бад-раба (имеющего земляной пол и деревяннуо настилку только над ямой и то покрытую слоем глины) всегда очень опрятно.
Хлев стараются строить так, чтобы одна из его стен примыкала или к улице, или к саду (или огороду), если только последний имеется при доме. В этой стене делается отверстие такой величины, чтобы в него свободно проходила лопата с навозом; последний выбрасывается в сад или на улицу и лежит здесь иногда годами в виде конических к примыкающих к наружным, уличным стенам дворов и зданий. Оттого здесь, после дастарханов и нижнего белья туземцев, ничто не грязно так, как большинство не только кишлачных, но даже и городских улиц.
На внутреннем дворе, так же как и на наружном, всегда почти есть два-три дерева, а иногда и несколько виноградных лоз, арык, а если где-нибудь есть свободное местечко, то и супа. Содержание ичкари в общем значительно грязнее, чем содержание наружного, показного, так сказать, ташкари.
Число жилых комнат во внутреннем дворе различно и соображается прежде всего, конечно, с размерами семьи и с ее средствами. Дети-подростки спят по возможности отдельно от отца и матери, а в случае нескольких жен, каждую из них туземец старается снабдить отдельным помещением[394]. Но так как правом многоженства пользуются сравнительно немногие, наиболее состоятельные люди, и то главным образом в городах, то поэтому в большинстве случаев внутренних комнат бывает не больше двух. У бедного же населения всегда одна.
Устройство и убранство этих комнат в средних классах такое же, как и для михман-ханы с тою только разницею, что первые оштукатуриваются алебастром и имеют раскрашенные потолки реже вторых. У бедного люда в жилой комнате внутреннего двора очень часто нет окон, заменяемых отверстием в крыше; дверь маленькая, одностворчатая; пол застилается кошмой не сплошь, а только в половину комнаты. На этой кошме вповалку спит вся семья.
По устройству своему жилая комната внутреннего двора отличается от михман-хана тем только, что углубление для калош делается гораздо больших размеров, а в одном из его углов, обыкновенно в стороне от двери, ближе к камину, вырывается глубокая, уширяющаяся к низу яма-абриз, покрытая сверху или жерновом с небольшой дырой посередине, или железной решеткой, или же деревянной настилкой с широкими щелями. В эту яму сливаются помои, и над нею же делаются омовения.
В одной из больших ниш, идущей от потолка до полу и устраиваемой обыкновенно против входной двери, стоит сундук, по большей части русской работы, окованный жестью; иногда он заменяется шкафчиком, наглухо вделанным в нижнюю часть этой ниши. Здесь хранится белье, платье, лоскуты, часть посуды и др. домашняя рухлядь, или же сласти, горшки с салом и маслом и т. п. Поверх суща на день складываются одеяла и подушки.
В одном из углов, около сундука, – палка, приблизительно в сажень длиной, укрепляется (в горизонтальном направлении, на высоте головы) своими концами в две из пересекающихся стен; на ней в виде украшения комнаты развешиваются шелковые рубахи, камзолы и халаты хозяйки дома. Таким же украшением служат расставленные в нишах медные и крашеные жестяные подносы, чайдуши, фарфоровые чайники и чашки, нередко гарднеровской работы[395], с малиновыми и синими цветами, аляповатой русской работы ящички и шкатулки с женскими украшениями, жестяные подсвечники местного произведения, с широчайшими основаниями и сальными огарками; сюда же случайно попадает маленькая хрустальная вазочка и русский пузырек из синего стекла, когда-то вмещавший в себе раствор ляписа[396], а теперь исправляющий должность табакерки. Хозяйка дома время от времени высыпает из него на ладонь левой руки щепотку мелко истертого, темно-зеленого насвая и помещает его между щекой и десной. Подержав там табак минут пять, она выплевывает его. Если это происходит в комнате и дама сидит, то она плюет или в углубление, имеющееся посреди каждой комнаты для углей (аташ-дан), или же отвертывает для этого край кошмы. На дворе она плюет безразлично, во все стороны, и если неопытный европеец через полчаса случайно взглянет на место такого плевка, то он непременно подумает, что тут сидела птица, продолжительно питавшаяся зеленью.
В зажиточных семьях зимой, когда температура туземного жилья мало чем отличается от температуры двора, обогреваются таким образом. В аташ-дане кладется кучка хорошо прогоревших углей; над ними устанавливается невысокий табурет-сандал, покрываемый сверху одним или двумя ватными одеялами. Сидят около сандаля, подсунув ноги под одеяло. Нагреваются, понятно, одни только ноги.
Зимой у сандаля проводят большую часть дня и ночь; здесь работают то, что можно работать при таком положении, едят, ставя пищу поверх сандаля, и даже спят.
Если сандал не успеет совсем погаснуть и сильно остыть к утру, то спать очень удобно и даже приятно, так как, приподымая одеяло, можно пропустить теплый, нагретый воздух, по желанию, до колен только, до пояса, до шеи. Утром голова, остававшаяся всю ночь на сравнительном холоде, всегда свежа, но зато простудиться очень и очень легко.
Нельзя не удивляться, как туземцы не простуживаются и не мрут сотнями, благодаря их дневному сидению у сандаля. Наложит сартянка под сандаль свежих углей и греет босые ноги; нажжет их до того, что чуть кожа не трескается, встает, надевает калоши на боcy ногу, идет на двор, стоит там полчаса, час, приходит назад, в комнату, опять садится у сандаля, опять греет ноги, опять выскакивает на двор, и так ежедневно, на каждом шагу и всегда почти безо всяких сколько-нибудь серьезных и немедленных же последствий. Случаи простуд и ревматизмов бывают, конечно, но, по-видимому, далеко не в таком числе, какого можно было бы ожидать при таком широком игнорировании основных правил гигиены.
В бедных семьях сандаль большая редкость, ибо угли сравнительно дороги, а потому здесь обогреваются у камина (учак)[397].
Постель стелется головой или к северу, или к западу, реже к югу и иногда к востоку. Укладываясь на новом месте, туземец прежде всего соображает, где кыбла – сторона священной мечети, ибо в Коране сказано: «вы, где бы ни были, обращайте лица ваши к ней…» (Гл. 2. ст. 145). Вниз стелется одеяло, сложенное пополам[398]; поверх его в изголовье кладется или плоская (курак), сшитая из лоскутов разных материй, или цилиндрическая подушка (балыш), из кумача, ситца или туземной полушелковой материи.
Простыня – чайшаб – употребляется очень редко; делается же она обыкновенно из светлого с мелким узором ситца.
Вторым одеялом покрываются, чаще, впрочем, особенно в холод, в него завертываются, подкладывая одну половину под себя.
Вся вообще пища, за исключением хлеба, готовится в котле. Топливом служат главным образом сорные травы, стебли хлопчатника, ежегодно обрезываемые тонкие ветви виноградника и пр.
К искусственно выращенному культурному дереву сарт относится очень осторожно и сравнительно редко пользуется его древесиной в виде дров. Угли выжигаются преимущественно в горных, дикорастущих лесах.
Тесто замешивается в большой глиняной чашке-тагара, около аршина в поперечнике. Разминается же оно и валяется на белой сыромятной козьей коже, назыв. – сурпа; завернутое в сурпу же и покрытое сверху еще чем-нибудь, оно киснет от 2 до 4 часов, смотря по температуре воздуха. (В обыкновенное время сурпу всегда вешают где-нибудь на колышке, иначе, гласит народная примета, не будут водиться деньги).
Хлеб всегда, в виде лепешек разной величины, печется в особой печи, называемой танур или тандур. Тануры приготовляются особыми мастерами-танурчи следующим образом. Из глины, смешанной с конской шерстью или с шерстью рогатого скота, приобретаемой от кожевников, приготовляется густое тесто, которое разминается в тонкие пласты около ½ дюйма[399] толщиной, 1½ арш. шириной и 2–2½ арш. длиною.
Раскатанный и тщательно выравненный пласт оставляется часа на 1½ на солнце для того, чтобы он слегка окреп. Затем его осторожно изгибают по длине, придавая форму цилиндра, одно из оснований которого несколько суживают; шов замазывается глиной, а на суженный конец надевается обруч, приготовляемый из того же материала, из которого сделан и сам танур.
Для печения хлеба танур приспосабливается таким образом. К одной из стен двора из комков-гуаля пристраивается возвышение, верхний край которого несколько выше пояса. Поверх такого стула танур кладется плашмя так, чтобы широкое его отверстие плотно прилегало бы к стене, а узкое, скрепленное обручем, смотрело бы наружу. Затем поверхность всего этого сооружения оштукатуривается глиной, а в верхней части танура, у самой стены, выламывается небольшое отверстие для выхода дыма, закрываемое после топки комком глины, камнем или чем-либо подобным.
Большая часть домашней посуды глиняная; меньшая – медная, чугунная и деревянная.
Большие чашки, около аршина в диаметре – тагара – для замешивания теста, заквашивания молока, если его в хозяйстве много, для промывки риса на палау и проч.; чашки средней величины – каса, в которых продается разная жидкая пища; хурмача – средней же величины чашки с ушками, в которых держат молоко, привешивая их за ушки или к потолку, или колышкам, вбитым в стену, дабы предохранить молоко от мышей; пиаля – чайные чашки; блюда-табак (или тавак), всегда круглые, – вся эта посуда глиняная, поливная (