сячами верст песчаных степей от более цивилизованного мира. Правда, что частичка этого последнего волею исторических судеб перенесена сюда, но пока она внесла еще очень и очень мало того, что могло бы серьезно влиять на прогрессивную сторону туземной жизни. Это понятно, впрочем. Перенесенные сюда элементы далеко не из тех, которые могли бы действовать в данном направлении прямо и активно. Влияние их, по большей части, косвенно.
Такое активное влияние могут со временем оказать только те элементы, которые принесут с собою знание и капитал, а этого можно ожидать не ранее того времени, когда колония будет связана со своей метрополией удовлетворительными, по жизненным условиям века, путями сообщения[338].
Четвертою причиной главенства земледелия следует признать религию или, вернее, те взгляды, которые она устанавливает на этот род труда. В шариате, напр., упоминается между прочим, что земледельцы, живущие исключительно земледелием и лично обрабатывающие землю, при условии исполнения ими нравственных заповедей (фарз[339]), лежащих на пахаре, и аккуратного вноса установленных исламом податей, именуются ашраф-ул-ашраф (благороднейшие из благородных)[340], причем в меджлисах (сборищах, заседаниях) они имеют право сидеть по правую руку Султана, рядом с учеными и судьями, тогда как все вообще чины административные и военные помещаются по левую руку своего повелителя.
Есть маленькая, сама по себе очень не мудрая книжонка, носящая название: “Рисаля-и-диканчилик» – земледельческая рисаля (рисаля – послание, трактат)[341]. В рисале этой, кроме изложения земледельческого завета, тех нравственных обязанностей (вроде правдивости, щедрости и пр.), которые лежат на земледельце, говорится еще и о том, что земледелие имеет за собой божественное происхождение; что первый плуг был сделан Ангелом Гавриилом из райского дерева туби; что оттуда же были выведены первые быки и был вырезан первый хлыст из кустарника кауран; говорится там, что Гавриил провел несколько первых борозд сам и потом передал плуг в руки первого пророка, Адама[342]; что земледелие – лучшее из занятий человеческих, так как, предаваясь ему, человек легче может сохранить свою нравственность; оно велико уже по одному тому, что плодами рук земледельца питаются равно и бедные, и богатые, и слабые и сильные, и малые и великие.
Книжка сама по себе очень немудрая, а в конце даже несколько подловатого направления, ибо составлявшие ее улемы (книжники; богословы), не забывая и себя, стращают богобоязненных всякими ужасами ада, не исключая и подобия свиньи, предстоящего на том свете тем злочестивым, которые не захотят давать им, духовенству, хак-уллу, небольшую часть урожая; но тем не менее былое значение этой рисали далеко не малое.
Теперь, когда житейская роль многих сторон ислама в среде местного населения рушится на наших глазах настолько, что не замечать этого могут только очень близорукие, рисаля в загоне и ее не всегда даже можно раздобыть, но прежде, и сравнительно еще очень недавно, за несколько лет до прихода сюда русских, каждый мало-мальски солидный земледелец, прежде чем вывести в первый раз весной плуг на работу, варил палау, кормил им домочадцев и работников, читал последним, или заставлял кого-либо читать, вслух рисалю, мазал льняным маслом рога волов, дабы предохранить их от разных болезней, и тогда только приступал уже к работе [343].
Как бы то ни было, но за земледелием до сих пор еще очень прочно держится роль главенствующего занятия оседлого туземца, на столько прочно, что, напр., в сфере наиболее состоятельных местных торговцев, имеющих дела даже и с Россией, нет почти ни одного такого, который вполне отрешился бы от земли, причем возрастание капитала в большинстве случаев имеет своим последствием, насколько расширение торговых афер, настолько же и увеличение площади, обладаемой данным лицом, земли.
Заметим здесь же, что это же самое возрастание капитала у громадного большинства крайне мало влияет на улучшение обстановки и образа жизни. Самые незначительные улучшения в домашней, повседневной пище; лишняя прислуга и несколько проживающих; несколько лишней медной и фарфоровой посуды, подушек, ковров и одеял; лишняя шелковая рубаха и халат (или бешмет) у жены; значительное расширение одного только гостеприимства, да и то не всегда, – вот и все.
Есть масса купцов, имеющих десятки тысяч наличного капитала и не отличающихся ни по внешности и костюму, ни по образу обыденной жизни, от самого заурядного мужика. Вряд ли половина лиц, непосредственно занятых земледелием, т. е. обрабатывающих землю своими руками, имеет свои же собственные участки, такие, по крайней мере, которые могли бы достаточно обеспечивать своих хозяев приносимым ими (участками) доходом.
Большинство землепашцев обрабатывает чужую землю в качестве частью временных, однолетних, рабочих (чайрикер или кошчи), частью же в качестве более или менее долгосрочных арендаторов – керанда.
Поденный труд при земледельческих работах эксплуатируется исключительно в пригородных местностях и городах и никогда почти в кишлаках. Чайрикер или кошчи в большинстве случаев предлагает свой личный труд, имея от владельца земли зерно, плуг и волов или лошадей. На его обязанности лежат: пахота, поливка и надзор за посевами, их молотьба и окончательная уборка, а также уход за рабочим скотом. Окучивание дынь, джугары, кукурузы и хлопчатника производится обыкновенно особыми рабочими – около городов поденщиками, а в кишлаках, по большей части, взаимной помочью (ашар). Как в том, так и в другом случае расходы несет или один хозяин, или пополам с чайрикером.
Жнитво также не лежит на обязанности последнего и производится всегда особо нанимаемыми жнецами[344]. Труд их оплачивается чайрикером и владельцем земли исполу и всегда почти зерном. Уплата производится после уборки, а во время жатвы жнецы всегда получают пищу.
Между прочим, заметим, что жнецы приходят иногда очень издалека, жнут у незнакомых им людей, уходят по окончании работы восвояси, являются за уплатою лишь в конце лета или в начале осени, не заключив предварительно никаких письменных условий, и, несмотря на все это, в течение шести почти лет, проведенных среди этого люда, нам ни разу не приходилось наткнуться на какое-нибудь мошенничество или надувательство.
Во время жнитва каждый жнец имеет право ежедневно брать в свою пользу по одному снопу, а по окончании этой работы на всех неогороженных полях каждый, а главным образом неимущие могут собирать оставшиеся на поле колосья (башак или машак. Отсюда собиратели этих колосьев – башакчи или машакчи).
Чайрикер, в особенности если он семейный, живет у себя на дому, а в вознаграждение за свой труд получает от пшеницы ¼ всего урожая, за выделом 1/3 в подать и платы жнецам, а от джугары и хлопка – 2/3, урожая за тем же выделом, что и выше. Кроме того, во время работ чайрикер получает от хозяина еще и пищу, но только для себя лично, а не для всего своего семейства. Часто эта дача пищи заменяется одновременною выдачею некоторого количества муки и зерна (рис или джугара).
Керанда, мало чем отличающийся от чайрикера, живет по большей части на обрабатываемой им земле; или в хозяйском помещении, или в построенном им самим, причем нередко усадебное место приобретается им на разных условиях в собственность.
Если зерно и инвентарь он получает от хозяина, то условия те же, что и для чайрикера; в противном случе урожай, за следуемыми выделами в подать и жнецам, делится между керанда и землевладельцем поровну.
Здесь следует оговориться в том смысле, что в разных местностях Ферганы вышеприведенные условия несколько изменяются в зависимости от доходности земли, предложения рабочих рук и проч., почему мы привели одни лишь средние нормы, так как вдаваться в подробности было бы, пожалуй, и неуместным.
Поденная плата в настоящее время в городах не превышает 40 к., а в кишлаках колеблется между 10 и 20 к.с.[345]
В кишлаках, ближайших к городам, большая половина населения в собственности имеет одни только усадебные участки; в остальных затем селениях процент безземельных (не имеющих полевого надела) домовладельцев несколько уменьшается, но тем не менее нет, кажется, ни одного такого кишлака, где бы совсем не было безземельных, общее число которых с течением времени несомненно возрастает.
Количество земли, обладаемой одним лицом, колеблется от ¼ танапа (танап =400 кв. саж.) до 200–220 десятин[346]. Отдельные участки свыше 200 десятин составляют редкие исключения.
(В Наманганском уезде есть одно туземное хозяйство в 1000 десятин, но участок этот сплошь состоит из перелогов, т. е. таких земель, на орошение всей площади которых воды не хватает, а потому ежегодно возделывается только часть их, в данном случае около ½).
Из результатов организационных и межевых работ, производившихся в 1876–1881 годах, при введении здесь новой податной системы[347] видно, что средний душевой надел для Наманганского уезда может быть принят лишь около ½ дес. Таким образом, соотношение между количеством удобной, культурной земли (для орошения которой воды имеется в достаточном количестве) и количеством населения далеко не грандиозное; можно даже сказать, что Фергана страдает скорее малоземельем, чем обилием почвы, вполне удобной для полеводства и лесоразведения.