Йиллинг отдернулся, кровь порошила без того кровавый булыжник двора. Смертепоклонник хохотнул и беззаботно перекинул меч в правую руку.
Кто-то в башне заорал:
– Пусти кровь этой мрази!
И все вдруг заголосили, заулюлюкали, заревели себе на задор и на срам врагу. Почуяли победу. Почуяли кровь.
Атиль наступал, металл играл, меч отражал солнце. Убийственый укол за уколом, такие не остановить ни одной кольчуге. Его враг уклонялся, изворачивался. Вот он с вызвизгом стали едва сумел оттолкнуть клинок Атиля вбок, повернулся – и меч короля хлестнул впритык с другим боком. Йиллинг зашатался, попятился и оступился.
Атиль подскочил для завершающего удара, и нога его подвернулась на камне. Небольшая заминка перед тем, как просвистел его меч. Мельчайшая заминка, но Йиллингу хватило ее, чтобы упасть на колени и отшатнуться – королевский клинок порезал его гладкую щеку и лязгнул о камни – на волосок от врага.
Меч самого Йиллинга остался в пробитом насквозь теле Атиля, омытое кровью лезвие вышло на всю длину со спины.
Шумная похвальба поперхнулась онемелым безмолвием.
– Всего лишь камень, – прохрипел Атиль, взирая на примкнутую к груди рукоять. – Подвела в бою удача.
И повалился, как подкошенный. Яркий Йиллинг в прыжке подхватил его и сразу выдернул меч.
– Нет! – в сердцах буркнул Дженнер, стукнув ладонью по загородке.
По всей дуге деревянной стены понеслась ругань, шипенье, стоны уныния. Яркий Йиллинг уложил Атиля на пыльные камни двора, сложил ему руки так, чтобы Железный Король земли Гетландской прижимал к груди меч. Сталь – его последнее слово в смерти, как и было при жизни.
– Славная смерть, – прошептал Синий Дженнер.
Матерь Солнце пробилась сквозь тучи, полыхнул алмазный эфес – Яркий Йиллинг вытер меч. На лице его заискрились блестки крови. Он, верно, и выглядел самим избранником Смерти – стоял средь жнивья трупов над телом Атиля и улыбался.
– Я вернусь позже, за всеми вами! – крикнул он, уходя обратно в брешь.
С тем и пришел конец сегодняшнему смертоубийству.
40. Мечты
Скара полюбила делить с ним свое ложе.
Учитывая всю непременную возню и нервотрепку, не совсем ясно, нравилось ли ей соитие как таковое. Казалось, оно происходит неряшливо, чуждо и неудобно. Даже малость смехотворно. В первый раз ее удержала от хохота лишь его зверская серьезность. Кое-как липко пощупались. Кое-как невпопад поурчали. Кое-как неуклюже пошелухались. Никакой красоты, никаких возвышенных чувств. В ее мечтах они оба знали, чем заниматься в постели. Когда доходило до дела, она едва ли сознавала, что ей надо самой, не говоря о том, чего хотелось ему.
Но она полюбила чувствовать рядом, после всего, его тело. Ей нравилась его сила, его суровая жесткость, его тепло. Нравилось уютно прильнуть грудью к широкой спине, свиться ногами, в такт дыханию прикасаться к вздымающемуся торсу. Ей нравилось, как он вздрагивает во сне, словно псы у очага в дедушкиных палатах. Ей даже нравился кисловатый запашок его пота – вот уж чему не полагается быть приятным, но по неясной причине она им никак не могла надышаться.
Она полюбила быть не одна.
Она притронулась к его плечу. Под подушечками пальцев ороговелый нарост старого шрама. Спустилась вдоль, туда, где шрам пересекал еще один рубец, потом еще один и еще.
– Столько шрамов, – прошептала она.
– Мы, в Ванстерланде, зовем их воинскими наградами, – услышала она его голос. Значит, не спит. Она удивится, если на Мысе Бейла хоть кто-нибудь спит. Какой смысл проспать последнюю в жизни ночь?
– Похоже на отметины от кнута.
Он молчал, и она задумалась – не стоило ли промолчать и ей? Уже не разобрать, какие правила должны соблюдаться меж ними. Но одно она начала постигать: оголить тело не поможет тебе оголить сердце. Может быть, помешает.
Ключицы Рэйта зашевелились – он пожал плечами.
– Перед тем как стать слугой Горма, я был плохим мальчишкой. После вечно выяснялось, что для него я недостаточно плох.
– Прости, – быстро произнесла она. Прости за то, что тебя пороли кнутом. Прости за то, что я не знаю, что тебе на это сказать. Они совсем разные, куда ни глянь. Верить, что они подойдут друг другу, – бессмыслица. Но когда ее рука скользнула по его боку и он сплел пальцы с ее пальцами, то подошли они довольно неплохо. Может, все живые руки становятся подходящи, когда Смерть протягивает свою?
– Что же мы с тобой делаем?
– Держимся за руки.
– Сегодня ночью – да. А завтра?
– Тебя же вроде не слишком заботило завтра? И мне в тебе всегда это нравилось.
– Тогда я считал, что завтра – за семью горами. Не ждал я, что оно подберется так близко.
Правда заключалась в том, что она понятия не имела, что они делают – что сегодня, что завтра. Досель она провела много времени, представляя, каково будет заполучить его. И совсем не думала о том, что станет делать, как заполучит. Это все одно, что шкатулка из Каталии, головоломка, которую посол привез дедушке в подарок. Четыре дня она билась, чтобы открыть ее, и когда открыла, внутри оказалась другая шкатулка.
Несмотря на тепло от Рэйта, ее зазнобило, когда она прошептала над его потрепанным ухом:
– Как считаешь, Яркий Йиллинг придет нынче ночью?
– Ему не горит. Думаю, дождется рассвета.
– Король Атиль мертв, – пробормотала она. Король казался неразрушимым, человеком, выкованным из железа. Но она сама видела его уложенным в Бейловой зале – холодным и белым.
– Всех нас ждет Смерть, – сказал Рэйт. – Один скользкий булыжник – и ни имя, ни слава, ни боевое умение не заслонят от нее.
Скара бросила взгляд на дверь – края притвора обрамлял факельный свет. Там, снаружи, ей приходилось быть сильной. Приходилось не проявлять ни сомнений, ни страха. Но никто не способен оставаться сильным навечно.
– Мы обречены, – прошептала она.
Наконец-то он развернулся к ней, но в темноте лицо его вряд ли поведает больше, нежели спина. Лишь заметен слабый отсвет глаз, устремленных к ней, да твердый изгиб скул.
Он не заговорил. Не стал отрицать.
Она прерывисто вздохнула:
– Ох-ох-ох, упустила я свой шанс броситься с башни Гудрун.
– Согласен, теперь она низковата.
Она прикоснулась к его груди, подушечки пальцев пробежали по нечастым белесым волоскам.
– Полагаю, пора готовиться броситься с другой башни.
Он ухватил ее руку своей забинтованной.
– Быть может, Синий Дженнер выведет тебя, как в тот раз.
– И буду я вечной беглянкой? Королевой без страны? Мишенью насмешек?
– Только не моих. Ты, наверно, лучшее, что было в жизни со мной.
Судя по той капле, что он ей поведал, жизнь его была просто ужасна.
– А на втором месте что?
Она четко разглядела его улыбку.
– Пожалуй, тушеный кролик.
– Льстец.
Улыбка его медленно гасла.
– Быть может, Дженнер выведет нас обоих.
– Гудрун и конюшонок скоротают свой век, выпасая коз у горного ручья?
Он снова пожал плечами:
– Я против коз ничего не имею.
– Конечно, у вас же много общего. – Она стиснула его ладонь, заглянула в глаза, стараясь втолковать свою мысль. Стараясь втолковать ее и себе. – Я – королева, нравится это мне или нет. Мне никак нельзя быть тем, кем захочу. Я должна вести выживших за собой. Я должна защищать Тровенланд. В моих жилах течет Бейлова кровь.
– Слышал, не забыл. – Он потер неприметный шрамик на ее ладони. – Мне б только хотелось, чтобы там эта кровь и осталась.
– И мне. Но мой отец погиб, защищая этот мыс. – Она отняла свою руку. – Я не побегу.
– Да знаю. Но помечтать приятно. – С полустоном усталости он приподнялся, чтобы сесть. – Мне пора.
Она успела обхватить его, притянуть к себе, послышался вздох, и все его сопротивление обмякло. Ей нравилось над ним властвовать. Не королевской властью. А ее собственной.
– Не угодно ли остаться? – прошептала она ему на ухо.
– Нет другой королевы, чье ложе было б желаннее. – Он повернул голову и поднял на нее взгляд. – Ну, впрочем, Лайтлин симпатичная баба… ай!
Она поймала его за плечо и толкнула на постель, нога скользнула, раздвигая его бедра. Он поцеловала Рэйта, целовала его медленно, неспешно, пока у них еще есть время, пока они еще дышат, с каждым разом отстраняясь чуточку дальше, и улыбалась, чувствуя, как он тянет к ней…
– Государыня!
Загорись постель, она не спрыгнула бы с нее скорее. В дверь загромыхали тяжелые удары.
– Что такое? – отозвалась она. Застрявший локоть едва не порвал ночнушку, которую она ринулась спешно натягивать.
– Государыня! – голос Синего Дженнера. – В море за бухтой суда!
– Куда, на хрен, запропастился этот Рэйт? – выругался Дженнер, сопровождая Скару на стены. Стояла морось, ей пришлось накинуть капюшон.
«Прячется в моей постели» оказалось бы не лучшим ответом, но хорошую ложь как можно больше разбавляют правдой, а лгать у Скары с каждым днем получалось все лучше и лучше.
– С недавних пор он не всю ночь напролет проводит у моего порога, – развела она руками. – Чует сердце, ищет утешения у какой-нибудь девицы.
Дженнер хрюкнул:
– Сдается, не мне его винить.
– Ага. – Скара помчалась по лестнице на крышу Приморской башни. – Надо утешаться тем, что имеем.
– Это были гетландцы. – Мастер Хуннан стоял у бойницы, вперив в ночь угрюмый взгляд. – Шесть кораблей.
– Где? – выпалила Скара, подбегая к нему. Она всмотрелась в Матерь Море, стараясь не думать о долгом, долгом полете в пучину. К северу отсюда виднелись далекие огоньки на воде. Кем бы ни были моряки тех судов, они зажгли фонари, но уже развернулись и медленно удалялись во тьму. Ее плечи поникли.
– Корабли пытались прорваться к крепости, но их сразу отбросили, – проворчал Хуннан. – И вот гребут со всей прыти на север, а дюжина ладей Верховного у них на хвосте, как гончие мчат за лисой.
Надежда потухла, как тлеющие угли подо льдом. Скара уткнула кулаки в каменный зубец и уставилась в черные воды. На волнах тускло мерцал лунный свет.