Почти двадцать лет назад Новиков, один из самых молодых тогда капитанов, вот так же шёл морем на сейнере «Онда». И каким счастливым чувствовал себя! Ему доверили испытание первого капронового трала. Сколько возникало проблем!
Капитан-директор Ю. И. Новиков
Как-то на промысле отлично шла ловля минтая. Нужно было принимать и обрабатывать рыбу день и ночь. Но трюмы плавбазы были полны. А судно-перегрузчик задерживалось. Кроме того, на исходе топливо и пресная вода. И вот сразу, в один и тот же день, как сговорились, в район лова пришли перегрузчик, танкер и водолей. Принимать по очереди? Сколько же суток уйдёт на это. Первый занял правый борт плавбазы, другой – левый, водолей приняли с кормы. Базу, что называется, связали по рукам и ногам.
А добывающий флот – с рыбой. Что делать? Думали-гадали и придумали: через нерабочий, четвёртый трюм перегрузчика все трое суток, пока транспорт забивался продукцией, ни на час не прекращая, вели приём рыбы-сырца. План сумели перевыполнить.
Или же взять ремонт судна. Многие понимают его как отдых. Но ведь можно уйти в океан не через полгода, как запланировано, а через четыре месяца. Так спрессовать объём работ – задача трудная: рыбообрабатывающее судно надо привести в идеальную готовность. Отремонтировать технику, конвейерные линии, очистить судно от ржавчины, покрасить. С морем шутки плохи: там, среди волн, не заменишь вышедший из строя агрегат, не найдёшь запасную деталь. Это прекрасно понимал весь экипаж, объявив месяцы ремонта ударными.
И вот в таких жёстких условиях капитан-директор «Соколовского» задумал построить на борту собственную жестянобаночную фабрику. Конечно, «фабрика» – это громко сказано. Просто большой цех, которому нашли место на судне. Но так уж назвали.
Новиков был не один. Идеей создания такой плавучей фабрики успел увлечь специалистов плавбазы.
Мастера В. Шинкаренко испугать технической задачей вообще трудно. До флота он закончил художественное училище и машиностроительный техникум. На «Маршале Соколовском» работал и токарем, и слесарем, и механиком. На токарном станке свободно может выточить иголку, сделать цветок из поплавка-кухтыля. В красном уголке и береговых жилищах друзей и знакомых Владимира Лукича стоят чудесные, тонкой работы парусники из сверкающей серебром «нержавейки», затейливые бронзовые подсвечники, скульптурные фигурки из эбонита.
Новиков и делал ставку на творческую жилку своих людей. Однажды конвейер рыбозавода базы перестал справляться с переработкой улова. Новиков, Шинкаренко и механик А. Бондаренко возглавили судовое «конструкторское бюро» по разработке плана модернизации и расширения пресервной линии. И теперь на конвейере стоит на пятнадцать укладчиц больше, чем на других плав-базах.
Итак, новый этап совместных поисков повышения эффективности работы судна в океане – собственное производство тары. Шинкаренко с месяц ходил на береговую фабрику – наблюдал работу линии, выпускающей банки, изучал чертежи станков для склёпывания корпуса, принцип действия автоматов по пропайке шва.
В механической мастерской судна начались эксперименты. Главной трудностью в работе создателей судовой фабрики было изготовление так называемого рога – нечто вроде штампа. Эта основная деталь станка требует особой закалки. На судне и даже на судоремонтном заводе, где стоял «Соколовский», нужного металла не нашлось. Обратились к теоретическим источникам металловедения и сами такую закалку осуществили.
Хоть и с потугами, дело двигалось вперёд. Заработал уже и автомат пропайки. Сделали для пробы сто банок. Остались недовольны качеством швов.
Проверили паяльный вал по чертежу, он в точности соответствовал фабричному. А этого для судовых условий мало. Пришлось искать новый вариант. И точно: качество шва стало гораздо лучше. Сделали около двух тысяч банок – получилось.
Чувствуем, станок может намного больше клепать банок, чем рассчитывали, – вспоминает капитан. – И к выходу в море, когда пошла рыба, мы поднялись на рубеж семи тысяч банок. На одном станке!
Потом сделали второй. Судовой жестянобаночный цех показал точно такую же производительность, как и в цехе береговой фабрики – пятнадцать корпусов в минуту.
Но странное дело – Приморрыбпром к поискам рационализаторов остался равнодушным. Когда плавучий жестянобаночный цех выдал первую тару, никто в Приморрыбпроме и пальцем не пошевелил, чтобы помочь в поставке жести. Не повернулись лицом к нуждам рыбаков даже после того, как на плавбазе побывал представитель объединения «Дальрыба» и прямо в море, на борту судна написал приказ «О творческой инициативе членов экипажа плавбазы “Маршал Соколовский” и поощрении отличившихся». «Творческая, созидательная работа экипажа плавбазы, – сказано в этом документе, – дала возможность обеспечить выполнение плана по выработке пресервов из иваси на триста процентов».
В приказе говорится о необходимости распространить передовой опыт. Но вот реальность: Приморрыбпрому легче в море посылать транспортный флот с банкотарой, чем выделять жесть.
Тот, кому подолгу приходилось жить в океанском «городе», сталкиваться с бытом рыбаков, характером пахарей голубых нив, мог заметить одну отличительную черту – стремление довольствоваться немногим. Может быть, само море приучило людей к этому. На «Маршале Соколовском» недавно появилось ещё одно необычное сооружение – надпалубные охлаждаемые бункеры для рыбы-сырца. Бункеры спроектированы и построены силами экипажа. И теперь в дни «большой рыбы», когда другие плавбазы вынуждены ограничивать и даже прекращать приём уловов, «Маршал Соколовский», продолжая обрабатывать сырец, ведёт одновременно приём рыбы впрок. И опять же благодаря этим чудо-бункерам в штормовые непромысловые дни экипаж трудится в полную мощь, и слово «простой» исчезло из нарядов производственных смен.
…У борта «Маршала Соколовского» в горячие дни путины снуёт мотобот, принимая улов траулеров, мощным серебристым потоком льётся рыба в приёмные бункеры, бесконечно движется конвейер, заполняя банки, только-только соскользнувшие с транспортёра.
После критики Минрыбхоза в «Литературке» и других газетах стали делать на базах и заводах консервы из печени минтая, а «Соколовский» мой чаек усиленно кормит. Клюют под бортом вовсю. Как-то заморозили 20 тонн, потом, по разгильдяйству рукой-водителей береговых, не отгрузили и… пустили на тук. За четыре месяца путины, по свидетельству капитан-директора Твердохлеба, примерно 1000 т печени за борт и в РМУ ушло…
Стоим с Новиковым на спардеке (затихло после вчерашнего шторма) и толкуем о бардаке. Он рассказывает, как в начале 1970-х на плавбазе «Калининградский комсомолец» в кормовом слипе делали консервы из скумбрии – с лавровым листиком, душистым перцем, пришёл др. кмд и всё оборудование выбросил (на «Соколовском» так же поступили с его детищем – ЖБЦ, жестяно-баночным цехом, о котором я писал в «Правде»). Под бортом у нас стоит рефрижератор д/э «Художник Герасимов». Новиков: – Вот, мощные морозильные установки, взять такой пароход и на базе его сделать микроплавбазу и выпускать вкуснейшие консервы, они ж имеют неограниченный сбыт. Да ими завалить можно Приморье и Хабаровский край.
Вот бы кому рыбным министром стать сейчас, при Горбачёве, думаю!.. Умница, творческий человек, прекрасный хозяйственник, экономист. И ведь в любом деле на Руси великой есть такие же талантливые люди, только руки им развяжи и допусти к рулю…
Сейчас суда Южно-Курильской промысловой экспедиции ведут лов в тяжёлых условиях осенних штормов. Рыбаки с честью несут трудовую вахту вдали от родных берегов.
Южно-Курильская промысловая экспедиция. Август 1979 г.
V. Кальмар
2.12.80, вт. Крадёмся вдоль средних Курил в поисках косяков кальмара. 2–3 дня работы на кальмаре, говорит капитан, равны месяцу в минтаевой экспедиции…
Апрель 1986. Рыбачим, а точнее кальмарим с океанской стороны Курил.
Тысячи раз наблюдал всякоразную дымку, а вот сейчас увидел: на фоне рослой курильской сопки (Симушир), на фоне белейшего снега по склонам – мгла, клубящаяся над морем у берега, достающая сопке чуть выше колен, оказывается, явно сиреневого цвета!..
3.07.89, пон. Полным ходом в порт Дальний (Далянь). Уже огибаем с юга Корею. С правого борта – маяки на горах, с левого – сверкают гирляндами ослепительной подсветки кальмароловы. Весь горизонт слева озарён ими, как застывшими зарницами.
«Шилом»[9]море не согреешь
АЧТ набросился на ошмётки кальмара и, зверски урча, принялся пожирать их. Сизые с серебром, бесформенные ошмётки здорово смахивали на рваную плёнку в банке шаровой краски, когда плеснёшь туда чуток олифы и помешаешь щепкой. Противная такая рванина, но АЧТ от неё без ума. Я однажды записал на магнитофон его урчанье. На повышенной громкости слушать это невозможно – просто страшно. Думаю, львиный рык в пустыне не так леденит кровь. А если бы ещё увеличить самого АЧТ от котячьих до китячьих размеров, как сделал детский поэт, о, тогда всё – туши свет, как говаривал наш незабвенный боцман забывчивым электрикам.
Кит был маленький, домашний,
Кот – огромный, просто страшный…
И картинка: игрушечный китёнок, выгнув хвост, дурашливо сидит на заборе, а гигант-котище вразмашку плывёт по океану, пугая китобоев.
Лётчики, моряки, шахтёры, в общем, все, чей «рабочий стол» качается, летает, рискует быть расплющенным, в большинстве суеверны. Принадлежа к этому большинству, я и завёл себе чёрного кота АЧТ, чтобы нейтрализовать нечистую силу, клин клином, так сказать, котов котом вышибать. А имя просто из курса физики взял, из раздела оптики: АЧТ – абсолютно чёрное тело. В общем, как наша нынешняя жизнь.
Не дай Бог жить в эпоху перемен. Конфуций знал, что говорил! Тридцать лет отдать морю и вместо мяса, масла, которыми нас баловали на флоте, и даже вместо овощей, о которых мы лишь мечтали в долгих промысловых рейсах, остаться с сублимированной пенсией в зубах…