Верят почти во все то же, во что верит и русский мужик. Кроме дьявола (шайтан), антихриста (даджаль[431]), добрых и злых духов (парии и див), верят в существование домового-албасты, которого представляют себе в виде растрепанной, косматой старухи, верят и в аджина – нечто среднее между домовым и ведьмой, которая рисуется воображению сарта в образе женщины громадного роста, с косматыми желтыми волосами, портящей людей и наводящей на них, между прочим, и падучую болезнь; уверяют, что аджина может изменить свой внешний вид. Так, например, один сарт говорил нам, что видел аджину в виде огонька, бежавшего по улице. Верят в существование ялмагыз-кампыр – нечто вроде нашей бабы-яги, по поводу которой имеется сказка того же приблизительно содержания, что и у нас (кампыр – старуха). Этим же именем (ялмагыз-кампыр) называют и ворчуний-старух, а название аджина, или албасты, преподносят женщинам, не пригладившим надлежащим образом своих волос. Верят в то, что если качать пустой бишик (колыбель), то ребенок, которому он принадлежит, умрет. Калоши должны стоять непременно около двери, а не то враги хозяина дома размножатся и одолеют его.
Верят в дурной глаз, а потому никому не показывают новорожденного ребенка. Верят в то, что неизбежно должен ослепнуть человек, употребляющий в известных случаях не комочек глины, как это рекомендует религия, а бумагу, тот священный предмет, которому никогда не дают даже валяться на земле, ибо на ней, бумаге, пишется Коран и другие священные книги. Верований этих так много, что есть возможность допустить постоянную фабрикацию их даже и до сего времени.
Попутно с верою в духов и предзнаменования верят также и в колдовство, знахарство и гаданье. Боится жена, чтобы не разлюбил ее муж; идет она к специалисту-мулле и за некоторое вознаграждение (иногда, однако же, до 4 р.) получает от него тумар, бумажку, исписанную приличествующей молитвой или стихом из Корана. Бумажка складывается треугольничком, обшивается в шелковую материю и прицепляется в виде такого амулета к плечу рубахи или халата. У одного знакомого нам сарта было две жены. Вражда между ними была страшная. Однажды младшая жена повествует нам такую историю: «Кундаши-то моя, подлая, чуть-чуть меня не извела!» – «Как-так?» – «Да так. Стала я болеть, стала чахнуть. Раскопала я в своей комнате землю под очагом, ан там чашка опрокинутая, а под ней лягушка, да сала перетопленного кусочек. Это она сделала. Как только сало растаяло бы, так бы и я кончилась, извелась бы. Так бы тоской и извелась».
Кажется женщине, что муж к ней охладел. Идет она к мулле и просит его сделать наговор на хлеб, на урюк, на воду или что-либо другое съедобное и дает это съесть, или выпить мужу так, чтобы он не знал. Такой наговор называется исытма (горящий, привораживающий); наговор обратного свойства – саутма (охлаждающий, отвораживающий).
Наговорами занимаются по большей части грамотные мужчины; но кроме своих же, сартовских, мулл не меньшей славой пользуется евреи и цыгане. (Между прочим, сумасшествие мужчины в большинстве случаев приписывается тому, что жена, по злобе, накормила его ослиным мозгом. Поверье это – одно из наиболее распространенных). Гадают же, наоборот, почти исключительно женщины. Ворожеи подразделяются на два разряда: 1) палвун, или пальбин, простых ворожей, и 2) пари-хан – предсказательниц, вступивших в общение с духами (пари). Титул пари-хан такая ворожея получает только, когда она сподобится воочию увидеть аджину.
Служил у нас сарт; скуп был страшно, а потому у него шли постоянные препирательства с женою из-за выдачи ее содержания. Однажды приходит он из дому в необыкновенно хорошем настроении. «Чему это радуешься?» – «Ах, таксыр (господин), такой со мной случай произошел, такой случай…» – «Что такое?» – «Жена-то ведь у меня пари-хан стала! Я, надо вам сказать, давно уже замечал, что с ней что-то не так; спрашивал ее, молчит. Наконец-то сегодня открылась. Пари-хан, говорит, я теперь стала: и аджину, говорит, видела, и другие, говорит, видения мне во сне представлялись. Я, говорит, теперь гадать буду. Что же, говорю, гадай; сама себе хлеб зарабатывать будешь, и ссор у нас с тобой не будет. Так я этому рад, так рад…»
Однако же вновь явленная пари-хан оказалась, должно быть, несостоятельной, ибо в самом непродолжительном времени возвратилась в лоно простых смертных, а вместе с тем начались и прежние перебранки насчет содержания.
Иногда ворожея занимается и лечением. Им, впрочем, занимаются буквально все, кому только есть досуг и кто склонен ко врачеванию недугов ближнего. А и врачуют же! Раз около Наная взрослую девушку, дочь одного богатого купца, так уврачевали, что она на другой же день Богу душу отдала.
Врачевать ее взялась какая-то женщина, не помним уже, от какого именно недуга. Дала она ей чего-то, должно быть, очень сердитого, ибо у несчастной немедленно же разъело всю полость рта, а по всей вероятности, и пищевод. Чего, чего только не принимают. Забеременеет женщина в отсутствие своего мужа. Хочется ей произвести искусственный аbortus. Посоветуют ей принимать раствор медного или железного купороса. Летит на базар, покупает купорос и пьет. Через несколько дней другая приятельница уверит ее, что квасцы действеннее, – начинает квасцы пить. Потом фуксин присоветуют, и фуксина попробует. Одной такой сказал кто-то, что нет лучше, как в день по бутылке русской водки выпивать. Чуть-чуть бедняга не опилась. Этакое легкомысленное доверие проявляют! И не думайте, что проявляют его одни лишь женщины. О, нет! Мужчины в этом отношении ровно ничем от них не отличаются. Безусловно верно то, что, при желании, смело можно отравить всех сартов по одному, стоит только взяться за это дело с умом.
Мы могли бы доказать это целым рядом очень интересных фактов, но, к сожалению, большинство их, и, как на грех, наиболее яркие, очень уж неудобны для напечатания. Сообщим один. Приходит сарт к доктору и ломаным русским языком просит у него лекарства, именуемого, по его словам, «шампанскай-мох». Доктор долго не понимает, что такое от него требуют. Наконец объясняется дело тем, что сарт просит шпанской мушки! для приема ее внутрь, так как жена его еще очень молода, а он уже не пользуется особенным обилием сил. По расследовании оказалось,
! Шпанский – от нем. Spanisch – испанский. Шпанская мушка, или шпанка ясеневая (лат. Lytta vesicatoria), – вид массовых жесткокрылых из семейства жуков-нарывников. Распространен в южных и центральных районах европейской части России, Украины и в Казахстане. «Шпанской мушкой» называют и само насекомое, и различные препараты, изготовленные из него – порошки, настойки, мази. Жук выделяет секрет кантаридин – вещество, сильно раздражающее животные ткани и образующее волдыри. Препараты на его основе до XX в. широко использовались для повышения потенции, хотя даже в малых дозах оказывали отрицательное воздействие на почки, печень, желудочно-кишечный тракт и на центральную нервную систему. Порошок из «шпанской мушки» – один из самых древних и распространенных афродизиаков (веществ, стимулирующих половое влечение и половую активность). – Примеч. сост. что во время оно, в том же городе был русский фельдшер, промышлявший тогда продажею этого медикамента для тех же целей и с очень большим, по-видимому, успехом.
Выше мы сказали, что масса туземного населения относится к религии, как к обычаю, неисполнение которого преследуется общественным мнением, и что страх последнего развит в сарте в громадной степени. С еще большим страхом сарт относился прежде к палке кази-раиса, которая являлась тогда и хранительницей благочестия, и регулятором общественного мнения.
Раз только волшебная палка упразднилась – упразднилось и самое волшебство; в общественном мнении стало проявляться нечто вроде разногласия, разногласия немого, никем, в сущности, не высказываемого, но тем не менее вполне реально существующего, ибо настолько мало говорилось обо всем этом в среде народа, настолько же много стало делаться им самим такого, о чем прежде он и думать не смел. Благочестие поколебалось; в первое время этих колебаний амплитуды их возрастали в громадной степени, а затем мало-помалу установились сами собой и в настоящее время представляются уже движением более или менее равномерным.
В четверг упразднилась палка, на другой же день, в пятницу, из трех жен сарта две ушли в дом терпимости, предполагая, что там времяпрепровождение их будет много занимательнее. Он напился, но так, однако же, что этого никто не видел.
В следующую пятницу он был чем-то занят и не пошел в мечеть на соборный джума-намаз. На другой день его устыдили. Две пятницы он являлся в мечеть, чувствуя не то угрызения совести, не то боязнь преследований со стороны общественного мнения. На третью пятницу опять не пошел. Стали было его попрекать в нечестии, но он был почему-то в сердцах и, набравшись храбрости, взял да сам облаял всех приставших к нему с поминовением родителей, а вдобавок пообещал отлупить того, кто полезет к нему с наставлениями на предбудущее время. Приставать к нему, разумеется, больше не стали, а он и совсем перестал ходить в мечеть. Пример оказался заразительным, и некоторые из пристававших к нему еще так недавно тоже решили, что, при их роде занятий, не всегда удобно бросать работу, заслышав призыв азанчи. В первый же праздник Рамазан он напился открыто и кого-то побил. Его заперли в кутузку. Выйдя оттуда, он опять напился и начал было, что называется, заливать, но так как он все ж таки сарт, а потому наравне со всеми прочими из своих соотечественников и скуповат, и в высшей степени расчетлив, то вскоре остепенился. Ужаснувшись своих беззаконий, а главным образом числа пропитых им рублей (10 р. 34 к.), он, забрав с собой блюдо