Десятки тысяч зданий, разрушенных и поврежденных в городе и в селениях, тысячи задавленных и искалеченных людей, тысячи задавленных и искалеченных домашних животных, отсутствие надежных убежищ от холода и непогоды и непрестанно продолжавшиеся мощные сотрясения почвы, часто сопровождавшиеся сильным подземным гулом, производили на население тяжкое, удручающее впечатление.
Вместе с тем голодное и холодное, не успевшее оправиться от первых впечатлений ужаса, не успевшее вытащить своих покойников и калек из-под груд развалин, не успевшее сколько-нибудь устроить свои семьи, население Андижана и окрестных селений сгонялось администрацией для расчистки тех улиц, по которым должен был проехать генерал-губернатор, спешивший на место катастрофы.
Несколько позже то же население, через посредство своих доброхотных агентов всегда находящееся в курсе многих сокровенных тайн наших канцелярий, знало, что добровольные пожертвования, отовсюду стекавшиеся в пользу пострадавших от землетрясения, не полностью доходят до него.
Мог ли народ благодушно смотреть на все это? Могла ли наша оппозиция не видеть и не понимать, какое оружие мы даем в ее руки против самих себя?
Конечно, нет.
И вот оппозиция смелее прежнего подняла голову и настойчивей прежнего стала громить истомленную душу народа своими грозными, обличительными речами.
«Вы прогневили Гневного, и Он простер на вас и на семьи ваши свою карающую десницу, поразив вас ужасами землетрясения».
«И как было не карать вас ему, Всевидящему, Всеслышащему, Всезнающему».
«Не Андижан ли, подобно древнему Содому, был гнездом всякого беззакония; гнездом продажности казиев, гнездом насилий, лихоимства и притеснений администрации, гнездом пьянства, разврата и всеобщей распущенности вашей, людей, дерзающих именовать себя мусульманами?»
«Не вы ли в помрачении умов и сердец ваших дерзнули произносить хулу на святого мученика, показавшего вам пример пренебрежения суетой этого тленного мира, где каждый из нас – путник, проходящий путь земной жизни в течение нескольких дней и запасающийся за этот короткий срок тем, без чего нет блаженства в будущей, не временной, а уже вечной жизни?»
«Опомнитесь и покайтесь, если вы не хотите, чтобы десница Карающего поразила вас новыми и еще худшими бедствиями».
«Покайтесь и гоните из своей среды и из своей жизни все то, что, подобно пьянству, проституции, азартным играм, роскоши, бесчестности и всякой неправоте, будучи противным догматам нашей святой религии, уподобляет вас нечистым свиньям и столь же нечистым кяфырам».
Справедливость требует сказать, что эти и подобные им речи, несомненно, производили на толпу очень сильное, отрезвляющее впечатление, заставляя большинство внимательно анализировать темные стороны жизни. Так, например, не подлежит сомнению, что вслед за землетрясением значительная часть многочисленных раньше проживавших в Андижане туземных проституток, видимо не считая себя более безопасными и гарантированными от разного рода неприятностей, поспешили разъехаться по другим городам края; пьянство среди туземцев г. Андижана на некоторое время тоже заметно уменьшилось.
Несомненно также, что восстание ишана и землетрясение провели глубокий рубец на коллективной душе мусульманского населения не одной только Ферганы, а всего вообще края, ибо после этих передряг, конечно, не без связи и с другими явлениями туземной жизни, вроде все большей и большей внутренней эмансипации туземной женщины, по внешности как бы остающейся все в прежнем положении, ибо она по-прежнему закрыта двойным покрывалом, начали заметно уменьшаться бачебазство[588] и пьянство, одно время, как уже было отмечено выше, повсеместно доходившие до невероятных размеров.
Однако же было бы большой ошибкой думать, что результаты морального воздействия восстания ишана и землетрясения, в связи с ярко обрисовавшейся для туземцев картиной патологии нашего служебного и общественного быта, ограничились только некоторым уменьшением числа пьяниц и бачебазов.
С несомненной уверенностью можно сказать, что туземное население края, навсегда признав ишана за святого, за мученика, указавшего народу один из способов практического осуществления в будущем мусульманской политической программы, чем дальше, будет все крепче держать эту программу все большим и большим числом сознательно [589]…
Прощаясь с читателями, туземцами и русскими, прошу позволения повторить то, что было сказано мною в самом начале.
Я предложил вашему вниманию некоторую часть результатов моих сорокалетних наблюдений над местной жизнью не для того, чтобы бросать в кого-либо камешки обвинений.
Я дал, как мне кажется, довольно верную картину сообща пережитого нами прошлого для того только, чтобы легче было избавить будущее от повторения темных пятен пережитого, чтобы сделать это будущее возможно более светлым, жизнерадостным.
А теперь я прошу: довольно о прошлом; свалим этот старый хлам, этот навоз жизни в мусорную яму истории, дабы забыть старые счеты, раз навсегда повернуться спиной к злопамятству и дружно, рука об руку идти далее по широкому пути общечеловеческого прогресса и общечеловеческого единения.
Sans rancune[590].
Положение вакуфного дела в Туркестанском крае до и после его завоевания[591]В. П. Наливкин
Общий взгляд на вакф и на вакуфный документ. Арабское слово وقف вакф[592] в прямом смысле означает остановку. В переносном же значении юридического термина слово это выражает понятие о прекращении дальнейшего перехода того или другого имущества из одних рук в другие, что переводится довольно близко выражением – «передать в мертвые руки» (main morte)[593].
Сопоставляя и резюмируя мнения главнейших мусульманских законоведов ханафитской секты (она же азами)[594], можно сказать, что, по мнению большинства, предмет, обращенный в вакф, не считается принадлежащим исключительно Богу; он трактуется, как посвященный на так называемый путь Божий براء خدا или خدانيك يوليغه, причем право пользования и даже право собс
твенности фактически принадлежит тому юридическому лицу, в пользу которого учрежден вакф и которое, во-первых, должно фактически существовать в момент учреждения вакфа[595], а во-вторых, должно быть точно обозначено в вакуфном документе[596].
Вакф может быть учрежден только с законной целью и в пользу лишь такого юридического лица, которое может считаться неуничтожаемым, как, например, разного рода общеполезные учреждения (мечеть, школа и т. п.), лицо с его потомством или целая категория лиц (бедные[597]). Иначе говоря, вакф может быть учрежден лишь для целей постоянного и непрерывного характера.
Обращенный в вакф предмет маукуф (араб.موقوف ), остается таким на вечные времена. Он не может быть ни продан, ни заложен, ни подарен, ни отчужден каким-либо иным образом, кроме случая уничтожения того юридического лица, в пользу которого он был учрежден, или случая, когда вакуфное имущество, за непродажей оного может понести повреждение, совсем уничтожиться или перестать давать доход[598]. В этом последнем случае суд (т. е. казий) дает разрешение на продажу маукуфа[599].
По мнению большинства, предмет становится вакфом с того момента, когда вакиф (учредитель) в присутствии не менее двух свидетелей и непременно в форме прошедшего времени скажет, «яучредил (или сделал) вакф». Некоторые полагают, что предмет становится маукуфом лишь с момента вручения его мутаваллию[600].
Во всяком же случае с момента составления у казия вакуфного документа вакф-нама (перс.وقف نامه), вакиф (учредитель) абсолютно утрачивает право частного владения по отношению к учрежденному им вакфу, если он не сделал заявления о том, что обращает указанное им имущество в вакф лишь с момента своей смерти. (Такое заявление трактуется, как завещание вообще). Кроме того, вакиф может оставить за собой право пожизненно быть мутаваллием учрежденного им вакфа.
Государственной власти в лице правителя государства (хотя бы лично он был и не мусульманин) и суда (т. е. казия) принадлежат право охраны всех вообще местных вакуфных имуществ и право контроля над действиями мутаваллиев, причем правитель и казий имеют право отобрать у мутаваллия попечительство над вакфом, если мутавалли обладает худою славой[601].
Доход с имущества, обращенного в вакф, прежде всего должен быть обращаем на содержание в порядке этого имущества постольку, поскольку это необходимо для сохранения его в первоначальном виде[602].
Если вакфообладающее убеждение не может само непосредственно извлекать доходы из принадлежащего ему вакуфного имущества, оно может сдавать его в аренду, но лишь при таких условиях, при которых мустаджир (арендатор) не получит возможности завладеть этим имуществом. Поэтому, напр., незаконно сдавать вакуфное имущество в аренду на продолжительные сроки, а равно и лицам, которые, пользуясь высотою своего служебного положения, могут впоследствии произвести насильственный захват (араб.