медресе русского языка. Указанная статья имела до некоторой степени официальное значение. Поэтому исправляющий должность военного губернатора Сырдарьинской области статский советник Хомутов[166] прямо указывает на нее в своем отзыве от 6 июля 1893 г. № 6883 по вопросу об открытии русских классов при медресе. Несмотря на это 3-й инспектор народных училищ Наливкин, вознегодовав на меня за указанную статью, спустя почти три года по напечатании ее называет мой поступок плагиатом, деянием, предусмотренным законом. Такое название по меньшей мере неверно. Ибо плагиат есть присвоение чужой собственности в области литературы и искусств, когда писатель или художник выдает чужое произведение за свое.
Между официальными данными, представленными 3-м инспектором в Управление учебными заведениями, и произведениями литературы и искусств, а также между писателем или художником и в данном случае мною как должностным лицом, печатающим статью об учебных заведениях, общего ничего нет. Нет поэтому ни малейшего основания называть недостойным именем поступок, заключающийся в заявленном мною в самом начале статьи заимствовании для нее потребных сведений из официальных данных о состоянии училищ».
По поводу этого объяснения г. Керенского следует прежде всего заметить, что он не отрицает указания г. Наливкиным на то обстоятельство, что ему принадлежит лишь 72 строки из своей статьи, напечатанной в журнале, и что все остальное, по объяснению г. Наливкина, «состоит частью из дословных, а частью из перефразированных выдержек, заимствованных из трех первых отчетов» г. Наливкина. Что касается объяснения г. Керенского относительно осмотра медресе в Самарканде, Ташкенте, Туркестане, Хиве и Бухаре, то по сему предмету г. Наливкин в рапорте от 5 июля 1895 г. за № 871 доносит, что Ф.М. Керенский не имеет права утверждать это, ибо до появления статьи «Медресе Туркестанского края», он, как это ему достоверно известно, «имел случай лишь мельком видеть одно медресе в Хиве и одно или два – в Бухаре. После появления упомянутой статьи он посетил три больших медресе в Самарканде (всех медресе там 26) и еще позже, осенью 1893 г., одно или два медресе в Коканде (всех медресе там 36) в сопровождении заведующего Кокандской русско-туземной школой Васильева[167]. Что касается медресе, находящихся в Ташкенте, то ни в одном из них Ф.М. Керенский ни в качестве Главного инспектора училищ, ни в качестве исследователя быта в учебное время до сих пор не был».
Далее следует заметить, что в отделе журнала Министерства народного просвещения «Современная летопись» печатаются и оригинальные статьи, а по собранным в редакции сведениям, оказывается, что статья г. Керенского прислана как его личное произведение, а не как официальнее сообщение или извлечение из такового. Ввиду этого г. Керенскому уплачен за статью гонорар в размере 64 рублей, чего ни гг. попечителям, ни вообще другим должностным лицам ни за сообщения официального характера, ни за извлечения из таковых не платят.
По настоящему пункту жалобы г. Наливкина следует заметить также, что напечатанная г. Керенским статья и по своему внутреннему содержанию нисколько не походит на извлечения из официальных отчетов, печатаемые в журнале Министерства народного просвещения, и представляют собой весьма ценное этнографическое исследование. По поводу этой статьи г. попечитель Кавказского учебного округа[168] в конфиденциальном донесении г. министру народного просвещения от 28 декабря 1894 г. за № 9311 пишет следующее: «Статья имеет общий интерес и обличает в авторе знатока дела, но она целиком принадлежит перу г. Наливкина. Вся работа Ф. Керенского состояла в незначительной перестановке и в сокращении текста отчета г. Наливкина за 1890–1891 и 1891–1892 учебные годы, что легко можно усмотреть из сличения статьи Ф. Керенского с отчетами г. Наливкина. Пользуясь не только данными отчета, но и формою изложения г. Наливкина, взяв буквальный текст отчетов, Ф.М. Керенский ничем не указал на г. Наливкина. Такой поступок не соответствует ни литературным приличиям, ни положению г. Керенского и Наливкина. Естественно, статья Ф. Керенского произвела на г. Наливки-на и на его товарищей неблагоприятное впечатление».
В пункте 3-м рапорта за № 825 г. Наливкин жалуется, что он еще в отчетах за 1890–1891 гг. и 1891–1892 гг. (вошедших в статью Ф. Керенского) указывал на настоятельную необходимость упразднения крайне вредного и совершенно незаконного обычая купли и продажи келий в некоторых медресе. Независимо от этого об искоренении этого зла он ходатайствовал рапортами от 9 ноября 1892 г. за № 96, 8 мая 1893 г. за № 236 и 14 октября 1894 г. за № 1578. Помимо словесных ходатайств об исполнении этих рапортов г. Наливкин указывал на них также и в представленном 15 декабря 1894 г. г. Главному инспектору перечне рапортов, оставшихся неисполненными, но по ним до особого распоряжения генерал-лейтенанта графа Ростовцева, последовавшего вслед за истребованием от г. Главного инспектора объяснения по переданному графом 16 июня 1895 г. списку неисполненных бумаг, разрешения не последовало.
Г. Наливкин в рапорте от 5 июля 1895 г. за № 871 объясняет, что уже после подачи им г. и.д. туркестанского генерал-губернатора жалобы г. Главный инспектор училищ предписанием от 21 июня 1895 г. за № 1366 известил его, что по докладу г. и.д. туркестанского генерал-губернатора как вышеупомянутых так и некоторых других рапортов по тому же предмету его сиятельство сделал распоряжение об отмене обычая продажи келий.
Промедление г. Керенский объясняет тем, что «к этому важному вопросу необходимо было приступить исподволь», но почему не было об этих рапортах своевременного доложено г. Главному начальнику края, в объяснении ничего не сказано.
В пункте 4-м рапорта за № 825 инспектор Наливкин жалуется, что от 1 июля 1892 г. за № 57 он просил об утверждении представленных им правил к руководству при открытии инородческих училищ, но на это ответа до сих пор не последовало. Рапорт этот также вошел в список неисполненных бумаг, представленных г. Наливкиным г. Главному инспектору 15 декабря 1894 года. В объяснении по списку 15 декабря 1894 г. г. Керенский пишет, что исполнения по означенному рапорту последовали 6 июля 1892 г. за № 1430 и 17 июля 1895 г. за № 1559–1561, а в объяснении по списку, переданному графом Ростовцевым, г. Керенский относительно того же рапорта пишет следующее:
«Не было доклада потому, что необходимо было разрешить сперва вопрос о введении в медресе преподавания русского языка, ибо в правилах этих ставится условием при открытии училищ введение русского языка и другие подробности, требующие всестороннего обсуждения и соглашения с гг. военными губернаторами, коими даны были отзывы по введению русского языка почти отрицательные. Несмотря на это 17 декабря 1894 г. были заготовлены бумаги и мною подписаны, с препровождением проекта правил на заключение, но не отправлены в ожидании, пока ташкентская дума не ассигнует денег хотя бы на одно медресе для введения русского языка. В управу написано 30 марта 1894 г. за № 541 и повторено 15 августа 1894 г. за 1990, но отчета еще нет».
По поводу этого объяснения, независимо от противоречия в данных относительно времени исполнения бумаг, следует заметить: I) Правила следовало внести на рассмотрение Попечительского комитета, но этого не сделано, 2) относительно введения русского языка следовало бы проявить более энергии, 3) до введения этого языка следовало все-таки дать какие-либо правила и 4) о столь важном вопросе следовало представить доклад г. Главному начальнику края.
В пункте 5 рапорта за № 825 инспектор Наливкин объясняет следующее: «Шестого апреля 1894 г. мною было получено донесение старшего мударриса Кокандского медресе Дастурханчи о том, что из доходов от вакуфных имуществ этого училища мутаваллием последнего растрачено 4682 руб. 17 к. Об этом я донес Главному инспектору училищ рапортом от 8-го того же апреля за № 643, прося зависящих распоряжений Его Превосходительства о привлечении упомянутого мутаваллия к законной ответственности. Ввиду того, что в течение нескольких месяцев со стороны ученого начальства по делу о сей растрате никаких распоряжений и сношений с администрацией Ферганской области не последовало, старший мударрис без моего разрешения, на свой страх, обратился к начальнику Кокандского уезда, по распоряжению которого мутаваллий, совершивший растрату и был привлечен к законной ответственности».
По этому пункту жалобы г. Керенский никакого объяснения не дает, хотя пишет, что объяснения по этому пункту имеются в прилагаемом перечне рапортов инспектора Наливкина.
В пункте 6-м рапорта за № 825 г. Наливкин пишет: «Получив в декабре 1894 г. донесение старшего мударриса вышеупомянутого медресе Дастурханчи о том, что по производству расследования, мутаваллий уличен в растрате 4682 р. 17 к., я рапортом от 10-го того декабря за № 1819 имел честь просить ходатайства г. Главного инспектора училищ перед г. Главным начальником края об обращении упомянутых денег в фонд проектированного мною вакуфного капитала, проценты с которого могли бы употребляться на нужды туземных медресе, а главным образом на открытие при некоторых из них курсов русского языка.
На сей мой рапорт до сего времени никакого ответа или возражения не последовало, невзирая на то, что в январе текущего, 1895 г. состоялось разрешение г. туркестанского генерал-губернатора на учреждение вышеупомянутого капитала».
По этому поводу г. Главный инспектор объясняет, что 10 января 1895 г. за № 82 предложено г. военному губернатору Ферганской области[169] вытребовать эти деньги и внести их в Ташкентское казначейство для записи их в депозиты Главного инспектора. Но г. Кер