Вслед засим, при рапорте от 5 июля за № 871, г. Наливкин препроводил в Департамент народного просвещения копию упомянутого выше рапорта за № 825, по объяснению его, «единственно с тою целью, чтобы безупречная до сего времени деятельность не подвергалась когда-либо каким-либо нареканиям перед Министерством народного просвещения». Ввиду сего г. министр народного просвещения[164], предположением от 5 августа за № 16874, просил г. исправляющего должность Туркестанского генерал-губернатора уведомить, «какие распоряжения сделаны его сиятельством по поводу означенного рапорта Наливкина за № 825», и на это генерал-лейтенант граф Ростовцев донес министерству, что ввиду представленных г. Керенским разъяснений дело оставлено без движения, а ввиду истребованных г. генерал-губернатором от г. Керенского по телеграфу объяснений представленное последним объяснение, равно как и рапорт Наливкина, находятся в рассмотрении г. генерала-губернатора. По сему ныне Министерство народного просвещения ожидает отзыва Его Высокопревосходительства.
По получении г. туркестанским генерал-губернатором сведений об упомянутых выше жалобах г. Наливкина Его Высокопревосходительство изволил телеграммой от 4 августа просить генерал-лейтенанта графа Ростовцева «сообщить заключение по жалобам Наливкина на Главного инспектора училищ». Граф Ростовцев телеграммой от 5 августа донес: «нахожу действия Главного инспектора неодобрительными нравственно и парализующими служебную энергию подчиненного».
Следует заметить, что этот отзыв графа Ростовцева последовал почти спустя два месяца после положенной его сиятельством резолюции на рапорт г. Наливкина об оставлении такового без движения и после того, как оставшимся без исполнения представлениям г. Наливкина было, по распоряжению графа Ростовцева, дано должное направление. Из этого явствует, что граф Ростовцев оставлял «без движения» собственно вопрос о неправильных служебных действиях г. Керенского, полагая, по известным его сиятельству соображениям, более удобным решение этого дела предоставить усмотрению г. Главного начальника края. По получении означенной телеграммы графа Ростовцева г. Главный начальник Туркестанского края изволил телеграфировать г. Главному инспектору училищ: «Прошу по всем жалобам Наливкина прислать мне ваши подробные объяснения».
Ныне г. Главный инспектор в представлении от 12 августа за № 1797 дает рассматриваемые ниже объяснения.
В первом пункте своего рапорта от 21 июня за № 825 Наливкин доносит, что он «получил совершенно официальное заявление о том», «что часть вакуфного имущества Ташкентского медресе Ходжа Ахрар Вали[165] была незаконно продана частным лицам за 1200 рублей и деньги эти присвоены старшим мударрисом и старшим аксакалом о чем и донесено было г. Главному инспектору рапортом от 1 февраля 1891 г. за № 4 с просьбой принять меры к удовлетворению поступившего к нему ходатайства мулл о возвращении медресе означенных денег». По объяснению г. Наливкина, это ходатайство «никакого законного движения не получило: рапорт не был внесен в Попечительский комитет; по нему, насколько ему известно, не делалось письменного доклада г. Главному начальнику края, а лишь спустя почти 4 года, после повторения рапортом от 1 октября 1894 г. за № 1575, г. Главный инспектор училищ предписанием от 14 декабря за № 2879 предложил г. Наливкину обратиться в Сырдарьинское областное правление».
По объяснению г. Главного инспектора по этому пункту, г. Наливкин в данном случае поступил неправильно, ибо обнаружил преступление, чего, по мнению г. Керенского, г. Наливкин не имел права делать. Оставляя вопрос о том, имел ли г. Наливкин право обнаруживать преступные деяния, имевшие последствием расхищение имущества, принадлежащего вверенному его управлению учебному заведению, нельзя не указать на то обстоятельство, что г. Наливкин не «обнаруживал» преступление, а сделал донесение на основании формального заявления его подчиненного об упомянутом преступлении. Г. Наливкин не имел права не принять заявления его подчиненного об упомянутом преступлении.
Г. Керенский знал, что оставленние им без движения этого донесения г. Наливкина влекло за собою распространение среди туземного населения толков о том, что якобы г. Наливкин покрывает это дело из корыстных видов. Ввиду ст. 267 Положения об управлении Туркестанским краем г. Главный инспектор обязан был тогда же войти в сношение с Сырдарьинским областным правлением о принятии необходимых по этому делу мер. Хотя г. Керенский и доносит, что до получения им разъяснения Совета туркестанского генерал-губернатора по вопросу о том, имеют ли областные правления право принимать соответствующие меры к устранению обнаруженных злоупотреблений по управлению вакуфами, он не знал, как поступить с данным вопросом, но это объяснение едва ли возможно считать удовлетворительным, ибо, во-первых, он мог возбудить своевременно ходатайство о разъяснении встреченного недоразумения, а во-вторых, получив это разъяснение в марте месяце, не следовало во всяком случае откладывать исполнение бумаг до декабря, когда оно последовало лишь после настояния г. Наливкина. Что касается заявления г. Наливкина о том, что этому делу не было сделано письменного доклада г. Главному начальнику края, то такого г. Керенский не опровергает, но упоминает лишь о словесных докладах Его Высокопревосходительству. Столь важное дело, казалось бы, требовало письменного доклада либо испрошения резолюции Его Высокопревосходительства, тем более что г. Керенский встречал недоразумения при решении этого дела.
В пункте 2-м своей жалобы г. Наливкин пишет следующее:
«На основании инструкции в конце 1890–1891 учебного года при рапорте от 12 июня за № 22 мною был представлен Главному инспектору училищ отчет о состоянии туземных медресе Сырда-рьинской области, заключающий в себе кроме подробных статистических сведений о медресе этой области еще и подробнейшее описание всего вообще быта туземных медресе как в педагогическом, так равно материальном и в иных отношениях. Этот отчет, равно как и последующие мои отчеты за 1891 гражданский год, за 1893–1894 учебный год, за 1893 гражданский год и за 1894 гражданский год, не вносился в Попечительский комитет и до сего времени остался не представленным в Министерство народного просвещения. По всем вышеперечисленным отчетам никаких распоряжений и замечаний не последовало, невзирая на то, что в заключительной главе каждого указывался ряд таких мероприятий, которые, по моему мнению, должны были бы считаться совершенно необходимыми.
Вместе с тем в 1892 г. в ноябрьской книжке журнала Министерства народного просвещения появилась статья Ф.М. Керенского “Медресе Туркестанского края”. Вся эта статья, за исключением 72 строк, принадлежащих перу Ф.М. Керенского, состоит частью из дословных, а частью из перефразированных выдержек, заимствованных из моих трех первых отчетов, причем в означенной статье не только не упоминается мое имя, но даже не сказано, какими именно официальными сведениями пользовался Ф.М. Керенский (см. начало статьи).
Ввиду того, что в данном случае Ф.М. Керенский действовал не как Главный инспектор училищ, а как совершенно частное лицо, как случайный сотрудник журнала, вышеупомянутый поступок его должен считаться плагиатом, деянием, предусмотренным законом».
Г. Керенский по этому пункту жалобы пишет, что означенные четыре отчета за учебные годы, т. е. те из двух, из числа которых он составил напечатанную в журнале Министерства народного просвещения статью, не были представлены в министерство, «так как представление их никакими инструкциями не требуется». Между тем на основании циркулярного предложения г. министра народного просвещения от 12 сентября 1884 г. представление этих отчетов вместе с заключением окружного начальства обязательно, и г. Керенский, руководствуясь этим циркуляром, отчеты двух других инспекторов училищ представлял ежегодно. Что касается неисполнения мероприятий, предлагавшихся г. Наливкиным в своих отчетах, то это подтверждает и сам г. Керенский, ибо говорит, что «мероприятия проводились в исполнение по особым каждый раз и по каждому делу рапортам инспектора».
По поводу обвинения г. Наливкиным г. Керенского в плагиате последний пишет следующие: «Вследствие состоявшегося 2 ноября 1890 г. распоряжения коллежским советником Наливкиным были представлены в Управление учебными заведениями “Сведения о состоянии туземных медресе Сырдарьинской области в 1890–1891 гг. и Ферганской – в 1891–1892 г.” Располагая главным образом этими сведениями и ознакомясь сверх того с делом о предполагавшемся в 1871 г. преобразовании одного из ташкентских медресе в училище для обучения туземцев по-русски, а также имея несколько заметок, сделанных мною при личном осмотре медресе в Самарканде, Ташкенте, Туркестане, Хиве и Бухаре, я счел нужным напечатать вышеуказанную статью в журнале Министерства народного просвещения (ноябрь 1892 г.), в отделе “Современная летопись”, где обыкновенно печатаются извлечения из отчетов и другие сведения о состоянии учебных заведений. Сообщением в печати сведения о туркестанских медресе я, по долгу службы, желал содействовать уяснению вопроса о введении в них уроков русского языка. При этом в самом начале статьи мною заявлено, что сведения о медресе заимствованы, одни, наиболее подробные, – из официальных данных, другие – из частных сообщений, проверенных личным наблюдением.
Под официальными данными разумелись прежде всего “сведения” о медресе, представленные 3-м инспектором в Управление учебными заведениями. Указывать на то, какими именно официальными сведениями я пользовался или называть лицо, представившее их по служебной своей обязанности, я считаю излишним. Названной статьею предполагалось познакомить с туземной школой лиц, близко стоящих к учебному делу и к делу обучения туземцев, в частности. С этою целью мною лично представлены были Вашему Высокопревосходительству экземпляр означенной статьи, в коем указывалось на предполагаемое введение в