Главнейшие, характерные черты отдельных оазисов настолько сходны между собою, что последние, в сущности, различаются друг от друга только по величине. В общем, каждый из больших оазисов, заключающий в своих пределах город (или большой базарный кишлак), имеет приблизительно такой вид.
По наружному обводу (оазиса) находятся сравнительно большие отдельные участки незагороженных полей, на которых производятся посевы преимущественно хлебных, зерновых растений, люцерны, хлопчатника и марены. По мере приближения к центру оазиса отдельные участки земли становятся меньше; обработка их заметно улучшается; все чаще и чаще встречаются поля, огороженные невысоким в 1½–2 аршина[329] (высотой) глинобитными заборами, из-за которых высятся тут (шелковица), тополь и др. деревья, а к названным выше посевам присоединяются овощи (дыни, арбузы, морковь и лук), табак и изредка виноградники. Далее незагороженных полей почти нет; каждый отдельный участок по его обводу обсажен большим или меньшим числом деревьев, обыкновенно в один, много – в два ряда. По преимуществу это тут, тополь, тал и джигда. Местами темнеют большие, раскидистые кроны карагачей и грецких орехов. Хлебные растения почти совсем вытесняются овощами, люцерной и виноградниками; по дороге все чаще и чаще встречаются арбы, пустые и с кладью, конные и пешие люди; по сторонам на каждом шагу виднеются сады с виноградниками, гранатами, яблонями, грушами, сливами, черешней, орехами, тутовыми, тополевыми и карагачевыми деревьями; наконец начинается и самый город.
Улицы всегда очень не широки; нередко две арбы или разъезжаются с очень большим трудом, задевая концами осей за заборы и стены домов, или же и совсем не могут разъехаться, так что одной из встретившихся арб приходится осаживать лошадь назад до первого переулка, в который она и въезжает, давая таким образом возможность проехать другой арбе. И так улицы узки. По обеим сторонам их сырые глинобитные стены одноэтажных, по большей части, домов с плоскими земляными крышами и без окон на улицу; такие же глинобитные заборы; маленькие ворота и калитки; городские горлицы, очень похожие на египетских голубей; худые, подозрительного вида и нередко опаршивевшие собаки на улицах, на крышах домов и иногда даже на заборах, откуда они лают на проходящих и проезжающих. Полунагие, чумазые и все-таки нередко прехорошенькие ребятишки обоих полов играют в уличной пыли, и если их не давят ежедневно десятками, то потому только, что у сартов не принято ездить большими аллюрами. Женщины-сартянки с лицами, закрытыми черной волосяной сеткой, в серых паранджи, халатах с узкими длинными рукавами, накидываемых на голову, причем подол и концы рукавов волочатся или по крайней мере достигают до земли, по одной, по две с ребятами на руках, с узлами шелковичных коконов на голове двигаются плавной, слегка торопливой походкой, напоминая своей серой фигурой скорее мумий, чем живые человеческие существа.
Сарты в ситцевых, тиковых и реже шелковых халатах или же в белых и полосатых рубахах на манер халата из местной бумажной материи, в чалмах и в тюбетейках, босиком и в ичигах с калошами, пешком, верхом и на арбах; евреи-красильщики[330]в таких же приблизительно костюмах, но с длиннейшими пейсами и с вечно синими от краски руками; два-три индуса; киргиз в меховой шапке на маленькой, худенькой клячонке с несколькими верблюдами в поводу; маленький арык поперек улицы, через него вместо мостика небольшая каменная плита. Налево мечеть с плоской же земляной крышей, открытая с восточной стороны, внутри выштукатуренная белым алебастром, с нишами в стенах, с резными столбами и пестро раскрашенным потолком; на дворике пруд, обсаженный большими, тенистыми карагачами; входная калитка внизу на аршин от земли заделана решеткой, дабы в мечеть не забегали животные, могущие осквернить это священное для мусульманина место; входя сюда, правоверные бывают принуждены перелезать через эту решетку. Базар. Еще издали слышится неприятный, острый запах кунжутного масла, на котором тут же, на базаре, приготовляются разные снеди; гул нескольких сот, если не тысяч, голосов торгующегося люда, стук кузнечных молотов и ржание коней. Изредка откуда-то выносится резкий рев верблюда. На базаре улицы значительно шире, чем в остальной части города. По сторонам их лавки и лавочки обыкновенно очень небольших размеров; у большинства с наружной стороны маленькие навесы из камышовых плетенок на тоненьких подпорках из таловых жердей; здесь работают и торгуют кузнецы, шорники, седельники, портные, серебряники и медники; вперемежку с ними касабы (мясники) и бакалы (мелочные лавочники) продают мясо, дыни, морковь, перец, лук, масло, рис и табак. Вот лавочка с книгами; рядом с ней варят и продают пельмени и пирожки; дальше выделывают шубы; вот кудунгар толстой карагачевой колотушкой отбивает яркий, с замысловатым узором атлас; мадда, весь в поту, с вытаращенными в экстазе глазами, размахивая руками и ударяя себя кулаком в грудь, ходит большими шагами взад и вперед и не своим голосом выкрикивает биографию какого-то мусульманского святого. Далее целый ряд лавок с войлоками, волосяными арканами, шерстяными мешками и др. подобными же изделиями; продавец халвы во все горло орет: «шакар-дак»! (как сахар); с другой стороны, как бы в ответ ему несется: «муз-дак! шарбат!» (шербет! холодный как лед!) На углу в чай-хана несколько хорошо одетых сартов сидят полукругом, лицом к базару с батчой, смазливым, разряженным мальчиком посередине, пьют чай и курят чилим, местный кальян с длинным тростниковым чубуком. Далее длинные, крытые ряды лавок с красным товаром – ситцы, кумачи, тики, платки, – все по преимуществу самых ярких цветов; перед одной из лавок целая компания юродивых – дивана, в высоких конических из красного сукна шапках – куля, с длинными посохами, с горлянками у пояса вместо наших нищенских сум, нестройным пением выпрашивает подаяния; лавочник старается не смотреть на них и затевает разговор с одним из проходящих мимо его сартов. По другой стороне исыркчи, тоже юродивый, снует в толпе, окуривает проходящих вонючим дымом травы – исырка, дабы охранить их от приближения шайтана и тоже выпрашивает себе подаяние. Налево целый ряд лавок с развешанными по стенам кусками атласа, канауса, ипаркака, адряса и др. шелковых материй; далее сидят аттары с пуговицами, тесемками, лекарствами, зеркальцами, косметиками и др. мелочью; несколько лавочек с тюбетейками различнейших цветов и узоров. В кучке зевак афганец заставляет плясать ученую обезьяну, показывающую, как солдат ходит с ружьем, как охотник крадется к дичи и проч. В большие, открытые ворота видна внутренность каравансарая, просторного двора со сплошным рядом маленьких худжра, келий вдоль стен, с громадными весами, с ворохами кож, железа, котлов и кошем, с пузатыми купцами-сартами; с юркими, благообразными приказчиками; с возчиками-киргизами и, наконец, с русским чиновником в форменной фуражке и с толстой тетрадью в руках.
Где-нибудь неподалеку от базара или урда, где прежде помещался бек или хаким, управлявший данным вилаетом, или цитадель, где теперь на барбете стоит медное, старого образца орудие и часовой в белой рубахе с погонами и белой же фуражке. Далее из-за ряда густых талов и стройных тополей выглядывают окна и белые стены русских домиков[331]. Офицер в белом кителе и белой фуражке направляется к цитадели; баба-солдатка несет куда-то на голове узел с вымытым и накрахмаленным бельем; русская барыня с дочкой, в шляпках, под зонтиками; извозчик-сарт с необычайно трясучей пролеткой; несколько солдат; русская лавка в два окна с вывеской: «Торговля бакалейными товарами»; наискосок другая: «Продажа питий на вынос»; почтовая станция с двумя казенного цвета[332] фонарными столбами; телеграф; малолюдные улицы, густо обсаженные с обеих сторон деревьями; в конце одной из них длинная белая казарма; тишь, а надо всем этим прозрачно-голубое небо, солнце яркое настолько, что на сырые глинобитные заборы долго смотреть нельзя – так сильно блестят они, отражая жгучие почти отвесные лучи, и в заключение всего в полдень (41° Ц в тени. Кишлачные, деревенские базары, конечно, гораздо меньше городских; торговля ведется на них главным образом хлебом и другими продуктами сельского хозяйства; остальные товары всегда в крайне ограниченном количестве, а многих из них, предметов туземной роскоши, даже и совсем не встречается. За исключением Кокана и Маргелана базарные дни бывают раз в неделю. В течение остальных шести дней кроме мясных и овощных лавочек, а также чай-хана, небольшое число других лавок бывает открыто только в городах.
В городах же с заката и до восхода солнца на базаре могут оставаться одни только караульщики. (Мусульманская религия не советует торговать ночью, дабы не было конкуренции с теми торговцами, которые не могут почему-либо торговать по ночам, во-первых, а во-вторых, требуется, чтобы товар продавался при таких условиях, когда он может быть беспрепятственно измерен и осмотрен).
Число базарных кишлаков сравнительно велико. Так, напр., в Наманганском уезде на площадь приблизительно в 5600 кв. верст и около 100 000 душ населения число базаров – 5.
Выше мы сказали уже, что существование культуры, а вместе с тем и оседлости, прежде всего здесь обусловливается возможностью проведения арыков, а это последнее, в свою очередь, зависит одинаково как от присутствия или отсутствия таких источников, воды которых могли бы эксплуатироваться с целями ирригации, так равно и от конфигурации данной местности. По тем же причинам как величина оазисов, так равно и расстояния между ними очень различны.