– И хорошо, коли так. – Ярви пожевал, глядя в огонь. – Узы моей клятвы до сих пор опутывают всех нас.
Они все сидели в безмолвии и холоде, когда взошел Отче Месяц и показались его дети – звезды, а пламя горящего корабля, горящих сокровищ и горящего государя осветило сотни сотен печальных лиц. Сидели, пока вереница воинов не сошла на нет, а король-мальчишка тихонько не засопел на руках королевы Скары. Они сидели, пока пламя не стихло до пышущего жаром мерцания, резной киль-дракон осыпался в вихре пепла, а ткань облаков испачкало первое пятнышко рассвета, сверкнув на неспокойных водах и неся щебет птиц среди трав.
Королева Скара наклонилась и положила руку на ладонь королевы Лайтлин, и Колл разобрал ее вкрадчивую речь:
– Мне очень жаль.
– Не стоит жалеть. Он умер, как и мечтал, со сталью в руке. Железный Король! И все-таки… в нем было много иного, помимо железа. Мне б только хотелось… под конец быть с ним рядом.
Лайтлин встряхнулась, убрала руку от Скары, чтобы поспешно промокнуть глаза.
– Однако мне ли, племянница, не знать цену вещам. За одно хотение нам ничего не купить.
И тогда королева хлопнула в ладоши, и рабы с перезвоном цепей принялись набрасывать над курящимся кострищем землю, воздвигая великий курган, которому суждено выситься подле курганов отца королевы Скары, погибшего в битве, ее прадеда Хорренхода Красного и прочих королей и королев, потомков Бейла Строителя, что умалялись по мере погружения во мглу веков.
Лайтлин встала, поправила великий ключ от казны Гетланда и заговорила – и ни сомнений, ни скорби не выдавал ее голос:
– Собирайте людей. Мы отплываем в Скегенхаус.
Выше по тракту пленные воины Верховного короля до сих пор укладывали павших воинов Верховного короля на крады победнее. Кострища для дюжин, кострища для сотен, их дым пачкал небо на многие мили отсюда.
Колл пошел в служители, чтобы учиться, а не убивать. Чтобы изменять мир, а не ломать его.
– Когда же это кончится? – бормотнул он.
– Когда я исполню клятву. – Отец Ярви смотрел в Матерь Море, и глаза его оставались сухими. – И ни мгновением раньше.
Колл спорил с собой, стоит ли ему спускаться, до тех пор пока не добрался до нижней ступеньки.
Он услышал перестук молота Рин. Ее тихий напев без слов, как всегда во время работы. Были дни, когда Коллу казалось, что безыскусное звучание приветствует его на пороге. Казалось песней, спетой для него одного. Теперь же напев превратился в соглядатая, без спросу подслушивающего личную беседу между нею и наковальней.
Она работала сосредоточенно, без улыбки. На лицо падал теплый желтый отсвет, рот сжат в суровую линию. Ключ, который она носила, закинут за плечо, цепочка стягивала ее потную шею. Она ничего не делала наполовину. Колл всегда в ней это любил.
– Ты решила заняться работой по золоту? – окликнул он.
Она подняла голову, и, когда их взгляды встретились, его дыхание пресеклось. Как же он скучал по ней! Как же ему хотелось держать ее в объятьях! Оказаться в ее объятьях. Еще недавно его преследовала одна неотвязная мысль, в которой самому себе противно признаться: быть может, Рин далеко не прелестница? Быть может, какая-нибудь дева покраше напнется на него и упадет ему в руки? Теперь же он и поверить не мог, что задумывался о такой ерунде. Боженьки, ну и придурком он был!
– У короля Друина голова меньше отцовской. – Рин клещами подняла ужатый Королевский венец, потом положила обратно и снова взялась за молот.
– А я думал, ты только по стали? – Он попытался ввалиться в кузню на свой прежний беззаботный манер, но в этот раз каждый шаг испытывал его нервы. – Мечи королям, королевам – кольчуги.
– После того что понаделало оружие эльфов, у меня предчувствие – заказы на мечи и кольчуги заметно уменьшатся. Встречай неудачи с улыбкой? – Рин громко усмехнулась. – Так сказал бы Бранд.
Колла передернуло от имени силача. От мысли, что Бранд относился к нему, как к брату, а Колл его так подвел.
– Колл, скажи, зачем ты сюда пришел?
Он поперхнулся. Да, ходит молва, что он обладает даром слова. Но истина заключалась в том, что дар его – лишь к словам пустым, ничего не значащим. А поведать о том, что на сердце – тут никаким даром не пахло. Он просунул руку в карман, ощутил холодный вес золотого эльфийского браслета из Строкома. Его искупления, если она его примет.
– Я думал, наверно… может быть, я… – Он прокашлялся, рот сух, как в пыли, – и виновато посмотрел на нее: – …сделал неправильный выбор? – Он намеревался заявить об этом твердо. Открыто признать ошибку. На деле прозвучал лишь вялый писк самооправдания.
Рин выглядела отнюдь не впечатленной его потугами.
– Ты сообщил отцу Ярви о том, что сделал неправильный выбор?
Он скривился, глядя под ноги, но у башмаков его ответа не нашлось. Башмаки не любят решать проблемы хозяев.
– Еще нет… – Ему не хватило духу ответить, что сообщит, если она попросит об этом.
Она просить не стала.
– Последнее, что мне нужно, это расстраивать тебя, Колл. – На это он скривился сильнее. Так говорят, лишь когда намереваются тебя расстроить по-крупному. – Но по-моему, при любом своем выборе ты вскоре приходишь к мысли, что этот твой выбор – неверный.
На это он бы уверенно ответил, что она рассуждает нечестно. Высказал бы без обиняков, что попал в ловушку, стиснут между желаниями отца Ярви, желаниями Рин, последним желанием Бранда и последним желанием матери, и сам уже не понимает, чего хочет на самом деле.
Но сумел лишь просипеть:
– Айе. Я собой не горжусь.
– Как и я. – Она отбросила молот, и когда он перехватил ее взгляд, в нем не было злости. Грусть. И даже вина.
Он уже начал надеяться: быть может, это знак ее прощения, как вдруг она сказала:
– Я легла с другим.
Некоторое время он не мог уловить смысл ее слов, а когда все-таки понял, пожалел об этом. И до боли в кулаке сжал эльфий браслет, не вынимая из кармана.
– Ты… С кем?..
– Какая разница? Дело не в нем.
Он стоял и смотрел на нее, внезапно вскипев от ярости. Он чувстовал себя ужаленным исподтишка. Опороченным. И понимал, что притязать на ревность не вправе, и от этого становилось лишь гаже.
– Думаешь, я рад это слышать?
Она заколебалась, на перепутье между виной и гневом.
– Надеюсь, тебе это слышать ненавистно.
– Тогда зачем ты так поступила?
И гнев победил.
– Да потому, что я без тебя не могла, самодовольный ты хер! – гаркнула она. – Не все в мире крутится вокруг твоих огроменных способностей, твоего охрененно важного выбора и твоего блистательного, да провались оно, будущего. – Она ткнула пальцем ему в грудь. – Мне нужно было только одно, один раз – а ты выбрал уйти от меня! – Она повернулась спиной. – Если ты снова выберешь уйти от меня, никто не заплачет.
Перестук молота гнал его вверх по ступеням. Назад во двор Мыса Бейла, к войне, к смрадной копоти мертвых.
44. Яма
От тяжелой работы раскалывалась спина, ныла грудь. Давным-давно ломаная рука и рука, обожженная совсем недавно, грызли Рэйта каждая на свой лад. Он уже перелопатил грязи на добрых десять могил, не нашел и намека на Рэкки, но копал дальше и не хотел останавливаться.
Раньше его всегда поедала тоска при мысли: что же брат без него будет делать? Ни разу не случалось задумываться: что же он будет делать без брата? Вероятно, в действительности Рэйт не был тем из двух, который сильней.
Штык поднять, штык воткнуть, размеренные глухие тычки, лопата входит в почву, и неуклонно растут кучи земли по бокам. Пока идет работа, случай задуматься ему не грозит.
– Ищешь клад?
Долговязая девица стояла, руки в боки, над выступом ямы, загораживая Матерь Солнце. На невыбритой половине волос искрилось серебро и золото. Последняя личность, на кого он надеялся здесь наткнуться. Но так с надеждами и бывает.
– Раскапываю тело моего брата.
– Какая в нем теперь ценность?
– Для меня ценность есть. – Он отшвырнул землю так, чтобы засыпать ей сапоги, но Колючка Бату была не из тех, кого отпугнет щепотка грязи.
– Ты ни за что его не найдешь. А если найдешь – что тогда?
– Сложу как надо погребальный костер, как надо сожгу и как положено похороню.
– Королева Скара надумала как положено похоронить Яркого Йиллинга. Говорит, надо быть великодушной к врагам.
– И что?
– Я переломила надвое его меч и зарыла его. А тушу разрубила на части и бросила воронам на расклев. Считаю, он и это-то великодушие не заслуживал.
У Рэйта запершило в горле.
– Не люблю я рассуждать о том, что люди заслуживают.
– Мертвым, парень, уже не поможешь. – Колючка пальцем зажала ноздрю, а из второй высморкнула длинную соплю на Рэйтовы раскопки. – Можно только взыскать должок с живых. Поутру я отплываю в Скегенхаус. Взыскать с Верховного короля должок за моего мужа.
– И какую цену ты примешь в уплату?
– Для начала – сойдемся на его голове! – рявкнула Колючка, с искаженных губ слетела слюна.
Честно говоря, ее свирепость немного пугала. А совсем честно – бешено поднимала дух.
Напоминала его собственную свирепость. Напоминала то простецкое время, когда было ясно, кто он. Когда было ясно, где враги, и все, что хотелось от жизни – поубивать их.
– Неплохо бы взять тебя с собой, ты как? – произнесла Колючка.
– По-моему, я не слишком тебе по душе.
– По-моему, ты – кровожадный кобелюка. – Она носком сапога скатила в яму камень. – Именно такого я и ищу.
Рэйт облизнул губы. В нем уже занималось былое пламя, словно он оказался сухим трутом, а Колючка – кресалом.
Она права. Рэкки погиб, и, сколь ни копай, этим ему не поможешь.
Он всадил лопату в мясистую почву.
– Я с тобой.
Скара заметно переменилась. Или, может статься, менялась она постепенно, а он заметил это только сейчас.
Она отказалась от кольчуги и стала менее походить на Ашенлир на огромном полотне сзади себя. Но длинный кинжал она по-прежнему носила на поясе, как носила и обручье с красным камнем, что Бейл Строитель надевал в сражении. И меч, что изготовила Рин, тоже при ней. Только с мечом на месте Рэйта преклоняет колено какой-то мальчишка из беженцев со спаленных хуторов.