Чиновника Павлова, как оказалось впоследствии, по словам полковника Дзердьевского, уволенного из Ходжентского уездного управления, генерал Арендаренко «очень»[226] рекомендовал начальнику Кокандского уезда на должность секретаря или письмоводителя. (Дело распорядительного отделения № 38/1903 г., исход. № 7875.)
В недавнем времени особые симпатии генерала Арендаренко к лицам вышеуказанной категории получили выражение в нижеследующем факте.
После того как в Намангане на заседании сессии суда был объявлен обвинительный приговор по делу пристава Резника, несколько представителей Наманганского русского общества прислали губернатору коллективную телеграмму, в коей, выразив удивление по поводу суровости упомянутого приговора, просили генерала Арендаренко принять участие в г[осподине] Резнике, которого они, манифестанты, всегда знали с самой хорошей стороны.
Генерал Арендаренко, в начале текущего года арестовавший несколько полудиких кетменьтюбинских киргиз за подачу коллективного прошения по их собственному делу, не только не усмотрел в упомянутой телеграмме нарушения 112 ст. Устава о предпр. пресеч. преступлений, но наоборот, официально выразив через уездного начальника (лицам, подписавшим телеграмму, но в деле не участвовавшим) свое полное сочувствие господину] Резнику, сделал даже распоряжение о представлении генерал-губернатору копии упомянутой телеграммы и свои резолюции.
В конце июня 1903 года, какого именно числа, теперь не помню, генерал Арендаренко, по-видимому на основании донесения Ошского уездного начальника, шифрованной телеграммой[227] донес генерал-губернатору, что в ночь, кажется, на 27 того же июня, насколько помню, на урочище Суфи Курган Андижанского уезда[228] состоялось сходбище[229] туземцев с целью обсуждения плана восстания.
Соседним губернаторам, а равно и местным начальникам гарнизонов было сообщено о готовящемся якобы восстании и о том, что сделаны распоряжения о поимке главарей и участников состоявшейся сходки 30 июня.
Подняв такую тревогу по всему краю, причем в Фергане все гарнизоны были подняты на ноги, и невзирая на важность события, официально трактовавшегося, как уже несомненно совершившееся, генерал Арендаренко, тем не менее, не нашел нужным лично отправиться на место, невзирая даже на телеграмму генерал-губернатора, который писал ему: «Весьма полезно, если найдете возможным выехать лично, это подействует успокоительно». (Тел. от 30 июня за № 572.)
Далее переписка по этому делу (секретное дело распорядительного отделения ст. 1 № 5/1903 г., рапорт начальника Андижанского уезда 2 июня № 52 и его же телеграмма от 4 июля) свидетельствует о том, что факт сходки решительно ничем не подтвержден. Тем не менее в Андижанском уезде были посланы казачьи команды, причем наибольшая, под началом подследственного пристава Каретникова, была направлена в Базар-Курганскую волость, место жительства наибольшей части свидетелей по делу пристава Рукина, что вызвало крайне неудобные для губернаторской власти разговоры о попытке губернатора этим путем покарать туземцев, дававших показания против Рукина. Все это было известно прокурору Окружного суда, который был вынужден поехать в Ташкент и доложить о происшедшем как прокурору Судебной палаты, так и главному начальнику края[230].
Упомянув о покровительственном отношении генерала Арендаренко к чинам административно-полицейского управления области, не отличавшихся безупречной нравственностью, считаю невозможным обойти молчанием и нижеследующий факт, характеризующий отношение Его Превосходительства к таким уголкам народной жизни, которые при условии малейшего послабления легко превращаются в арену проявления произвола, распущенности и разнузданной алчности административных лиц.
Попутно с оживлением в Фергане торговли привозной шелковичной греной, гренеры[231], торговавшие не всегда доброкачественной греной или привозившие ее в чрезмерно больших количествах, которых не мог поглотить местный рынок, стали обращаться к волостным управителям и сельским старшинам с просьбами взять на комиссию более или менее значительную партию товара и с предложением за это весьма высокого комиссионного гонорара.
Чины туземной администрации, принимавшие на себя такого рода услуги, пользуясь своим положением служащих, а потому и власть имеющих лиц, насильственно навязывали подведомственному им населению коробки с греной, зачастую совершенно ненужной тому иди другому туземцу[232].
Эти проделки в свое время, до прибытия в Фергану генерала Арендаренко, вызывали со стороны местного начальства распоряжения о воспрещении лицам туземной администрации заниматься вышеуказанными комиссионерскими операциями подобно тому, как чинам (русского) административно-полицейского управления края воспрещено в подведомственных им районах приобретение земли и занятия коммерческими операциями. (Циркуляр ген. Чайковского от 13 фев. 1901 г. за № 6716. Дело по делопр. МЗем № 32/1900 года.)
В сентябре того же 1901 г. генерал Арендаренко «в развитие этого (вышеупомянутого) приказа» издал свой, которым фактически отменял распоряжение своего предшественника, признав за лицами туземной администрации право на участие в указанного рода операциях. (Приказ по обл. от 29 сен. 1901 г. Дело делопр. МЗем № 23/1901 г.)
В половине октября 1901 года Ферганскую область посетил бывший Военный министр генерал Куропаткин.
В конце того же октября генерал Арендаренко обратился к указанному начальнику с нижеследующим циркулярным письмом (дело распоряд. отд. № 303/ 1901 г. конф. письмо от 30 ок. 1901 г. за № 19810-19814).
«Во всех уездах, оказывается[233], население в душевном восторге от посещения области военным министром, изъявляет желание увековечить это доброе событие учреждением при Маргеланской мужской гимназии одной стипендии – для ученика из туземцев Ферганы, имени А.Н. Куропаткина. Полагаю, что это похвальное желание населения легко осуществимо отчислением, по приговорам, из сумм общественных, по 2 тыс. руб единовременно. Имеющая поступить с 5 уездов сумма в 10 тыс. и послужит процентом для означенной стипендии. Благоволите озаботиться исполнением означенного желания населения и мне донести».
Каким образом генерал Арендаренко осведомлен о вышеозначенном желании населения 5 уездов области, из коих в Наманганском, Андижанском и Ошском генерал Куропаткин даже не был, и каким способом Его Превосходительство удостоверился в действительном существовании такого желания если не у всего, то по крайней мере у большинства населения области, неизвестно, и в деле документов, могущих выяснить это вопрос, не имеется.
При этом, делая вышеприведенное распоряжение, генералу Арендаренко было не безызвестно о том, что общественные суммы имеются в наличии не во всех уездах области. Начальник Андижанского уезда, очевидно, поставленный в невозможность исполнить требование губернатора, рапортом от 10 ноября за № 13730 представил Прошение главным образом лиц туземной администрации и народного суда, просил разрешения составить, согласно этого Прошения, приговоры о сборе с населения 2700 руб. на стипендию имени генерала Куропаткина. На этом рапорте губернатор наложил резолюцию «разрешаю».
Частью в том же, а частью в начале следующего года распоряжение губернатора было исполнено и требовавшиеся им суммы были доступны подлежащим уездным начальникам.
Летом 1902 г., во время нахождения генерала Арендаренко в отпуске, при рассмотрении мною последних представлявшихся коллежским советником Пашкевичем дознаний в числе документов, приложенных к одному из них, насколько помню, к дознанию по делу присяжного Каретникова, оказалась копия приказа одного из волостных управителей Андижанского уезда, в коем значится, что такому-то сельскому старшине, согласно приказа, предлагается собрать с жителей подлежащего старшинства (вместе с податями), насколько помню, 125 руб. – «для военного министерства»[234].
Когда же я обратил внимание господина] Пашкевича на упомянутый документ, то он сообщил мне, что, судя по всем тем податным книгам, которых ему пришлось просмотреть по надобностям производства им дознания, во всем Андижанском уезде наложенная губернатором на этот уезд сумма для образования стипендии была не отчислена из общественных сумм, которых не существовало, а собрана с населения вместе с податями.
Таким образом, под давлением неосторожного требования губернатора, уездная администрация, присвоив себе право верховной власти, установила новый вид налога[235].
В августе того же 1902 г., во время приезда в Фергану бывшего генерал-губернатора Иванова, докладывая ему о положении дел в области, я указал также и на все вышеприведенное, заявив о необходимости принять меры к предотвращению на будущее время возникновения таких же или подобных этому фактов.
Здесь же считаю необходимым упомянуть о нижеследующем:
На урочище Куйган-Яр Андижанского уезда через р. Кара-Дарью с давних пор имеется мост, сооруженный и ежегодно ремонтируемый самим населением.
Вследствие недостаточной прочности и конструктивности этой туземной постройки моста, а равно значит ширины реки, быстрого ее течения и чрезвычайно сильного напора талых вод, мост этот ежегодно сносило. Поэтому население во избежание лишних расходов на стройматериалы обыкновенно поступало так: перед наступлением половодья мост, насколько оказывалось возможным, разбирался, а после спада вод вновь восстанавливался натуральной повинностью.