— Эльфы, – пробормотал он. – Они были... похожи на нас?
— Ужасно похожи и ужасно непохожи, – сказала Скифр. Ярви и Скаер встали возле нее, и все смотрели на это выцветшее лицо из давнего тумана прошлого. – Они были намного мудрее, многочисленнее, сильнее нас. Но, в точности как мы, чем сильнее они становились, тем сильнее им хотелось стать. Как и у людей, у эльфов внутри были дыры, которые невозможно заполнить. Все это... – Скифр широко развела руки, указывая на величественные развалины, и ее накидка из тряпья вздымалась на неустанном ветру. – Все это не могло их удовлетворить. Они были в точности такими же завистливыми, безжалостными и честолюбивыми, как и мы. В точности такими же жадными. – Она подняла длинную руку, указывая на сияющую улыбку женщины. – Жадность их и уничтожила. Слышите, Отец Ярви?
— Слышу, – сказал он, снова взваливая на плечи свой мешок и, как обычно, направляясь вперед, – и мне бы лучше жилось, если б было поменьше эльфийских уроков и побольше эльфийского оружия.
Мать Скаер хмуро на него посмотрела, потрогав пальцами свою коллекцию древних браслетов.
— Лучше бы он использовал уроки.
— А что будет потом? – крикнул Колл.
Наступила пауза, прежде чем Отец Ярви обернулся.
— Мы воспользуемся эльфийским оружием против Светлого Иллинга. Перевезем его через пролив в Скекенхаус. Найдем Праматерь Вексен и Верховного Короля. – В его голосе послышалась беспощадность. – И я сдержу свою клятву солнца и клятву луны и отомщу убийцам отца.
Колл сглотнул.
— Я спрашивал о том, что будет после этого.
Наставник хмуро посмотрел на ученика.
— Эту реку мы сможем перейти, когда до нее доберемся. – Он повернулся и пошел дальше.
Словно и не думал об этом до сих пор. Но Колл знал, что Отец Ярви не из тех, кто не засеивает будущее планами.
Боги, неужели Скифр права? Неужели люди такие же, как эльфы? Их маленькие ноги ступают по огромным следам по тому же самому пути? Он представил, как от Торлби остаются лишь пустые развалины, гигантская гробница; как людей Гетланда выжигают, остается лишь тишина и прах; и остается, быть может, лишь часть мачты, покрытой его резьбой – призрачное эхо для тех, кто придет много позднее и станет ломать над ней голову.
Колл бросил последний взгляд на восхитительно счастливое лицо, мертвое уже тысячи лет, и заметил что-то блестящее среди разбитого стекла. Золотой браслет, в точности такой, как на картине. Колл схватил его и сунул в карман.
Вряд ли эльфийская женщина станет по нему скучать.
Чрево Отца Земли
— Это будет опасно, – мрачно сказала Скара.
Это был походящий для Рэйта момент, чтобы раздуться от геройского бахвальства. В конце концов, было время, когда оно било из него фонтаном. На это я и рассчитываю, или да я опасность на завтрак ем, или разве что для моих врагов! Но сейчас ему удалось лишь приглушенно выдавить:
— Ага. Но надо остановить этот подкоп, прежде чем его заведут под стены...
Не нужно было больше ничего говорить. Все знали, что на кону.
Всё.
Рэйт глянул на добровольцев, на их лица, на ободы щитов, на оружие - всё в пепле, чтобы в темноте их не было видно. Две дюжины самых быстрых гетландцев, две дюжины самых яростных ванстеров и он.
Ломатель Мечей долго спорил с королем Утилом за честь вести их и победил. Теперь он стоял, улыбаясь, пока все ждали своего часа, наслаждаясь каждым вздохом, словно ночь пахла цветами. Рэйт не мог не признать, что Горм никогда не выказывал страха. Но если раньше это выглядело храбростью, то теперь – безумием.
— Никто не станет думать о тебе хуже, если ты останешься, – сказала Скара.
— Я стану. – Если такое вообще возможно. Рэйт встретился взглядом с братом, и через миг тот отвел глаза, сурово нахмурив черное от пепла лицо. Ракки отчаянно хотел доказать, что и он может быть самым жестким из них, хотя оба знали, что не может. – Надо прикрыть брату спину.
— Даже если он не хочет твоей помощи?
— Особенно поэтому.
У Ракки на плече был один из тех глиняных кувшинов с южным огнем Отца Ярви, у Сорьёрна еще один. Рэйт вспомнил, как эта штука полыхала на кораблях Верховного Короля, как горящие люди бросались в море. Затем подумал о том, что теперь придется вымазать этим дерево глубоко под землей и поднести факел – и его храбрость пропустила еще один серьезный удар. Он все думал, сколько же еще она продержится. Раньше его ничего не пугало. Или он всегда только притворялся?
Боги, как ему хотелось уже отправиться.
— Ожидание хуже всего, – пробормотал он.
— Хуже того, чтобы быть заколотым, сожженным или похороненным в этом подкопе?
Рэйт сглотнул.
— Нет. Не хуже.
— Не бойтесь, моя королева. – Горм подошел, засунув большие пальцы за огромный пояс, привлекая всеобщее внимание. Таковы уж короли. Их чрезмерное самомнение – обычно причина и их подъема, и их краха. – Мать Война подула на меня в колыбели, – затянул он свою осточертевшую байку. – Было предсказано, что ни один человек не сможет меня убить.
Скара вздернула бровь.
— А что насчет громадной тяжести земли, падающей вам на голову?
— О, Отец Земля создал меня слишком большим, чтобы я лез в подкоп Иллинга. В нору полезут другие, а я буду охранять вход. Но вы должны научиться ликовать от опасности.
Скара выглядела так, словно от опасности ее тошнило.
— Зачем?
— Без Смерти война была бы глупым занятием. – Горм снял через голову свою огромную цепь и протянул ее Скаре. – Окажите мне честь, сохраните ее, пока дело не будет сделано? Не хотел бы, чтобы Смерть услышала ее стук.
Скара удивленно посмотрела на навершия в своей руке, когда их владелец важно ушел прочь. Серебро, золото и драгоценные камни сверкали в свете факелов.
— Значит, каждый из них означает мертвого человека, – пробормотала она и побледнела, словно смотрела им в лица. – Их тут дюжины.
— И это еще не считая всех тех убитых, у которых не было мечей. Или тех, у кого вовсе не было оружия.
Когда-то Рэйт смотрел на эту цепь и переполнялся гордостью от того, что служил такому великому воину. Когда-то он мечтал о такой же цепи для себя. Теперь он думал только о том, насколько длинную цепь он уже выковал, и от этой мысли ему становилось почти так же тошно, как Скаре, судя по ее виду.
— Я этого не выбирала.
Боги, как она была прекрасна. Словно в ней сиял какой-то свет, от которого темное становилось светлее. Он задумался, и уже не впервые, что было бы, если бы они родились другими людьми, в другом месте, в другое время. Если бы она не была королевой, а он убийцей. Но нельзя изменить то, кто ты есть.
— А кто бы такое себе выбрал? – прохрипел он.
— Пора. – Горм сухо куснул от последней буханки, передал ее и пригнулся, протискивая свою огромную тушу в узкий проход.
Каждый, проходя, откусывал, и уж конечно никто даже не думал, был ли этот кусок и в самом деле последним. Рэйт шел замыкающим и набил хлебом полный рот, а остальное раскрошил и бросил позади как дар детям Матери Войны – воронам. Он, может, и не очень-то верил в удачу, но знал, что сегодня понадобится каждая ее крупица.
Они шли по проходу в эльфийских стенах, от которых эхом отдавалось их частое дыхание. Это был тот же самый проход, по которому Рэйт бросился в атаку несколько недель назад без сомнений и страха, горя боевой радостью. Синий Дженнер стоял у двери толщиной с руку, готовый повернуть за ними задвижку, и похлопывал каждого по спине.
— Возвращайся живым, – прошипел старый налетчик. – Вот и все, что имеет значение. – И вытолкнул Рэйта через сводчатый проход в холодную ночь.
С Матери Моря принесло пелену тумана, и Рэйт забормотал ей слова благодарности. Он решил, что ее дар утроил его шансы выжить этой ночью. Костры людей Светлого Иллинга казались мутными пятнами во мраке слева. Стены Оплота Байла – черной громадиной справа.
На них не было кольчуг, так что они шустро бежали, пригнувшись: черные, как угли, быстрые и тихие, как призраки во тьме. Точило опасности заострило все чувства Рэйта. Каждый вздох и каждый шаг казались громкими, словно удар в барабан. Нос полнился запахами влажной ночи и костров вдалеке.
Один за другим они скользнули в ров, выбирая путь по болотистому дну. Сапог Рэйта сильно пнул что-то, и он понял, что это был труп. Они лежали повсюду, никто не приходил за ними, не сжигал, не хоронил. Всюду валялись остатки лестниц, прилетевших сверху камней и щитов мертвецов.
Он увидел в темноте зубы ухмылявшегося Горма, который наклонился к Сорьёрну и прошептал:
— Здесь Мать Война неплохо потрудилась.
От последней буханки во рту у Рэйта остался кислый привкус, и он сплюнул, когда они начали с трудом выбираться изо рва. Люди молча протягивали руки, чтобы помочь друг другу взобраться, шипели проклятия, когда поскальзывались, сапоги месили землю в липкую грязь.
Они пробирались по земле, которая была так часто утыкана стрелами – урожаем провалившихся атак Светлого Иллинга – что это было похоже на пригнутую ветром осоку на торфяниках Ванстерланда. Когда крепость осталась позади, Рэйт услышал вдалеке крики и лязг стали. Это король Утил предпринимал вылазку из главных ворот, надеясь отвлечь внимание Светлого Иллинга от подкопа.
В тумане словно двигались фигуры, и бегущие люди обращали их в обманчивые тени. Змеи, которые сплетались и снова расползались. Волчьи лица. Людские лица. Лица тех, кого он убил, безмолвно визжащие, требующие возмездия. Рэйт разгонял их щитом, но они появлялись снова. Он пытался убедить себя, что мертвые – это мертвые, но знал, что Дженнер был прав. Призраки застряли в умах тех, кто знал их, любил их, ненавидел их. И больше всего в умах тех, кто их убил.
Из мрака показались заостренные колья, Рэйт скользнул между ними и пригнулся в темноте, напряженно вглядываясь в ночь.
Он увидел холмы свежих курганов – а вернее, землю из подкопа Иллинга, освещенную по бокам факелами. Горм указал мечом, и люди разделились, молча огибая ближайший холм. Ни слова не было сказано. Слова не требовались. Все знали свою работу.