Всматриваясь в данный период китайской истории, мы видим, сколь ошибочно полагать, будто тот или иной набор «религиозных» верований и обычаев неизбежно ведет к насилию. Перед нами люди, которые опираются все на те же мифы, созерцательные практики и идеи, но избирают совсем иную линию действий. И хотя сражающиеся царства развивались в направлении этоса, напоминавшего современный секуляризм, их практичные стратеги считали себя мудрецами, а войну – одной из разновидностей религии. Их героем был Желтый император, и военачальники думали, что, подобно его учебнику военной стратегии, их собственные методики даны свыше.
Некогда Мудрые Цари обнаружили во вселенной стройный порядок, который показал им, как обустраивать общество. Аналогичным образом военачальник мог различить закономерность в хаосе битвы, и это помогало ему найти самый эффективный путь к победе. Сунь-цзы, современник Мэн-цзы, объяснял: побеждает тот, в чью пользу действует много стратегических факторов, а проигрывает тот, в чью пользу действует меньше стратегических факторов. «По этому всему я узнаю, кто одержит победу и кто потерпит поражение»{378}. Хороший полководец покорит чужое войско, даже не сражаясь. Если обстоятельства складываются неудачно, лучше всего подождать, пока враг, убежденный в вашей слабости, утратит бдительность и сделает роковую ошибку. Свои войска полководец должен рассматривать как продолжение своей воли и контролировать их, как ум направляет тело. И хотя сам он благородного рождения, он должен жить среди своих крестьянских войск, делить с ними тяготы и служить образцом для подражания. Он должен сурово наказывать за ошибки, чтобы его боялись пуще смерти на поле боя; более того, хороший стратег сознательно бросит войска в такое место, откуда нет выхода, чтобы им ничего не оставалось, как сражаться изо всех сил{379}. Солдат же не должен рассуждать самостоятельно, но только пассивно, как женщина, исполнять волю военачальника. Война оказалась «феминизирована». Более того, женская слабость может быть эффективнее мужского напора: лучшие армии могут показаться слабыми, как вода, – но ведь вода бывает очень разрушительной{380}.
«Война – это путь обмана», – сказал Сунь-цзы. Суть в том, чтобы обмануть врага:
Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай противнику, будто не можешь; если ты и пользуешься чем-нибудь, показывай ему, будто ты этим не пользуешься; хотя бы ты и был близко, показывай, будто ты далеко; хотя бы ты и был далеко, показывай, будто ты близко; заманивай его выгодой; приведи его в расстройство и бери его; если у него все полно, будь наготове; если он силен, уклоняйся от него… Нападай на него, когда он не готов; выступай, когда он не ожидает{381}.
Сунь-цзы понимал, что такая военная этика мирным людям не по душе. Однако государство без армии не выживет{382}. Поэтому пусть армия стоит особняком от основного общества и управляется по своим законам, ибо ее образ действия экстраординарен (ци), парадоксален и предполагает поступки, которые естественным образом не совершаются. Это было бы катастрофой во всех других государственных делах{383}, но, если полководец научится использовать ци, он достигнет, подобно мудрецу, единения с Путем Небесным:
Тот, кто хорошо пускает в ход маневр, безграничен, подобно небу и земле, неисчерпаем подобно Хуанхэ и Янцзыцзяну. Кончаются и снова начинаются – таковы Солнце и Луна; умирают и снова нарождаются – таковы времена года…{384}
Трагический парадокс даже самого благого государства состоит в том, что оно должно поддерживать в средоточии своем институт, завязанный на предательство и насилие.
Культ «экстраординарного» не отличался новизной: среди населения, особенно низов, он был распространен и, возможно, возник еще в неолите. У него была сильная связь с мистической школой, которую на Западе сейчас называют даоизмом, гораздо более популярной в массах, чем у элиты{385}. Даосы были против любой формы правления и полагали, что, когда правители вмешиваются в дела подданных, это всегда не к добру. (Сравним с тем, как стратеги предпочитали «недеяние» и воздерживались от поспешных действий.) Отшельник Чжуан-цзы (ок. 369–286 гг. до н. э.) убежденно доказывал: заставлять людей соблюдать человеческие законы и неестественные ритуалы просто нехорошо. Лучше «недеяние», «действие через недействие (“у-вэй”)». Соприкоснуться с Путем – с подлинным устройством вещей – можно лишь глубоко внутри себя, на уровне гораздо более глубоком, чем рассудочность{386}.
На Западе текст под названием «Дао дэ цзин» («Книга пути и достоинства») обычно воспринимают как благочестивое произведение, посвященное личной духовности. На самом деле это трактат об искусстве управления государством, и создан он для государя одного из слабых княжеств{387}. Его анонимный автор писал под псевдонимом Лао-цзы (старый учитель). Правители, учил он, должны подражать Небу, которое не вмешивается в пути людей; и если они перестанут лезть в чужие дела, царская сила (дэ) возникнет спонтанно: «Отсутствие желания приносит покой, и тогда порядок в стране сам собой установится»{388}. Даосский царь должен практиковать созерцательные техники, которые освободят ум от метания мыслей, и ум станет «пустым» и «спокойным». Тогда через него сможет действовать дао Небесное, и он «до конца жизни не будет подвергаться опасности»{389}. Осажденным княжествам Лао-цзы предложил стратегию выживания. Обычно государственные деятели начинают всячески суетиться и выказывать силу. Но вести себя следует диаметрально противоположным образом: никаких агрессивных поз – лишь демонстрация своей слабости и незначительности. Подобно военным стратегам, Лао-цзы использовал аналогию с водой, которая кажется «мягкой и слабой», но «в преодолении твердого и крепкого она непобедима»{390}. Даосский правитель должен оставить мужское самоутверждение и усвоить мягкость таинственной женщины{391}. То, что восходит, должно низойти, поэтому, если ты укрепляешь врага кажущейся покорностью, ты на самом деле ускоряешь его падение. Лао-цзы соглашался со стратегами, что к военным действиям нужно прибегать в самую последнюю очередь: войска – это «средство, порождающее несчастье», поэтому умный правитель «его не употребляет»{392}.
Умный полководец не бывает воинствен.
Умелый воин не бывает гневен.
Умеющий побеждать врага не нападает{393}.
Умный полководец даже не воздает за жестокость, ибо это зло породит новое зло. Напротив, соблюдая у-вэй, он стяжает силу самого Неба. «Он ничему не противоборствует, поэтому он непобедим в Поднебесной»{394}.
К сожалению, это оказалось не так. В долгой борьбе Сражающихся царств победил не даосский мудрый царь, а правитель царства Цинь, которому сопутствовал успех потому, что у него было больше земель, войск и ресурсов. Это царство не опиралось на ритуал, как делали предыдущие китайские государства, а разработало материалистическую идеологию, основанную единственно на экономических реалиях: войне и сельском хозяйстве. Свою роль сыграла новая философская школа фацзя – легистов (законников){395}. Под законом (фа) имеется в виду не закон в нашем смысле слова, а стандарт вроде плотницкого угольника, подгоняющего материал под образец{396}. Именно реформы легистов, реформы Шан Яна (ок. 390–338 гг. до н. э.) позволили царству Цинь опередить конкурентов{397}. Шан верил, что путем суровых наказаний народу надо навязать послушание, государство же призвано лишь увеличивать власть правителя{398}. Он лишил аристократию былых прав и возвысил бюрократию, полностью зависимую от царя. Отныне страну поделили на 31 округ, каждым из которых правил чиновник; чиновник набирал солдат в войско, а в своих делах был целиком подотчетен столице. Чтобы увеличить производительность и свободное предпринимательство, крестьян поощряли выкупать свои земли. Благородство цзюнь-цзы стало неактуальным: честь достигалась лишь победами на поле боя. Всякому, кто успешно привел отряд к победе, давали земли, дома и рабов.
Вполне можно утверждать, что первая идеология секулярного государства появилась именно в царстве Цинь. Однако Шан отделял религию от политики не потому, что религия склонна к жестокости, а потому, что религия до непрактичности гуманна. Религиозные сантименты делают правителя мягкотелым, что противоречит интересам государства. По мнению Шана, «государство, в котором хорошие люди правят плохими, дойдет до смуты и погибнет», а «государство, в котором плохие люди правят хорошими, всегда будет в мире и достигнет могущества»{399}. И полководец должен не следовать «золотому правилу», а поступать с врагом именно так, как не хотел бы, чтобы поступили с его собственными войсками{400}