Преобладающие размеры кишлаков колеблются между 100–200 дворами. Там, где главную массу населения составляют кипчаки, каракалпаки, курама и недавно еще осевшие киргизы, кишлаки сравнительно редки, и место их заступают отдельные курганчи, хутора, окруженные высокими, нередко зубчатыми, с бойницами, глинобитными стенами, которым в былое, смутное время не раз приходилось играть роль маленьких крепостей, отчего, собственно говоря, и получилось их название. (Курган – крепость. Курганча – крепостца).
Здесь же скажем неколько общих слов о климатологии описываемой нами страны. Весна вместе с началом полевых работ в среднем наступает в конце февраля или в начале марта. В вегетативном отношении она начинается появлением некоторых трав (пырей, Iris[333]), а равно цветением миндальных и урюковых (абрикосовых) деревьев. В марте начинаются уже жары и наибольшая прибыль воды в Дарье и в главнейших горных речках, обусловливающаяся усиленным таянием снега в горах. Около этого же времени поспевают ягоды тута, урюк и ячмень. В июне спеет пшеница. В июле – виноград и кукуруза. В июне и июле ночи обыкновенно очень душны, и эта духота тем более невыносима, что ночью же воздух кишит мириадами москитов и комаров. В августе жары начинают понемногу спадать, ночи становятся прохладными, а москиты мало-помалу пропадают. С начала октября наступает теплая и по большей части сухая осень. К концу этого же месяца окончательно поспевают джугара (сорго), хлопчатник и рис.
Зима с температурою ниже 0° начинается обыкновенно в конце ноября или начале декабря и продолжается до половины или конца февраля. В годы холодных зим температура нередко падает до 23° Ц; в общем же средние температуры декабря и января месяцев колеблются между 5° и 15° Ц.
Все сказанное относится исключительно ко дну долины (Наманган – 1340 фут.[334] над уровнем моря; Маргелан – 1480; Кокан – 1300; Андижан – 1512 ф. См. карту Ферг. обл. Изд. 1879 г.).
По мере приближения к горам и постепенного повышения местности над уровнем моря, продолжительность лета и средняя температура как его самого, так и целого года уменьшаются. На высоте 4000 фут. джугара, рис, дыни, виноград, гранаты и хлопчатник уже не вызревают, а в севооборот входят такие растения, как лен и просо, посевы которых на дне долины почти не производятся вследствие малой сравнительно их доходности.
Начиная с этой же высоты, в горах северного хребта встречаем березу, а далее, на 7-8000 ф., ель и рябину. На 10 000 ф. снег сходит не ранее конца апреля; снова начинает выпадать (но обыкновенно растаивает) с половины сентября, а окончательно ложится в половине или конце октября.
Наибольшее количество атмосферных осадков всегда приходится на горы. Как бы ни была тепла зима в долине, в горах нижняя, предельная линия снега всегда лежит не выше 5-6000 ф.
В горах наименьшее количество осадков приходится обыкновенно на июль и август, а в долине, после теплых, бесснежных зим на май, июнь, июль, август, сентябрь, а иногда даже и октябрь месяцы.
Прежде чем перейти к населению Ферганы, мы попросим читателя сесть на лошадь и сделать с нами маленькое путешествие.
Теперь половина июня, и вы на джаике, в горах, верстах в 75 на север от Намангана. Горы расступились и образовали джаик, широкую, зеленую долину, перерезанную с востока на запад двумя небольшими ручьями, впадающими в Падшаату. Быстрая и прозрачная, она шумно бежит по каменистому дну у самых гор вдоль западной стороны долины. Березы, шиповник, аса-муса и барбарис разрослись по берегу; у нескольких берез подмыло корни; они накренились и нижними ветвями окунулись в воду. С востока и запада то крутые, то пологие, зеленые высоты, местами поросшие кустарником, образовали саи, овраги, смотрящие устьями в долину. Почти отвесная каменная гряда заперла джаик с севера, треснула посередине и в эту трещину, саженей 10 шириною, так называемый капчигай, пропустила Падшаату, которая шумит здесь, пенится об береговые утесы и торчащие со дна валуны, громоздит на них обломки принесенных сверху елей и берез и, перескочив через последний порог, шумно вылетает из тесного капчигая на широкую долину джаика.
Вон из-за капчигая виднеются гранитные громады с темными пятнами по уступам и белыми снеговыми верхами. Там верховья Кашкасу и Минг-Илкы, а темные пятна, это еловые и другие рощи. Там альпийская флора с ползущей по земле арчой, похожей на наш можжевельник, с целыми пространствами дикого лука и мелких ярко-зеленых альпийских трав вперемежку с громадами скал, с медленно тающими под ними снегом, с уларами и дикими козами, их единственными почти обитателями.
Немного ниже по отлогим скатам раскинулись громадные ковры роскошной зелени с самыми яркими и прихотливыми узорами горных цветов, а по склонам темнеют рощи раскидистой арчи и стройной ели вперемежку с рябиною.
Еще ниже береза, клен, яблоня, барбарис, малина и смородина, аса-муса, шиповник и другие кустарники перемешались на дне глубокой и узкой лощины, обступив и закрыв собою шумный, холодный поток, скачущий между обросших мохом каменьев.
Но вернемся к Джаику. По всей долине раскинулись киргизские аулы по 5–6 и более кибиток. Полдень. Почти жарко. Турдуки, боковые кошмы, подняты и подоткнуты под курчоу, аркан, опоясывающий кибитку. По вечерам здесь все оживлено; везде группы киргизов, рассевшихся кружками на траве и слушающих россказни своих краснобаев; ребята-подростки ловят и привязывают телят к приколам и козлят к арканус привязанными к нему ошейниками, протянутому между двумя низенькими, вбитыми в землю колышками. Бабы с маленькими деревянными ведерочками торопливо доят коз и коров. Отовсюду доносится говор, ржание подогнанных к аулам лошадей, рев рогатого скота и блеяние коз и баранов – словом, полное оживление. Теперь ничего этого нет. Тишина. Мужчины спят по кибиткам; дети или тоже спят, или же играют где-нибудь по речке, и только бабы не покидают своего вечного веретенца с пучком овечьей или верблюжьей шерсти.
На самом верху ближней горы, понуря головы и отмахиваясь хвостами от мух, стоит табун лошадей: ниже по полугоре между кустами мелькают неугомонные козы, а внизу, у самой речки, тяжело дыша, с полузакрытыми глазами лежат отъевшиеся на приволье быки и коровы.
Переждав жар, садитесь на лошадь и едете в Наманган.
Дорога плоха и камениста, а потому, сделав долиною, по берегу речки верст 20, доедете только до кишлака Нанай, где заночуете у общего знакомого Муллы-Таш-бая. У него просторная, высокая михман-хана (комната для гостей на переднем дворе) и хорошенький, молодой садик с большим арыком чистой и холодной падшаатинской воды.
Теперь, впрочем, в нанайских садах мало хорошего. Все деревья, за исключением так называемой осенней красной яблони, отцвели, а черешня и урюк здесь еще не поспели. Черешня только что начала желтеть, а урюк поспеет не ранее двух-трех недель.
До Наная дорога, как мы уже сказали, идет долиной, то по самому берегу речки, то уходит немного в сторону, обходя заросли тальника, облепихи и др. кустарников, болотца и пашни, вперемежку тянущиеся до самого Наная.
Справа и слева горы, сначала высокие и покрытые по северным склонам кустарником, ближе к Нанаю становятся все ниже и безжизненнее и, наконец, у самого кишлака постепенно сливаются с широкой равниной Караван-дала, идущей на юг от Наная верст на 8, вплоть до гор Боспу и Унгара.
Начиная с Карамашата (урочище верстах в 12 выше Наная) вам попадались пашни; вы видели наливающийся ячмень, пшеницу в цвету, только что начинающий зацветать лен, кукурузу всего с аршин высотой и еще без всяких намеков на початки, и всходы проса. Два-три киргиза попались вам по дороге в белых войлочных остроконечных шапках и желтых из верблюжьей шерсти халатах, на маленьких, заезженных лошаденках.
В одном месте четыре человека окучивали кетменями (мотыгами) кукурузу; когда вы поравнялись с ними, они подняли головы, обернулись, долго смотрели на вас и потом все четверо сразу громко о чем-то заговорили. Ближе к Нанаю в двух-трех местах вы видели людей босиком, с засученными выше колен штанами, с подоткнутыми длинными рубахами и с кетменями в руках; они разводили пущенную из арыка воду на посевы льна и кукурузы.
Чимын, маленькие горные мухи, беспокоили вашу лошадь; она отчаянно мотала головой всю дорогу, вырывала у вас из рук повод и так вас замучила, что вы как убитый засыпаете в саду под тихий шепот листвы и быстрого арыка. Спите спокойно. Ни комаров, ни мошек, ни скорпинов, ожидающих вас дальше, здесь нет. Под утро будет свежо, но заботливый хозяин давно уже приготовил для вас туземное ватное одеяло.
На следующее утро, подзакусив, садитесь на лошадь и дальше. Жарко, скакать не приходится, а потому плетитесь шажком.
От Наная до подошвы Унгара дорога вьется по равнине Каравана между полями пшеницы, проса, льна и пара. Если б не Унгар с его гранитными скалами и зеленой верхушкой, вы забылись бы и вообразили бы себя едущим по русскому проселку. Те же поросшие травой межи бегут от дороги и теряются в посевах; та же изрытая колеями, малоезжая дорога; тот же треск кузнечиков; те же васильки выглядывают из пшеницы; те же перепела и жаворонки.
Обогнув кишлак Мамай по подошве Унгара, вы переезжаете каменистое, с версту шириной, русло Падшааты, разбившейся здесь на несколько арыков и, оставя вправо Заркент, по все более и более пыльной дороге выезжаете на ровную, голую, опаленную солнцем Искаватскую степь. Чем дальше, тем становится все жарче и жарче. Скоро полдень; ветер почти совсем стих; у вас начинают болеть голова и глаза слипаются.
Перед вами два киргиза, пеший и конный, гонят стадо курдючных баранов; вытянув шеи и тыкаясь мордами в землю, они подняли целую тучу столбом стоящей, тончайшей лессовой пыли. Это купеческий гурт. Он пришел из Аулиэ-ата, из Токмака через горы. Два-три жирных барана, захромавших в дороге, на каменистом горном перевале, ковыляют на трех ногах.