ами или с палау и летит с этим даром в землю обетованную. Там она немедленно же сопричисляется к лику многочисленных вдовушкиных приятельниц и, натешившись вдоволь, как ни в чем не бывало возвращается домой. Приносит с собой мужу поклоны от родственников и родственниц, сообщает ему, как они поживают; врет напропалую, путается, а вместе с тем обдумывает уже план нового бегства или опять ко вдовице, или в места, указанные вновь заведенными приятелями.
Бывают случаи и иного рода. Предположимте, читатель, что вы здесь, в каком-нибудь Намангане, знаете сартовский язык и не презираете женщин. Под вечер, но еще засветло, вы надеваете халат и тюбетейку, дабы возможно меньше походить на русского, садитесь на лошадь и шажком отправляетесь колесить по сартовскому городу. Лето. Вечер душный и пыльный. Солнце только что село. Отовсюду и на разные голоса несется протяжный призыв азанчей на молитву-ахшам. Купцы на дюжих иноходцах разъезжаются из лавок и из караван-сараев по домам. Женщины в серых и синих паранджи, с детьми и без детей двигаются по улицам во всех направлениях, торопясь прийти домой засветло. Вы направляетесь к окраинам города.
Чем дальше, улицы становятся все пустынней, а сумерки все гуще и гуще. Вон впереди вас идет сартянка в новом, нарядном паранджи. Вы догоняете ее, вполголоса начинаете с ней заговаривать. Только при особенном несчастьи для вас она или свернет в сторону, или отвернется от вас, прислонится к стене и будет ждать в таком положении, чтобы вы проехали. Гораздо чаще она сначала как бы неохотно, а затем все бойчей и развязней вступит с вами в разговор. Вы очень хорошо знаете, что она по меньшей мере наполовину врет, рассказывая вам разные небылицы и про себя, и про своего мужа, но вам до этого, разумеется, никакого дела нет.
Ведя сладкие разговоры, вы едете, а она идет довольно долго; по временам, когда встречаются пешие и конные люди, вы расходитесь по разным сторонам улицы, дабы соблюсти приличие.
Между тем успело уже совсем стемнеть. Вы очутились в садах, на окраине города; кругом ни души. Спутница ваша со вздохом объявляет, что она, кажется, заблудилась и не знает, как ей быть. Вы, натурально, предлагаете ей сесть на вашу лошадь позади вас, убираете левую ногу стремени и несколько наклоняетесь на правый бок. Дамочка оглядывается по сторонам, вкладывает левую ногу в подставленное вами стремя, хватается за вас обеими руками и довольно ловко вспрыгивает на круп вашей лошади…
Многоженство. Развод. Вдовство и смерть женщины
Религия разрешает мусульманину иметь одновременно не более четырех жен. Разновременное же число жен, разрешаемых ему шариатом, неограниченно. Так, напр., имея уже четырех жен и желая почему-либо жениться в пятый раз, он должен развестись с одной из имеющихся жен, и тогда религия не препятствует ему заместить ее новою. Точно так же и женщина, последовательно вдовея или разводясь с мужьями, может выходить замуж неограниченное число раз.
Хозяйкой дома всегда считается старшая, первая жена; на ней лежит общий надзор за хозяйством и исполнение тех работ, которые она сама берет на себя; все остальные работы должны исполняться младшими женами по ее указанию. Эти последние зовут ее беве (биби – старшая сестра, тетка, госпожа) и должны относиться к ней с почтением, как к старшей и ближайшей своей родственнице. (Ниже мы увидим, что большинством правила эти не соблюдаются.) В случае смерти или развода старшей, первой жены место ее заступает обыкновенно не последующая, а та, которую больше любит муж.
За глаза жены одного и того же мужа называют друг друга кундаши. Слово это может быть переведено так: та, с которой делятся дни. Происхождением же своим термин этот обязан постановлению религии, а равно к установившемуся на этом, законном, основании обычаю, требующему, чтобы муж, имеющий нескольких жен, спал (без обязательства иных отправлений) с каждою из них не менее одного раза в 4 дня[458].
В большинстве случаев все жены живут вместе (на одном дворе) при муже, имея, однако же, отдельные комнаты. У богатых людей, имеющих земли и иную недвижимую собственность в разных кишлаках, или даже городах, жены нередко живут врознь, каждая на том хуторе или на той земле, которая ближе к ее месту рождения. Особенно часто это практиковалось между прежними ханскими служилыми людьми. Молодой человек из хорошей фамилии, положим, в Намангане, женится и обзаводится хозяйством.
Через несколько времени он поступает на службу; требуют его в Кокан, к ханскому двору. Родня его жены не соглашается на отъезд последней в Кокан. Едет он туда один. Часто бывать в Намангане за службой не приходится; тогда он приобретает в Кокане дом или сад, заводит хозяйство и берет вторую жену. Через год или два его назначают в Ош. Ни Кокандская, ни Наманганская жена ехать туда не соглашаются. Это заставляет его в Оше жениться на третьей жене.
То же самое происходит иногда и теперь. Женатый уже горожанин приобретает в кишлаке, верстах в 30–40 от города, землю и заводит там хозяйство. Присмотреть за последним некому, так как сам он занят торговыми и другими делами в городе. Тогда он женится в данном кишлаке. Жена помещается или на вновь приобретенной земле своего мужа, если там имеется помещение, или остается жить у своих родителей, которым поручается главный надзор за вновь устроенным хозяйством.
Если, женясь на одной из последующих жен, муж не может почему-либо взять ее к себе в дом, то она остается жить у своих родителей, а он обязан выдавать ей содержание, причем ходит или ездит к ней на дом.
Мужу, имеющему нескольких жен, религия советует относиться ко всем им совершенно одинаково, дабы не возбуждать между ними зависти и недружелюбия; религия рекомендует ему, давая одежду одной жене, точно такую же одежду давать и другим. Правило это, конечно, никогда почти не соблюдается, а потому, при общей для большинства сартовских женщин наклонности к ссорам и перебранкам, очень и очень редки примеры мирного совместного пребывания нескольких жен под кровом их мужа.
Берет сарт вторую жену. В самом же непродолжительном времени старшей начинает казаться, что ее новая кундаши, во-первых, ничего не делает, а во-вторых, относится к ней крайне неуважительно. В наказание она перестает давать второй жене хлеб. Та жалуется мужу. Муж, более сострадательный к новой, молодой жене, накидывается на старшую. Старшая накидывается на младшую. Эта, чувствуя себя не вполне лишенной защиты, приободряется и в свою очередь тоже не дает спуску. Начинается ежедневная ругань. Муж сначала пробует унять и примирить враждующие стороны. Не тут-то было. Чем дальше, тем перебранки становятся все более и более ожесточенными. Однажды муж тоже ожесточается, лупит обеих жен и велит им готовить пищу каждой отдельно (Точь-в-точь такую историю мы наблюдали в богатой сартовской семье, глава которой занимал очень видное, по-здешнему, общественное положение.)
Нужноли говорить о том, что при малейшей невоздержанности со стороны одной из жен поводов к ссорам и перебранкам, вроде описанной выше, всегда найдется очень много. Одна очень красивая сартянка, муж которой взял себе вторую жену, говорила нам, что она жила бы со своей кундаши в мире, если бы та была хоть немного получше. «Она так дурна собой и так глупа, что мне совестно называть ее своею кундаши. Вот причина, почему я ее ненавижу», – говорила оскорбленная красавица.
Таким образом, в большинстве случаев удовольствие иметь нескольких жен покупается очень дорогой ценой, причем далеко не редки примеры того, как, наскучив постоянными семейными дрязгами, сарт разводится с лишними женами, оставляет при себе лишь одну из них, наиболее подходящую, и навсегда клятвенно отрекается от многоженства.
Вместе с тем, по мнению большинства сартов, возможность мирной совместной жизни нескольких жен находится в прямой и непосредственной зависимости от такта и покладистости как самого мужа, так и его старшей жены.
Не согласиться с этим мнением не можем, ибо нам несколько раз случалось видеть примеры, доказывающие собою резонность такого воззрения. Так, напр., мы знали семью, состоявшую из мужа и трех жен, из которых у первой было четверо малолетних детей, а две младшие тогда были еще бездетными и исполняли все домашние работы, предоставляя старшей только заботы о ее детях. Обе последние жены последовательно были взяты по настоянию первой, на руках которой до того времени были и дети, и дойный скот, и все др. домашние работы. Прося мужа взять еще одну или двух жен, она прямо указывала ему на необходимость ввода в дом еще одной или двух работниц, заменить которых в данном случае было совершенно некем, так как в кишлаках достать служанку, ак-чач, очень трудно, а подходящих родственниц не было. Нам обоим приходилось и слышать о жизни этой семьи, и часто приезжать туда, иногда совсем невзначай.
Никогда не случалось наталкиваться на семейные бури; наоборот, нельзя было не удивляться тем дружеским отношениям, которые существовали между всеми тремя женами и тому, как удалось им устроить свою жизнь без ругани и ссор, несмотря на то, что в отношении домашних работ старшая жена пользовалась большими сравнительно преимуществами.
В другой зажиточной купеческой семье, по тем же почти причинам, что и выше, жена сама сватала мужу вторую супругу, причем главное ее внимание было обращено на то, чтобы будущая ее кундаши была работяща и имела бы хороший, уживчивый характер.
К сожалению, нам осталось неизвестным, как устроилась последующая жизнь этой семьи после ввода в нее второй жены.
И так, хотя и редко, но бывают все-таки случаи, когда сожительство нескольких жен не вызывает ни ссор, ни семейных дрязг, и когда старшая жена не противится последующим женитьбам мужа, но даже и поощряет его к этому. (Есть, впрочем, еще одно условие, при котором две жены одного и того же мужа не только живут в мире, но даже и сдружаются; это происходит тогда, когда у одной из них есть любовник, а другая покровительствует этой связи, извлекая из нее свои личные выгоды. Мы знали два таких примера. В одной семье покровительницей являлась старшая жена, а в другой – младшая.)