На Шикотане
Какое это чудо – вдруг то ли из-под воды, то ли с неба явившийся остров. Много дней вокруг – только синее и голубое с облачной пеной, только шуршание пены вдоль борта, только один-единственный солёный, йодистый запах… И вдруг – зелёный остров! Словно гигант-волшебник отломил от каравая-материка краюху и занёс сюда, в пустыню океана. Ну да, откуда, казалось бы, здесь, среди безраздельно господствующего синего, эти коричневые и сизые, как голубиное крыло, обрывы, белые ожерелья у их подножий и, главное, зелень, зелёная трава, деревья, лесные запахи – откуда всё это?..
Чудо-остров! Он мог лишь в самом фантастическом сне присниться. Трава здесь и та как на другой планете: стебли у неё – жёсткие коленчатые трубочки, листья – зелёные лезвия, стрелы, да что угодно, но только не те всем известные и привычные листья травы-муравы. Потом уже ей сказали, что это и не трава совсем, а карликовый бамбук! И тут же рядом растут вековые сосны с зелёными бородами мха на ветках, солнечные рощицы берёз, рябина, смородина, какие-то кусты, которые, сказали, нельзя ни в коем случае трогать. И конечно же, Светка потрогала эти кожистые трёхлистники на гладких веточках, и потом на тыльной стороне кисти, которой она коснулась ипритки (так называется это коварное растение), вспухли волдыри и долго не проходили. Но это всё ерунда на постном масле, а вот тисы, толстоногие, хмурые и всё-таки смешные великаны, которым за тысячу лет (!) и которых можно гладить и обнимать сколько хочешь, – это да!
С моря остров видится островом, а высадись, поживи немного на нём, и окажется – это целая страна зелёных просторов, журчащих речек, причудливых скал, птиц и зверей. Лучшее место на Земле – Курильский остров Шикотан! Как же изумлялась Светка, когда услышала, что в переводе с айнского Шикотан и есть – Лучшее Место. Вот чудеса!
В семнадцать лет мир полон чудес. И если ты не сидишь на месте, задыхаясь в сигаретном дыму, а бежишь или летишь чудесам навстречу, жизнь твоя в сто раз полнее и интереснее любой, даже самой полнокровной городской жизни. Какой институт или консерватория заменят Шикотанский рыбокомбинат, вулкан Тятю, заглядывающий прямо в бухту, космические океанские рассветы и закаты, огромную оранжевую луну, купающуюся в горной речке… Нет, мамочка, только здесь, на острове, а не в консерватории, может быть по-настоящему счастлива твоя дочь! Музыкальная школа с отличием, аттестат с тремя четвёрками – ну и что, мама? Это ж совсем не значит, что в семнадцать нужно замуровать себя в классы и долдонить пьесы на рояле. Можно прекрасно жить и здесь, работать и искать, и находить красоту, и беречь её, спасать от разрушения…
Насчёт спасения красоты Светка, конечно, переборщила. Работа на комбинате, если укладываться в норму, очень тяжёлая. Норма – 1200 баночек за смену. В каждую баночку нужно уложить 15–20 кусочков сайры, причём не как-нибудь, а «розочкой». Ну а уже после смены все девчата обычно и занимались спасением красоты, ну то есть спасением собственных рук. Использовались для этого мази всех известных марок, изобретались самодельные, но всё равно спастись от сайрового дерматита было трудно. В «презерах», то есть резиновых перчатках, не работа, это известно всем, и врачам в том числе. И сотни мелких, почти невидимых порезов и царапин «расцветали» на руках укладчиц настоящими букетами нарывов. Светке удалось изобрести «бальзам Клементьевой» (сметана с марганцовкой и вазелином), но сметану в посёлок привозили раз в неделю, и за ней нужно было стоять в очереди.
И вот она, сайра, в баночках уже!
Спасать приходилось ещё и собственную свободу, элементарное право на отдых после смены. Дело в том, что сайру на комбинат сдавали сотни сейнеров, ведущих промысел вокруг острова. Рыбаки время от времени совершали набеги на бараки, в которых жили девчата-укладчицы. Топая по посёлку в резиновых «ботфортах», посеребрённых чешуёй, уже, как правило, под мухой, пахари моря держали курс на барак с заветным номером. Вначале при появлении гостей Светка пыталась читать, лёжа на койке в неизменном своём синем спортивном трико, потом, когда замечания насчёт «спортсменов, отвернувшихся к переборке» учащались, резко вскакивала и убегала на улицу. Лес начинался буквально в десятке шагов от барака. Светка забиралась в него поглубже (волков и медведей на острове не было), к ручью, под облюбованный смородиновый куст, и подолгу, лёжа на спине, следила за играми облаков, слушала мелодичный говорок ручья и нередко засыпала, убаюканная этой колыбельной.
Сайровая путина закончилась в октябре, большинство сезонниц покинуло остров, а Светка осталась. И влюбилась в море и Шикотан на всю жизнь. За осень, зиму и весну – до следующей путины – она с девчатами-старожилами облазила все сопки, берега бухт, все самые потаённые уголки острова.
В двенадцати километрах от посёлка находится Край Света. И если остров Шикотан – чудо, Лучшее Место, то сердце чуда – мыс Край Света. Там есть всё! Сопки с заснеженными вершинами, раздольные просторы в цветах и травах по пояс, ключи с живой водой из сказок, сказочные обрывы и скалы, неожиданно похожие то на богатыря в доспехах, то на пьющего мамонта. Океан встаёт перед тобой синей стеной, когда ты бежишь к нему по склону сопки, он приветствует тебя на Краю Света голубым салютом солнечных бликов, тёплым дыханием живой утробы, полной водорослей, рыб, крабов и ракушек, осторожно раскатывает к самым ногам твоим прибойную пену, и она, шипя, как шампанское, оседает сверкающей влагой на крупной гальке пляжа. В прибойной полосе можно увидеть только плавник, никаких следов цивилизации. А чуть подальше, под отвесной скалой, на тёмном вулканическом песке, как «на неведомых дорожках следы невиданных зверей», следы сотен копыт. Здесь, на просторах Края Света, живёт вольное стадо диких лошадей, и под прибрежной скалой они вытоптали площадку, укрываясь зимой от снежных зарядов и злых норд-остов. Стаду, говорят, больше тридцати лет от роду: именно тогда пограничникам, живущим на острове, прислали технику – вездеходы, и пятнадцать рабочих лошадей были отпущены на свободу. И какими же красавицами стали они на воле, как разрослось, расплодилось свободное стадо – мустанги Шикотана! Дожди купают их, ветры расчёсывают им хвосты и гривы, Край Света кормит их буйными травами и поит родниковой водой, и никакой самый заботливый конюх, ни один самый лучший конный завод не могут, наверное, похвастать такими чистыми и красивыми животными. Любоваться собой они позволяют теперь только издалека.
Край Света, край чуда… Светка и одна уже ходила туда. И если б не 12, а 120 километров нужно было пройти, она пошла бы не задумавшись. Она могла часами просиживать на склоне сопки, с которой открывалась Долина Лошадей (название долине она дала сама), просто сидеть в траве, перебирать в пальцах стебли, твёрдые бутончики полевых цветов, листья, смотреть на пасущееся вдали стадо. Оно уже перестало бояться её, подпускало каждый раз всё ближе и ближе. Может быть, её одну на всём острове! Светка не раз видела совсем рядом, как белоногий жеребёнок сосал пасущуюся мать. Глаза у обоих в эти минуты были ну точь-в-точь как у Мадонны с младенцем. Стадо доверяло ей всё больше и совсем, видно, не стеснялось её. И однажды Светка стала свидетельницей их любовных игр… Это было красиво, величественно, чуть-чуть страшно даже и вовсе не стыдно. Но ни за что в жизни никому никогда она не расскажет о том, что видела. Это – сокровенное.
Здесь, на Краю Света, она пробовала писать стихи, рисовать, сочинять музыку. И всё, всё получалось! Да и не могло не получиться – ведь бриз, залетавший с океана, шептал ей слова, облачные тени, плывя по долине, оживляли пейзажи, а в солнечных лучах-струнах непрерывно басили, запутавшись, словно в паутине, шмели, играли цикады. Струны…
Вторая сайровая путина вновь собрала в пучок все струны и крепко привязала к земле. Светка жила теперь с девчатами, которых хорошо знала, с которыми сроднила её островная зимовка. Клементьеву считали уже опытной укладчицей: она делала две, а при крупной рыбе и три нормы за смену. Девчонки из новеньких не справлялись и с одной, особенно ночью. Вот стоят на конвейере, руки – пучочком в банке, спят. Светке и смешно, и жалко их. Потеребишь – проснутся. А минут через пятнадцать – глядь – у них снова глаза закрыты.
В конце путины в одну из подруг влюбился молодой штурман с сейнера и пригласил их как-то сходить на лов сайры. И вот, урча мотором, сейнерок покидает на закате бухту. Огромное, как на древних гравюрах, солнце торжественно, медленно погружается в палевое море. Но едва море хорошо ухватилось за солнце, как оно быстро-быстро стало тонуть, и в считанные минуты на его месте остался лишь оранжево-алый пар, а ещё минут через десять поползли откуда ни возьмись, как лазутчики, туманы, тучи, сумрак по горизонту. На востоке море превратилось в мягкого молочно-голубого цвета ткань, нежнейшую, гладкую, тончайшую. Даже акварель была бы грубой для передачи этой закатной нежности моря.
Вода чуть слышно шелестит вдоль борта, сейнерок торопится, бежит в район лова. Ночь нахлобучивает на море чёрный, усыпанный холодными бенгальскими искрами колпак. Но море дышит теплом, рыбным, водорослевым запахом. И так хорошо стоять одной на затемнённой корме, смотреть, как в тугую косу, растущую от винта, вплетаются звёздные нити, и всей грудью вбирать воздух океана и неба.
Прожектор с верхнего мостика медленно шарит по воде, и видно порой, как в ярко-голубых полосах серебряными искрами прыгает резвая сайра. Двигатель замолкает, включаются яркие люстры, висящие по бортам над водой, и судно какое-то время бесшумно скользит по инерции, являя собой то ли огненноглазое-огненнорукое чудище морское, то ли невиданный солнечный цветок. И этих ярких цветов сейчас – полное море, оглянись вокруг, в иных местах они образуют целые созвездия, а за горизонтом светятся бледно-лимонным заревом.
Как ни описывай лов «ночной жемчужины» (так назвали сайру поэты), вряд ли удастся донести впечатление всей феерии лова до тех, кому не посчастливилось увидеть это собственными глазами. Светка не раз слышала восторженные рассказы девчат, побывавших на лове, но в их рассказах было больше ахов, охов и загадочных вздохов, чем слов. А один из рыбаков, ещё в прошлую путину приходивший к ним в барак, пытался однажды рассказывать так: «Это… ну, как вам объяснить?.. Короче, это… красота! Вот приходите на лов к нам, вот там – да!..»