— Лавой, Клинок слепящего света! Лавой, Клинок слепящего света!
Через десять ударов сердца орали все воины Скеро. Орали, потрясая мечами, колотя ими по щитам, если они были. Все, и идары, и простолюдины.
Их вопль было слышно даже там, где и стоял король Лавой.
Усмехнувшись, он выпрямился, опустил меч и принялся сбивать пламя с одеяния. Буркнул себе под нос:
— Нужно было давно заказать себе из шёлка огненных пауков, как остальным, — оттянул рукав, рассматривая, во что он превратился. — Где это видано, чтобы король сражался в обгорелом рванье? — поднял взгляд на реольцев и пообещал. — Вы за это заплатите.
Клинок в его руке свистнул, с невероятной скоростью сплетая вязь движений. Два удара сердца и в сторону реольцев рванула огромная светящаяся стена. Стена разящего света.
Всё, что успели сделать реольцы: толкнуть навстречу ей свои Стены да броситься врассыпную.
Первое не помогло. Второе лишь подставило под разящие лучи света других. Тех, кто до этого стоял за их спинами.
Когда Стена разящего света погасла, исчерпав вложенный в неё жар души, взглядам двух армий предстали десятки мертвецов. Среди которых стоял лишь один живой.
Король Лавой усмехнулся:
— Нашёл.
На холме Яшмовые весы срывающимся голосом приказал:
— Сигнал. Левый фланг вперёд, темп десять ударов. Правый фланг вперёд, темп семь ударов. Выравниваемся. Идары вперёд.
Король Лавой тоже в этот миг шагнул вперёд. Как и фигура, стоявшая посреди мёртвых.
Только она сначала повела рукой в странном жесте. Впрочем, король Лавой как раз был из тех, кто отлично знал, что это за жест. Сбор крови.
Поэтому он лишь хмыкнул, совершенно уверенный в том, что противник его услышит:
— Ты же лопнешь, старикашка. Или ты так слаб, что я ранил тебя своим ударом и теперь зализываешь дыры?
Король Лавой отлично сам услышал и ответ:
— Самое время наказать тебя за пренебрежение. Впервые за тысячу лет пора показать силу того, кто Ступил за предел. Узри, как силён я, Тальма Эргай!
Далеко на холме Яшмовые весы лишь стиснул зубы, когда всё пространство между двумя крыльями реольцев накрыло огромной чёрной полусферой, совершенно непрозрачной, надёжно скрывшей от взглядов двух армий сражение под собой.
Король Лавой видел эту полусферу с другой стороны. Изнутри. Вернее, всё, что он видел, это была темнота. Кромешная, непроницаемая.
Но он лишь усмехнулся:
— Пытаться использовать тьму против моего королевского Дома? Смешно.
Вскинул меч. На этот раз плетение умения потребовало гораздо больше времени. Король Лавой щедро вливал жар души в клинок, а когда понял, что дошёл до предела, добавил сверху.
Вскинутый над головой меч засиял словно крошечное солнце. Сияние прокатилось от эфеса к острию, сорвалось с него огромным шаром, который взмыл вверх и разогнал тьму.
Теперь противники стояли, словно накрытые сверху огромной чёрной чашей.
Кровавый воин Эргай, который успел за это время оказаться совсем рядом, усмехнулся:
— Надо же. Вот и мне довелось увидеть Меч безжалостного солнца. Как безрассудно. Ты потратил всю его силу, чтобы суметь меня увидеть, мальчишка. И что будешь делать дальше? Сколько капель ихора ты сжёг, чтобы суметь использовать шестое из умений?
Король Лавой усмехнулся:
— С чего ты заботишься обо мне, старикашка? Ты использовал кровь павших, чтобы накрыть меня тьмой. А что будешь делать теперь?
— Пытаешься сравнивать себя и меня? Глупо, Лавой. Ты лишь покупаешь проход за предел, а я уже за ним. Ощущаешь разницу? Нет? Тогда позволь мне рассказать тебе о ней. Тот, кто Ступил за предел, словно стал на шаг ближе к Предкам. Одно моё присутствие давит на тебя. Это называется Подавление. Твои руки хуже держат клинок, ноги шагают не так уверенно, жар души в тебе отказывается течь в нужном направлении, годы тренировок словно улетучиваются. Но главное, удары Тальмы становятся невероятно сильны. Я, Тальма Эргай, окажу тебе честь, убив тебя первым из всего твоего рода.
Эргай медленно поднял руку, сжал её в кулак, а затем резко опустил, словно припечатывая свои слова.
Со всех сторон в короля Лавоя устремились сотни огромных призрачных мечей, обрушились на него, скрыли его от глаз, перепахивая землю под его ногами.
Эргай захохотал, потрясая кулаком, но смех его оборвался, когда исчез последний из призрачных мечей, открыв короля Лавоя. Не сказать, чтобы целого, но вполне себе живого.
Король Лавой опустил меч, ощупал пальцами рану в груди, а затем поднял взгляд на Эргая:
— Знаешь, я десятки раз сходился в битве с настоящим Тальмой. И вот там даже выжить под его ударом было трудно. Помню, после первого раза я три дня провалялся в кровати. Ты же лишь жалкая подделка. Укоряешь меня, что я сжигаю капли ихора, чтобы на миг ступить за предел. Но ты же даже хуже меня, ты прожил сотни лет, но даже не можешь сам сгустить их. Жалкая подделка, на сколько ещё поддельных ударов тебя хватит?
Эргай процедил:
— Бред. Бред почуявшего смерть. Я не подделка. Я ступил за предел. Первый за тысячу лет! Я Тальма!
Король Лавой усмехнулся:
— Ты много болтаешь, старики все такие. Давай проверим твою болтовню. Настоящий Тальма убьёт жалкого Клинка и даже не заметит этого. Наш поединок всё покажет.
Яшмовые весы целиком погрузился в битву, но то и дело бросал взгляд в сторону чёрной полусферы. Но всё равно прозевал миг, когда она исчезла.
— Господин, глядите!
Яшмовые весы процедил:
— Слишком далеко для меня. Что там?
— Король победил.
— Так чего молчишь? — Яшмовые весы дёрнул воина за рукав. — Кричи об этом, пусть все воины слышат.
— Лавой, Клинок слепящего света! Лавой, Клинок слепящего света!
Глава 27
Больше реольцы нам на пути не встречались.
Только легче от этого не стало. Наоборот.
Теперь хотя бы ясно, чего они добивались в первый день, стоя насмерть на нашем пути.
Выигрывали время. Как будто им его было мало за эти месяцы после нападения на лагерь короля.
И всё же.
Теперь то и дело из расщелин, с заросших лесом склонов, из неглубоких пещер на нас выплёскивались десятки Кровавых жнецов. Глупых, слабых, жаждущих лишь только вцепиться нам в глотку. Они даже не помнили, как держаться за оружие.
Если вообще когда-нибудь знали.
Одежда без слов говорила — мы только что вырезали десяток тех самых крестьян, чьи пустые деревни остались за нашей спиной. Тех, кого мы не успели спасти.
А сами их иссохшие тела подсказывали, что если реольцы их и кормили в плену, то делали это не чаще раза в неделю. Я такое пару раз видел в детстве, когда у соседа, Малого дома Вораз, по весне начинался голод. Ещё немного и пленные бы у реольцев начали умирать.
Поэтому их убили, пропустив через ритуал.
По сути, конечно, они были живыми, даже став Кровавыми жнецами.
Безумными, жаждущими лишь убивать, но живыми.
Пока не выметнулись из леса навстречу нашим мечам.
На мгновение ощутил укол совести. Я не предупреждал Глебола, где и сколько будет Кровавых жнецов. А они в этот раз забрали с собой жизни пятерых воинов, которые шли крайними и даже не успели ничего понять.
Но ничего не поделать. Это не мои воины, а Глебол это не безоговорочно доверяющий мне Орак или держащий своё мнение при себе Кодик, которые не зададут вопроса. Трудно было бы объяснить, как, идя с другого края нашего большого отряда Кузни, я сумел пронзить взглядом покров листвы на противоположном склоне. Не называться же мне Клинком, как шепчут обо мне мои люди?
Четверо моих воинов привычно протолкались к убитым Жнецам, пробежались между их тел, заглядывая в лица.
Трейдо хмыкнул:
— Нужно уметь оставлять в прошлом неудачи и потери. Ты и впрямь надеешься, что сумеешь найти тело своего гаэкуджи?
Я ответил сухо и кратко:
— И впрямь.
— Ладно, — Трейдо наклонился, заглядывая мне в лицо. — Нашёл. И что будешь делать дальше? Прикажешь своим воинам тащить труп с собой? По этой жаре?
— Прикажу похоронить его.
— Неплохая награда за двадцать лет верной службы. Или он служил больше?
Я всё же повернул к Трейдо голову:
— Тебе какая разница, сколько он прослужил и что станет ему и его семье платой?
— Я лишь хочу, чтобы ты понял, воины Дома и живут ради того, чтобы отдать жизни за своего владетеля и его род. И тебе лучше считать его погибшим. Где-нибудь в сотне лиг от тебя. Я бы понял тебя, если бы он закрыл тебя своей грудью в бою или сделал ещё что-нибудь такое же важное. Но он сгинул далеко от тебя, по глупости, не сумев ни победить, ни сбежать, ни отступить. В Кузне я не замечал за тобой такой слабости. Напротив, помню как ты ломал свой десяток в первый день. Избивал одного на глазах у пяти сотен человек.
— Спасибо, — медленно процедил я сквозь зубы. — Но Кузня осталась позади, как и время советов.
— Ого, — Трейдо вскинул брови. — Как ты взъелся. Будь на моём месте Адалио, ты бы получил месяц непрерывных вызовов.
Я поджал губы, осознавая, что был слишком груб. Но извиниться не успел. Трейдо ужалил ещё раз:
— Ах, прости. Я забыл, что время зачарованных клинков осталось там же, где и Кузня. Один проигрыш на Играх и прощай часть жара души. И кем...
Через солдат Трейдо, заставляя их расступаться со своего пути, буквально прорвался Хасок. Ухватил Трейдо за руку:
— Да хватит вам!
Трейдо скривил губы:
— И впрямь. Что-то я увлёкся советами. И с чего я такой добрый сегодня?
Отбросив руку Хасока, Трейдо шагнул прочь. Торопясь, я выкрикнул в спину:
— Трейдо, прости меня. Я погорячился, я всегда рад выслушать от тебя совет.
Он обернулся только на миг:
— Да-да, конечно.
Хасок пихнул меня в плечо:
— Ну что ты творишь?
Помедлив, я признал:
— Видно не люблю, когда меня тыкают носом.
— Все устали. Но нужно держать себя в руках. Осталось немного. Ты же слышал — король пообещал распустить нас на три месяца после победы в этих горах. Прикончим этих реольцев и наконец отдохнём.