Мусульманство и антиевропейское движение в Китае
Сопоставляя все вышеизложенное с историей отношений между Китаем и европейцами включительно до последних кровавых событий на Дальнем Востоке, нельзя, конечно, не заметить, как много общего между тем и другим. Те же территориальные утраты; те же «сферы влияния», те же пароходы, железные дороги и заводы; тот же наплыв нецеремонящихся, ненавистных европейцев; те же спорадические вспышки антиевропейского движения; та же невозможность до поры до времени сколько-нибудь серьезной борьбы с дальнейшими натисками общеевропейской культуры, ненужной и ненавистной Китаю в том виде, как она есть, и, наконец, то же постепенное пробуждение от долгого сна, нарушенного шумом и грохотом европейских паровиков.
Сходство, несомненно, большое; но вместе с тем есть и большая разница. Прежде всего миролюбивый вообще китаец не побуждается своей религией к истреблению иноверцев. Во-вторых, в то время как Китай, гранича непосредственно с одной только Россией, не думает и не может думать, по крайней мере при современных условиях, о каких-либо вторжениях в границы западноевропейских держав, желая лишь изгнать европейцев из своей собственной страны, мусульманство длинной и широкой лентой облегло южные границы Европы и Западной Сибири, грозя здешним народам «газаватом», грозя ворваться в их земли с огнем и мечом, благословляемыми невидимой рукой пророка.
Если цивилизованная, гуманная, христианская Франция до сих пор не может вполне отрешиться от идеи реванша[685] не менее цивилизованной и христианской Германии, то чего же, следовательно, мы, все христианские народы, соприкасающиеся так или иначе с Востоком, должны ждать от полудикого и фанатичного мусульманства?
Мы, несомненно, должны спокойно и обдуманно ждать общемусульманского «газавата», наиболее тяжелая часть борьбы с которым выпадает, конечно, на долю России, в силу особенностей ее географического положения. А потому нам необходимо всегда памятовать о грозящей опасности и заблаговременно, не торопясь готовиться к этому более чем вероятному будущему, дабы оно не застало нас врасплох, подобно китайскому реваншу.
Вместе с тем эта готовность к самым неожиданным случайностям делается безусловно необходимой теперь же, ввиду того, что ныне трудно еще предвидеть, когда и при каких условиях закончится борьба с Китаем[686].
Если она затянется на более или менее продолжительное время, причем последуют хотя бы ничтожнейшие неудачи европейского оружия, последние могут настолько окрылить мусульман вообще и панисламистов в особенности, что они, пользуясь удобным моментом, о чем недавно уже и печаталось в турецкой газете «Заман», легко могут последовать примеру Китая и произвести более или менее решительную попытку реванша. Тогда наше положение, особенно в Средней Азии, вследствие недостаточности здесь усовершенствованности путей сообщения, будет тем более критическое, чем неожиданнее для нас совершится это окончательное пробуждение мусульман.
Заключение
Ввиду вышеизложенного по отношению к нашим среднеазиатским владениям прежде всего нельзя не признать безусловно желательными скорейшей постройки железной дороги от Оренбурга до Ташкента[687] и постоянного нахождения в Туркестанском крае такого количества войск, которое могло бы быть достаточным на тот случай, если бы одновременно с открытием военных действий на южной и восточной границах края вспыхнули беспорядки среди местного мусульманского населения.
Подписал: И.д. Дипломатического Чиновника при Туркестанском Генерал-Губернаторе
В. Наливкин
Верно: Капитан […]
РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4985. Л. 1–7 об.
ПублицистикаВ. П. Наливкин
Открытое письмо
Граждане и товарищи.
Лишенный, в силу обстоятельств, возможности личного собеседования со всеми и желая поделиться с вами впечатлениями и некоторыми соображениями, прошу позволения обратиться к вам письменно, через посредство нашего официального органа, начинающего говорить языком новой жизни, озаренной ярким весенним солнцем ожившей, воскресшей Свободы.
При первых же услышанных мною звуках – «свобода! свобода!» – я невольно подумал: настала наша Пасха, Пасха революционеров:
«Свобода воскресе!»
«Воистину воскресе!»
Я не религиозен: наоборот, я думаю даже, что всякая вообще официальная, церковная религия, при некоторых всегда возможных ошибках ее представителей, вместе с национализмом легко могут являть собой тормоз, мешающий скорейшему объединению народов в единую общечеловеческую семью.
Однако же, будучи человеком, я не лишен способности во всем почти найти свое хорошее, а равно и суметь дурное вовремя и в меру простить.
Кроме того, я не могу не понимать, что в мире нет ничего абсолютного, а потому, значит, ничего нельзя абсолютно отрицать.
И вот, не будучи религиентом, я все-таки говорю: настала наша Пасха; поэтому
Наше новое правительство, так восторженно принятое всей необъятной Русью, отражая как зеркало, волю Державного отныне Народа, объявило, как всем известно, амнистию.
Пусть же и каждый из нас в тайниках своей исстрадавшейся, измученной, изможденной тиранией павшего режима души амнистирует еще так недавно «ненавидевших» нас, но теперь выражающих желание верой и правдой, за честь и совесть служить вставшему перед нами колоссальному делу обновления жизни свободной ныне Родины.
Не оттолкнем от себя этих людей; не оскорбим их на первых же шагах недоверием к их искренности; не лишим себя тех, кто хочет и может помочь нам в предстоящей тяжкой, колоссальной работе, ибо
«в единении сила».
А потому, во имя этого единения, нужного нам для того, чтобы быть сильными, отвернемся от старых форм национализма, селивших среди нас, при павшем режиме, ужасы национальной розни, национальной вражды, старательно разжигавшихся клевретами наших тиранов, видевших в этом свою силу, пользовавшихся этим гнусным средством для достижения своих гнусных целей:
безнаказанно сосать народную кровь.
Отвернемся от всего этого: с корнем вырвем из недр зазеленевшей нивы обновленной России этот политический плевел, дабы не было среди нас
«ни эллина ни иудея»;
дабы здесь, в исконной стране ислама, не нарушались заветы и мусульманского пророка, сказавшего:
«мир есть доброе дело[689]»,
и Моисея, завещавшего всем нам, и евреям, и мусульманам, и христианам:
«возлюби ближнего твоего, яко сам себя»[690].
Но и те, кто идет ныне к нам, протягивая руку дружбы и братского сотрудничества, пусть и они, с своей стороны, будут искренни, и не одними устами только, но и умом и сердцем скажут себе, что они были не правы, «ненавидя» нас.
Да поймут они умом и сердцем, просветленными лучами восшедшего солнца Свободы и Правды, что мы и наши погибшие товарищи незаслуженно терпели от петли виселиц, от пуль расстрелов, от кандалов, от тюрем и от иных гонений за то только, что мы искали:
«свободы, равенства и братства».
Итак, «и радостию друг друга обымем, рцем братия и ненавидевших нас простим».
Да совершится все это взаимно. Да будет отныне на необъятной и многоплеменной Руси:
«едино стадо и един пастырь».
И пусть этим пастырем будет желание каждого из нас: быть человечным.
Туркестанские ведомости. 1917 г. № 59. Вторник. 14(27) марта
Младосарты и женщина
На днях мне пришлось в обществе туземцев, состоявшем главным образом из младо-сартов, в настоящее время являющих собой передовую, наиболее интеллигентную, как в общем, так и в политическом отношениях, часть туземного общества, говоря о политических злобах ближайшего будущего, коснуться того, как наиболее сознательные из их сородичей относятся к разрешению женского вопроса в недрах их, мусульманской, жизни.
Но, прежде чем передать читателю слышанное мною по этому поводу, я нахожу необходимым сказать несколько слов о туземной женщине, жизнь которой для наибольшей части русских все еще остается на положении некоторой terra incognita[691], о которой, за неимением сколько-нибудь достоверных сведений, наши соотечественники зачастую передают друг другу легенды, не имеющие почти ничего общего с действительностью.
Наблюдая эту жизнь в течение сорока слишком лет, приходится сказать, что замкнутость туземной женщины, зиждящаяся не только на религии, сколько на обычае, на том, что Спенсер так метко назвал обрядовым правительством на практике в громадном большинстве случаев выражается лишь в ношении покрывала, в обязательстве скрывать свое лицо от взоров посторонних мужчин, причем число посторонних, в зависимости от большего или меньшего числа родственников, для отдельных женщин колеблется в очень больших пределах.
Кроме того, настоятельность, педантизм этих требований этикета повсеместно в Туркестанском крае значительно падает по мере удаления от городов, а еще более по мере приближения к границам киргизских стойбищ, где женщина пользуется такой же свободой, как и у нас.
В большинстве случаев подвижная и энергичная, словоохотливая до степени болтливости и нередко в высокой степени красноречивая, в этом отношении сартянка подобно тому, как это наблюдается среди малороссов, например, нередко является противоположностью всегда степенного, солидного и по большей части малоподвижного туземца-сарта (в отличие от туземца-киргиза). Нередки случаи, когда она является почти абсолютным вершителем семейных дел, ибо и сам шариат рекомендует мужу не предпринимать ничего, не посоветовавшись с женой.