Звон стали. Наши клинки сходятся в схватке, мы буквально плетём узор в воздухе, а жар души в моих жилах совершает оборот за оборотом. Три, четыре, пять...
Из реольца вдруг выплёскивается темнота, стремительно расширяясь во все стороны, проходит сквозь меня, уносясь дальше, там, позади, охает кто-то из моих.
Аура Устрашения.
Невольно я отвечаю тем же, только сжав её в узкое лезвие.
Реолец отшатывается, опускает меч, не успевает даже вскрикнуть, как я сношу ему голову. Нет даже крови, шея покрылась инеем промерзнув.
Над болотом повисает тишина.
Я наклоняюсь над телом реольца, пока они не опомнились, рву из его пальцев меч синей стали и перекидываю за спину Кодику. Дёрнуть халат, обнажая грудь. Есть подвеска с какой-то пластинкой, но это точно не слеза Амании. Я сую её в поясной карман и тут десятки реольцев перед нами взрываются воплями, заставляя меня вскинуть голову.
Воплями гнева и боли.
Кровавые жнецы, которые до этого стояли безмолвными фигурами, вдруг набросились на реольцев, рвя их на части.
Я срываю горло, ору:
— Назад, назад!
Мы пятимся по гати. Останавливаемся, лишь когда между нами и берегом оказывается не меньше двух сотен канов.
Схватка среди реольцев стихла. Пусть половина Жнецов была с мечами, не утеряв памяти о том, как сражаться ими, они не сумели победить. Но сумели изрядно потрепать тех, кто и создал из них безумных. Лучников, в которых они вцепились первыми, считай и не осталось. От солдат лишь половина.
Один из идаров скалится в нашу сторону:
— Они убили наследника. Смерть!
Срывается с места. Да не один, а с двумя товарищами, которые ринулись бежать прямо по болоту.
Что-то я не подумал, что используя технику Шагов можно некоторое время бежать и по нему.
А они как-то не подумали, что сражаться во время бега по воде может не каждый Клинок. Среди них точно нет не то что Клинка, а даже Великого паладина.
Крохотная заминка в Шагах и всё...
Левый, едва отправив жар души в клинок, ушёл по грудь в топь.
Правый всего по середину бедра.
Но о мечах позабыли оба.
Правого тут же прикончил Кодик. Плотным Дождём клинков. И, кажется, даже тот реолец, который бился со мной на гати, не понял, что это сделал не я.
На миг обернувшись на хрипящего в агонии товарища, попытался пронзить меня сначала взглядом:
— Ах ты тварь!
А затем и клинком.
Мы сплелись с ним сталью, столкнулись техниками.
И снова я победил, не воспользовавшись на этот раз даже Устрашением.
Несколько раз глубоко вдохнул, смиряя бешено бьющееся в груди сердце и жар души. Придурок, на что он рассчитывал, сходясь со мной вплотную? Что лучше в мече, чем убитый мной первый?
— Господин, — раздался голос Кодика.
Не оборачиваясь, я спросил:
— Что?
— Вы бы добили третьего, а то как-то не по-людски.
Я покосился налево. Реолец уже ушёл по грудь и в ужасе вопил, молотя по жиже руками. Странно, что я не слышал его раньше.
Добить?
Невольно я сглотнул, но не успел даже рта открыть, как Кодик добавил:
— А отступить и дать его вытащить, чтоб он снова на нас кинулся, эт прям скудоумно.
Я лишь поджал губы, принялся вращать жар души, раз за разом проводя его через сталь. Два, три, четыре оборота, пять... Стегнул мечом, отправив с его лезвия холодный проблеск.
Хрип оборвался, а реолец лишился головы. Она скатилась на плащ, распластавшийся по болоту за его спиной. Зелень и синь, залитые хлещущей из шеи кровью.
Невольно я сглотнул и отвернулся, а вот Кодик уважительно протянул:
— Ого, господин, ваш отец что, сумел передать вам родовое умение до посвящения?
Я не успел даже ответить, как остававшиеся на краю болота реольцы многоголосо завопили и рванули на гать.
Невольно я попятился.
Они мчались по узкой гати, то и дело оскальзываясь, срываясь с брёвен, уходя по колено в жижу, падая. И не все из них поднимались обратно, по их спинам буквально бежали задние, втаптывая их в топь.
Наглый выругался позади:
— Они чего, обезумели?
Ответа я не знал. Но что не сумели сделать три идара, идущих путём меча, едва не сделала сотня простых воинов, поддержанных всего лишь идущим за их спинами Паладином меча.
Впавшие в ярость, желающие только уничтожить нас и не считающиеся со своими жизнями, они навалились на нас со всех сторон. Я не успевал убивать всех, кто бросался на меня. Да и не всегда мои удары пробивали их доспехи, усиленные аурой Паладина.
Воины, одетые в зелёно-синие доспехи, давили, заставляли отступать. Их не останавливало даже болото. Они все так же рвались по краю гати, пытаясь дотянуться до нас сталью. И даже аура Устрашения не в силах была каждый раз заставлять их отшатываться. Или же аура Воодушевления их Паладина была сильней.
— За Ваурс!
— Отомстим за господина!
— Реол! Реол! Реол!
Бился уже не только Кодик, но и все остальные.
Словно этого было мало, сверху нас принялись гвоздить стрелами уцелевшие лучники, и в этот миг я понял, что ошибся в оценке силы. Это не Паладин, а Великий паладин.
Стрелы падали сверху, безвредно огибая реольцев. Молитвы, принесённые вместе на одном алтаре, одним Хранителям Реола, давали им надёжную защиту ауры их Великого паладина.
В отличие от нас.
Мы с Кодиком, который уже не скрывался, старались изо всех сил. Вода вокруг гати буквально кипела от Стены клинков.
Но лучники всё чаще били навесом. И против этого мы были бессильны. Что же там за умельцы, что садят на такое расстояние? Хорошо ещё, что пока про...
Вскрикнул Тощий. Я стиснул зубы, но спустя миг его голос принялся на все лады клясть реольцев, и я выдохнул.
Ненадолго.
— Замир!
Это вопил точно Тощий. Но о чём? Что там с Ловкачем?
Срубаю реольца, выигрывая себе его телом мгновение.
Первое, второе, третье движение пути меча.
Жар души мчался по жилам, вливался в сталь, исчезая бесследно и заставляя подняться передо мной новой Стене мечей.
Мгновение передышки, пока через неё не проломятся реольцы, я потратил на то, чтобы обернуться.
Тощий, с трудом отмахиваясь мечом, тащил за шиворот Ловкача. Голова того безвольно моталась от плеча к плечу. Сам Тощий махал мечом отлично, не придраться, находя слабые места в технике у своего противника. Вот только сталь раз за разом оскальзывалась с чужого доспеха.
Снова свистнули стрелы.
Нет же, нет!
Из меня рванула пелена тьмы, словно я мог Устрашением достать до проклятого лучника. Не мог.
Но стрелы не попали, просвистели слева и справа от Тощего, бесследно уйдя в топь.
Мгновение я пялился выше его головы, не веря глазам, но меня быстро привели в чувство те, кто прорубился через Стену мечей. Отбил чужой клинок, вскрыв реольца от груди до пояса вместе с его бронёй. Заорал:
— Кодик!
— Да.
— Отходите!
— Господин?
Я рыкнул:
— Отходите к Адалио! Приказываю!
Прошло три удара сердца, я успел убить ещё одного реольца, прежде чем Кодик ответил:
— Слушаюсь.
Я лишь оскалился. Весь жар души, что у них был, они уже растратили. Поэтому простой удар меча Тощего и не пробивает доспехи реольца. Может у Кодика и есть что в слезе, которую я ему дал, но вряд ли там осталось много.
Раз уж реольский Великий паладин не хочет напасть сам, то пусть все эти воины узнают, что нападать простолюдинам на идара — большая ошибка.
Возвышенного мечника не возьмут и двадцать простолюдинов, даже если возьмут в руки мечи.
Двадцать воинов с мечами?
Другое дело.
Ну так и у меня ведь руки не связаны.
Правда, и воинов в цветах убитого идара здесь ещё полсотни, если не больше.
Сначала я отступил, ударив в спину тем, кто бился с моими людьми и не давал им уйти. И в этот раз моё Устрашение заставило уйти в топь сразу пятерых. И две стрелы.
Затем я развернулся и оскалился.
Не знаю уж, получился ли у меня бешеный взгляд Денудо, но это и неважно.
Я зачерпнул из своей слезы жар души, наполняя жилы новым огнём, и вскинул меч.
Слабым Осенённым, Принятым и даже Мечникам, если таковые найдутся среди этих воинов, не по силам ранить меня, Возвышенного мечника, за спиной которого пятьдесят поколений предков идаров.
Их движения медленны и полны ошибок. Они не тренировались в пути меча с шести лет.
Любой, кто поднимет на меня меч, должен умереть.
Я кружился, видя вокруг лишь сияние меток Предка на белых пятнах под куполами шлемов, принимал удары и щедро их раздавал. Плевать на умения пути меча и хитросплетения его движений. Я вкладывался лишь в самый простой и самый быстрый удар, пробивая доспехи реольцев и убивая их, раз за разом заставляя жар души кружить по телу.
И пятился лишь потому, что реольцы пытались завалить меня телами.
Но любое безумие должно когда-нибудь заканчиваться. Я понял это на своей шкуре.
Я был готов убивать и дальше, но враги внезапно закончились. Всю гать устилали десятки тел в зелёно-синих плащах и доспехах.
Облизав сухие губы, я опустил гудящие руки, оглядел себя.
Чешуя доспехов зияла десятками пробоин и даже свежих кровавых разводов. Две раны.
Терпимо.
А едва я поднял взгляд, как понял, что любое безумие может продолжаться.
По телам мёртвых на меня двигались живые. И их доспехи несли на себе цвета другого дома. Красный и чёрный.
Впереди неспешно шёл идар. Шёлк его одеяния был украшен гербом морского змея.
Сомнений в том, что это тот самый Великий паладин меча, который всё это время поддерживал своим воодушевлением и защитой безумие убитых воинов, у меня не было.
Как не было сомнений в том, что Возвышенному мечнику не выстоять против Великого паладина меча.
Но кто сказал, что я не попытаюсь?
Реолец остановился в десяти шагах от меня, спросил:
— Чему ты скалишься, скерец?
Очень хотелось глотнуть воды, чтобы смягчить пересохшее горло, но воды не было, лишь грязная, кровавая жижа под ногами, поэтому я скорее прокаркал, чем ответил: