки... Сразу вспоминается «Долог путь до Типперери» Джека Джаджа. Подобные песни я слушала в школе, заучивала наизусть и тихо ненавидела.
– Лучше радио, – отвечаю я.
– На спинке моего сиденья карман, а в нем школьный журнал, – говорит водитель. – Свежий выпуск. Заскучаете – посмотрите, как живет счастливая часть общества.
Как живет счастливая часть... Одна часть души умирает, другая обречена на полужизнь...
Я достаю «Инсайдер» и начинаю листать. В основном здесь фотографии учениц в желтых блузах и бордовых блейзерах. Стоят, где группами, где в ряд, и улыбаются. Каждая фотография посвящена какому-то достижению – рекордной сумме, собранной для благотворительного фонда, победе на состязании по ораторскому искусству. На следующих снимках девочки в желтых спортивных костюмах и купальниках держат в руках кубки. А вот и Клэр Дрейзи, вчера она встретила нас с Мэри. Клэр тоже в спортивном костюме. Под снимком написано, что она не только директор по административно-хозяйственной части, но и тренер школьных команд по нетболу и синхронному плаванию.
Дальше фотография современного здания, шестигранника с белыми стенами и высокими окнами. Уже собираюсь перевернуть страницу, но взгляд цепляется за имя Сесили Вайерс. Здание назвали ее именем. В комментариях приводятся слова Сесили, выпускницы Виллерса, о том, что они с супругом любят искусство, поэтому и пожертвовали огромные деньги, благодаря которым воплотилась мечта школы о собственном театре и драматической студии. Пять строчек текста я проглатываю быстро, а потом долго смотрю на них, словно они могут сообщить что-то новое о Марте.
Странно, что Сесили назвала здание не именем Марты, а своим.
Уже собираюсь положить «Инсайдер» обратно в карман сиденья, но натыкаюсь на что-то любопытное внизу последней страницы. Не может быть! Почудилось? Нет, там действительно написано «Гондри», только контекст мне совершенно непонятен. Руки, спину, шею покалывает, словно меня тычут иглами и булавками.
Я перечитываю коротенький текст. Все-таки Гондри не такая распространенная фамилия, как Уилсон или Смит, потому взгляд и зацепился. Отложив журнал, я достаю из сумки список проданных картин, который дала Мэри. Вот она, миссис С. А. Гондри, проживающая в Уилтшире. А это что? В списке скрыт еще один сюрприз. Адреса я сперва даже не прочитала, слишком потрясли девять имен, а сейчас вижу, что картину «Всех милее» купила Рут Марджерисон, у которой такой адрес: Гарстед-коттедж, Авеню, Реклесгем. Это ведь коттедж Мэри! Я недоуменно смотрю на список. Кстати, почему он написан от руки? Почерк знакомый, хотя бы по изогнутой «М» в «Марджерисон»...
Сбитая с толку и подавленная, я откашливаюсь.
– Простите, пожалуйста!
Водитель тотчас выключает радио.
– Да, мисс?
– В журнале написано про какой-то конкурс талантов...
– Да, его проводят ежегодно в первую субботу после Дня святого Валентина. Сейчас много разговоров о том, чтобы ввести в школе совместное обучение, но директриса и педсовет против. Считается, что без мальчишек девчонки учатся лучше, но скажите это самим девчонкам! А у отдельных родителей позиция такая: хочет доченька мальчиков – предоставьте ей мальчиков в комплекте с хорошей едой и отдельной спальней. При мне тут такое говорят, – водитель хихикает, – у директрисы бы уши завяли! Девчонки-то уверены, что деньги могут все, и зачастую они правы, но педсовет ни в какую. Понятно ведь, кому влетит, как только успеваемость ухудшится!