Во все время потуг родильница держится за одну из присутствующих руками и в то же время спиной упирается в грудь другой из находящихся при ней женщин; последняя обнимает родильницу обеими руками выше живота и прижимает ее к себе каждый раз, как только заметит начало потуг. Если роды затягиваются, то обыкновенно переменяют несколько повитух, причем, кроме того, прибегают еще и к другим средствам более или менее кабалистического характера. Так, напр., в той же комнате, где происходят роды, сжигают кусочек конского копыта или дают роженице пить из чашки, на внутренних сторонах которой тушью пишется какая-нибудь молитва. (Нас уверяли, что нередки будто бы случаи, когда муж, присутствующий при трудных родах жены, плачет, не будучи в состоянии выносить вида страданий родильницы. Вместе с тем нельзя не удивляться тому стоицизму, с которым очень многие из сартов выносят нестерпимую физическую боль и очень тяжелые операции.) Появившегося на свет ребенка берет, моет и обертывает в мягкие и далеко не всегда чистые тряпки или повитуха, или одна из присутствующих родственниц родильницы. Пуповина перерезывается или ножницами или бритвой; перевязывается (ниткой) только тот ее конец, который остается при ребенке; последний конец не перевязывается, но зато всегда почти привязывается к ноге родильницы из опасения, чтобы он не ушел назад. В случае слишком долгого задержания последа в некоторых местностях есть обычай стрелять около той комнаты, в которой лежит родильница.
Вслед за рождением ребенка религия предписывает прочесть над ним некоторые молитвы, но правило это не везде или, вернее, не всеми соблюдается. По окончании родов, вслед за выходом последа, родильница обмывается, и всегда сама, так как религия воспрещает видеть чужие аврэт, и тогда только, обмывшись уже, ложится в постель; около нее же, с правой ее стороны кладут и новорожденного. Лежит роженица обыкновенно 6–7 дней; реже она ограничивается трехдневным сроком. В это же время пища родильницы состоит по преимуществу из разного рода болтушек без мяса, по возможности с катыком (холодная пища), а ухаживает за ней одна из ближайших родственниц. Не только в первые дни после родов, но и в течение целых шести недель родильницу стараются отнюдь не оставлять одну из боязни, чтобы ее вместе с ребенком не задушила та желтоволосая аджина, о которой мы упоминали уже выше.
Нередко случается, что, не желая огорчить отца известием о рождении дочери, ему сообщают сначала, что родился сын и потом уже, через два-три дня, постепенно подготовив, советуют помириться на дочери. Раз в Намангане был такой курьезный случай. У одного состоятельного человека родился ребенок. Присутствовавшие при родах женщины, не желая огорчить отца, объявили ему, что родился сын. Этот воображаемый сын должен бы быть первым, так как старшим ребенком была дочь. По всем знакомым полетели гонцы с радостным известием и с приглашением пожаловать на другой день на торжество. По частным слухам известно было, что кроме палау и других угощений, гостям будут раздаваться и халаты. Собравшиеся на другой день на наружном дворе гости-мужчины застали очень скромное угощение и очень огорченного хозяина-отца, объявившего им, что произошла ошибка, что вместо сына, как его уверили, у него родилась дочь, а потому никаких особенных торжеств не будет. Вместе с тем в тот же день было решено, что надо взять вторую жену, которая родила бы сына.
По благополучном окончании родов кто-либо из родственников или родственниц родильницы идет по родственникам же и наиболее близким знакомым с суинчи (радостной вестью) о благополучном разрешении от бремени, за что от каждого из поздравляемых получает вознаграждение в размере нескольких копеек. На другой же день после родов приходят родные и знакомые поздравить с новорожденным родильницу и ее мужа. Иногда посещения эти продолжаются в течение нескольких дней. Каждая приходящая женщина приносит палау, лепешки или пирожки и рубашку новорожденной. Все эти гостьи приходят по большей части целыми компаниями, и всегда почти с детьми, шумят и тараторят, причем никогда не имеется в виду того, что все это не только может утомить больную, но даже быть ей и прямо-таки вредным.
Мы сказали уже, что при рождении сына, в особенности первенца, в богатых домах устраиваются целые торжества. Рождение дочери празднуется гораздо скромнее. Самое большее, режется баран и на палау приглашается несколько родственников, родственниц и знакомых. Иногда угощение это делается не на дому, а на ближайшем мазаре, причем в этом последнем случае нередко издержки по такому угощению берет на себя не отец, а один из его младших братьев, с которым он наиболее дружен.
По прошествии 6–7 дней, обыкновенно одновременно с тем как родильница встает с постели, мать ее кладет новорожденную в бишик, люльку, где ребенок, привязанный двумя широкими бинтами, лежит неподвижно, дабы моча и экскременты через отверстия, имеющееся в дне бишика, могли бы попадать в горшочек, прикрепляемый ко дну люльки с нижней ее стороны.
Бишик всегда ставится на пол, а не подвешивается; для того же, чтобы он мог качаться, основание его делается слегка овальным. Первое привязывание новорожденного в бишике, когда между прочим на него в первый же раз надевается и рубашка, тоже сопровождается некоторым семейным торжеством. В этот день родильница сзывает родственниц и знакомых, угощает их лепешками, чаем и пловом, а дед или отец дают ребенку имя. Тщательно избегают называть новорожденного именем одного из его старших родственников или родственниц; делается это потому, что впоследствии, когда ребенок подрастет и начнет шалить, ругая и браня его, косвенным образом можно оскорбить того из старших родственников или родственниц, чье имя он носит. Те, у кого дети не живут, при рождении нового ребенка желая, чтобы он остался в живых, не умер по примеру детей предшествовавших, дают одно из таких имен, как Турсун (пусть он остается), Тохта (подожди, постой), Махкам (крепкий) и др., причем к этим символическим именам обыкновенно прибавляется еще и одно из обычных мусульманских имен. Таким образом получаются имена: Турсун-Магомет, Тохта-джан, Махкам-бай и пр. Часто, впрочем, одним наречением такого имени не ограничиваются, а желая окончательно избавить новорожденного от участи умерших братьев и сестер, его отдают на несколько времени какой-либо посторонней женщине, имеющей молоко, которая кормит его своею грудью в течение 5–6 дней. По истечении этого срока родители ребенка идут к временной матери с выкупом. Выкупив таким образом ребенка, ему дают имя Сатуб-алды (купил), если он мальчик, или Саткын (проданная), если это девочка. После такой операции родители уже вполне успокаиваются, твердо веруя в то, что ребенок не умрет. При рождении двойней мальчиков их называют Хусейн и Хасан, а девочек Зугра и Фатьма[443]; если же двойни мальчик и девочка, то имена даются безразлично.
При ханах существовало правило или обычай, в случае рождения тройни одного из детей воспитывать на казенный счет и, кроме того, отцу и матери давать еще некоторое личное вознаграждение.
Вместе с наречением ребенку имени запоминается и название того года, в котором он родился.
В этом отношении время делится на циклы, из коих каждый состоит из двенадцати лет, причем каждый год такого цикла носит свое особое название, а именно: мышь, бык, тигр, заяц, дракон, змея, лошадь, баран, обезьяна, курица, собака, свинья.
Так, напр., нынешний 1886 год носит название собаки. Оттого здесь очень часто вместо вопроса: «Который вам год?» – спрашивают: «Какой ваш год?» – т. е. как назывался тот год, в котором вы родились.
За домашние работы родильница принимается тотчас же, как только встанет с постели, но из дому или, вернее, со двора, почти совсем не выходит в течение целых шести недель. Мы сказали уже, что ребенка обмывают вслед за его появлением на свет; затем он остается немытым до двадцатого дня, когда его купают во второй раз и надевают на него вторую рубашку, а если время года холодное, то и ватный халатик, по возможности из шелковой материи.
Первая рубашка, надетая на новорожденного на 6-й или 7-й день, оставляется для последующего ребенка.
В некоторых местностях, как, например, в таджикских селениях Кокандского уезда, мальчика моют на 18-й день после рождения, т. е. двумя днями раньше обычного срока с тем, чтобы за его невесту взяли поменьше калына, а девочку – на 22-й, т. е. двумя днями позже, чтобы впоследствии за нее дали большой калын.
Далее ребенка купают еще реже, так как, по мнению туземцев, частое купанье мешает ему расти и полнеть; перед купаньем лицо и голова намазываются катыком (кислым молоком); последний плохо отмывается; на темени образуется нечто вроде коросты из перхоти и грязи, а благодаря общей недостаточности в чистом содержания у массы сартовских детей мы встречаем глазные болезни, разного рода сыпи, лишаи и др. накожные болячки.
При отсутствии молока у матери кормилица приглашается лишь в очень редких случаях; обыкновенно такого ребенка поят сначала коровьим молоком, а по достижении им возраста 4 5 месяцев начинают кормить мучной болтушкой с салом. (При сильной отрыжке и др. болезнях, считающихся холодными, всем вообще грудным детям дают кусочки бараньего сала, принадлежащего, как известно уже читателю, к горячей пище.)
Случаи подкидышей здесь очень редки, по крайней мере гораздо реже случаев отдачи детей-подростков на воспитание. Желая подкинуть ребенка, его несут на рассвете, незадолго перед утренним намазом, в мечеть; азанчи, придя сюда первым, для того чтобы прокричать азан, призыв на молитву, находит ребенка и сейчас же извещает об этом весь приход, один из членов которого, по желанию, берет подкидыша на воспитание. (Воспитательных домов нет.)
Подкидывание детей у бедного туземного населения заменяется обыкновенно отдачею их состоятельным людям на правах усыновления, причем у местного