5) Оградить тем или другим способом существуощие вакуфные имущества от расхищения.
В. П. Наливкин
Инструкция старшим мударрисам туземных мадраса Туркестанского края.
1. Мадраса, в котором состоит несколько мударрисов, находится в заведовании старшего из них.
2. В тех мадрасах, где состоит одни мударрис, он пользуется правами старшего мударриса.
3. Младшие мударрисы, мутаваллии и муллы обязаны исполнять все законные требования старшего мударриса своего мадраса.
4. Старший мударрис обязан исполнять все законные требования инспектора и других начальствующих лиц.
5. О всякого рода происшествиях в мадраса старший мударрис обязан немедленно доложить инспектору.
6. В случае скоропостижной смерти кого-либо из лиц, проживающих в мадраса, пожара и других тому подобных несчастий и приключений старший мударрис обязан доносить о случившемся кроме инспектора еще и уездному начальнику или участковому приставу.
7. В начале декабря каждого года старший мударрис обязан представить инспектору именной список мударрисов, мутаваллиев и мулл с отметкою о том, кто из мулл в каком разряде находится и сколько лет состоит в этом разряде.
8. Старшему мударрису, в случае надобности, предоставляется право требовать от мутаваллия сведения о вакуфных имуществах своего мадраса и о количестве доходов, поступающих с этих имуществ.
9. В начале февраля каждого года старший мударрис доносит инспектору о количестве дохода, полученного с вакуфных имуществ мадраса в предшествовавшем году, о том, какая часть этого дохода поступила в раздел между мударрисами, мутаваллиями, муллами и другими лицами мадраса, а также и о всех переменах, происшедших в количестве вакуфных имуществ.
10. Старший мударрис должен наблюдать за опрятным содержанием мадраса.
11. Он наблюдает также за тем, чтобы мутавалли своевременно производил необходимый ремонт здания мадраса.
12. Старшему мударрису предоставляется право требовать от мутаваллия отчет о расходах, производимых им на ремонт как здания самого мадраса, так равно и разного рода вакуфных зданий, каковы: караван-сараи, лавки, бани и т. п., для представления этих сведений инспектору.
13. Старший мударрис должен наблюдать за тем, чтобы младшие мударрисы добросовестно исполняли возложенные на них обязанности преподавателей.
14. В случаях возникновения каких-либо недоразумений между младшими мударрисами, мутаваллиями и муллами старший мударрис принимает меры к прекращению этих недоразумений путем примирения. Если же эти его старания не увенчаются успехом, доносит о том инспектору, прося его указаний.
15. Старший мударрис в случае невозможности в учебное время года исполнять возложенные на него служебные обязанности, по болезни или другим причинам, немедленно доносит о том инспектору.
16. Старший мударрис заведует принятием в мадраса вновь поступающих мулл, принимая таковых в возрасте не старше 30 лет, причем осведомляется о личности поступающих и о месте их постоянного жительства.
17. Старший мударрис наблюдает за тем, чтобы муллы аккуратно посещали уроки и вели себя благоприлично.
18. Старший мударрис наблюдает за тем, чтобы в каждом разряде ученик оставался не более 7 лет.
19. Старший мударрис предоставляет инспектору для исключения из мадраса тех мулл, которые в течение 6 месяцев или более того не являются в мадраса или, хотя и проживают там, но не являются на уроки своего мударриса.
20. Старший мударрис наблюдает за правильностью раздела вакуфных доходов между мударрисами, муллами и другими лицами своего мадраса.
21. Старший мударрис наблюдает за тем, чтобы стипендии выдавались тем только муллам, которые действительно обучаются у мударрисов своего мадраса.
22. Старший мударрис вместе с другими мударрисами своего мадраса в конце каждого учебного года производит испытания муллам, подлежащим переводу их из разряда адн в разряд ауст и из разряда ауст в разряд ала́[646].
23. Во избежание расходов на почтовые марки, мударрисам предоставлено право пересылать пакеты к инспектору через подлежащие уездные управления.
24. Мударрисы, виновные в неисполнении обязанностей, указанных настоящей инструкцией, подвергаются выговорам инспектора.
25. Мударрисы, получившие от инспектора три выговора, подлежат установленным порядком отчислению от занимаемых ими должностей.
Мои воспоминания о СкобелевеВ. П. Наливкин
«Русский Туркестан». 1906. № 118
В№ 110 газеты «Русский Туркестан» я прочел статью К.М. Обручева «Военный подбор». Безусловно присоединяясь к мнению автора о крайней уродливости тех условий, которыми до настоящего времени обставлен «военный подбор», тех условий, среди которых воспитывается и окончательно сформировывается офицер русской армии, той камеры-обскуры, в которой производится столь часто лицеприятная и даже продажная сценка общеслужебных и боевых качеств этого офицера, а равно и горнила, в котором выковывается рельс его служебной карьеры, я, со своей стороны, готов прибавить к сказанному почтенным автором, что все эти недостатки, несомненно, являются также следствием безусловно пагубной изолированности армии, крайней замкнутости ее внутренней жизни и разобщенности от жизни остальной части нации.
Все это ставит армию в положение, подобное тому, в котором еще так недавно находились такие «закрытые», изолированные от общественного глаза и общественного контроля заведения, как институт, как кадетский корпус, как семинарская бурса, в которых творились зачастую самые возмутительные, самые непотребные дела.
Печать до последнего времени знакомила общество лишь с прошлым этих и подобных им учреждений, пользуясь немногочисленными и совершенно случайными записками, воспоминаниями, мемуарами.
Когда по поводу таких воспоминаний начинали раздаваться более или менее крикливые голоса, «блюстители» в громадном большинстве случаев не останавливались перед наглой ложью, спешили уверить общество, что все это касается прошлого, что в настоящее время ничего подобного более уже нет, что ныне «все обстоит благополучно».
Обществу оставалось или верить этим уверениям или сомневаться.
Но ни вера, ни сомнения сами по себе не могли помочь и не помогли делу.
Вся эта гигантская, колоссальная ложь имела своими последствиями Ляоян, Мукден, Цусиму[647] и иные позоры, если не России, то во всяком случае русского правительства, усердно создававшего все новые и новые серии всевозможных камер-обскур, в недрах которых творились и творятся всевозможные пакости.
Напрасно господа, мнящие себя присяжными специалистами военного дела, старались бы убедить нас в ошибочности нашего вышеизложенного взгляда, третируя нас по древнему обыкновению как неспециалистов и дилетантов, не могущих «свое мнение иметь».
Ни один сколько-нибудь рассудительный неспециалист и сам не станет копошиться в неизвестных ему деталях незнакомого или малознакомого ему специального дела.
Но в то же время каждый сознательный гражданин ХХ века обязан сознательно относиться к основным функциям и основным потребностям каждого, хотя бы и специальнейшего, государственного учреждения, ибо он, гражданин, через своих представителей в парламенте регулирует и обязан регулировать все вообще функции народно-государственной жизни.
Вместе с тем я думаю, что, во-первых, статьи, подобные цитируемой мною, ныне приобретают особый интерес и особую важность в качестве материала, который, несомненно, будет широко использован при тех коренных реформах организации и внутреннего быта нашей армии, к которым мы неизбежно должны будем прийти в относительно недалеком будущем; а во-вторых, что такого рода статьи получат сугубое значение в том случае, если будут иллюстрироваться и подтверждаться фактами новейшего периода нашей военной истории.
Ввиду этих двух последних соображений у меня явилась мысль предложить вниманию читателя откровенное изложение части тех воспоминаний, которые у меня сохранились о Скобелеве, которые касаются главным образом Кокандского похода и лишь частью Хивинского и которые, как мне кажется, в значительной мере подтверждают многие из мыслей, высказанных многоуважаемым К.М. Обручевым в его статье о военном подборе.
Переходя к воспоминаниям о Скобелеве и желая дать читателю возможно более правдивую и возможно более полную картину фактов и впечатлений, я поставлен в необходимость прежде всего сказать несколько правдивых слов о том, каким был я сам в то время, когда вновь испеченным офицером попал в строй, а затем и в «дело», где должно было завершиться мое военное воспитание, начавшееся с пеленок.
Я родился и рос в военно-помещичьей среде.
Мой дед по матери в 1814 году был в Париже. Другой мой предок, тоже по матери, основал орловский кадетский корпус. Отец всю жизнь прослужил на военной службе. Все дяди были военные. Один из них убит в Севастополе. Отец вернулся с Кавказа, из турецкой кампании 1853–1855 гг., с простреленными папахой и буркой, долго хранившимися на дне красного окованного жестью сундука в качестве фамильной святыни. Много лет спустя с его кавказской шашкой я пошел в Хивинский поход[648].
С 6-7-летнего возраста я уже жадно слушал рассказы отца о Карсе, о КюрюкДора, о Баш-Кадыкляре[649].
Когда мне было лет 7–8, мать, к моему крайнему огорчению и конфузу, стала учить меня «шить», говоря, что это необходимо «исправному» офицеру, ибо в походе то-другое может изорваться, а вместе с тем не всякий денщик умеет владеть иглой.
Впоследствии, когда, в 1875 году, я был в отпуску в Саратове и, женившись там, уезжал обратно в Туркестан, где в то время начался Кокандский поход, мать, прощаясь со мной и отведя меня в сторону, сказала: «Я знаю, как ты любишь твою молодую жену, а потому боюсь за тебя. Ты скоро опять можешь попасть в дело. Не покрой себя позором, которого я не перенесу. Если будешь в деле, на время забудь о жене и помни только о долге».