Беатрис оставляет сообщение мужу: «Переночую в Варшаве. Завтра вернусь».
Мальчишки с велосипедами пропали, собака тоже. Беатрис гуляет по окрестностям. Здесь не на что смотреть – ничего такого, чего она не видела бы дома. В убогом магазинчике она покупает пакетик кураги, пачку печенья, бутылку воды. Возвращается в квартиру и при остатках дневного света извлекает из коробок шерстяной свитер и вельветовые брюки. Ее пижама на эту ночь. Воду не отключали, поэтому Беатрис удается умыться.
Она спит, но снов не видит. Ей никогда ничего не снится. Тем не менее посреди ночи Беатрис просыпается, чувствуя чье-то присутствие.
– Витольд, если это ты, иди приляг рядом со мной, – шепчет она в темноту.
Ни движения, ни звука в ответ. Она снова засыпает.
Утром она вызывает такси и к девяти утра уже в аэропорту. Ей приходится долго ждать своего рейса; она использует это время, чтобы неторопливо позавтракать, сделать массаж и маникюр. К шести вечера она дома, отдохнувшая и улыбчивая.
– Я получил твое сообщение, – говорит муж. – Как поездка? Мне нужно ревновать?
– Он умер, – отвечает Беатрис. – К кому ревновать?
– Отчуждение привязанности, или увод от мужа, – говорит он. – Разве он не увел тебя от мужа?
– Не смеши. Я никогда его не любила. Это он был в меня влюблен. Ничего больше.
– А коробку, ту знаменитую коробку ты привезла? Что там было?
– Случилось недопонимание. Я неправильно поняла его дочь. Я ждала чего-то личного, но он оставил мне только свою книгу о Шопене, по-польски. На память. Memento[18].
– Выходит, твоя поездка была пустой тратой времени.
– Не совсем. Я увидела Польшу, хотя бы мельком. Увидела, где жил Витольд. Попрощалась с ним.
– Он был важен для тебя, да?
– Нет, не был, не сам по себе. Человека нужно обнадеживать, особенно женщину. Человеку нужны доказательства, что он кому-то важен.
– И я тебе таких доказательств не даю?
– Даешь, но недостаточно.
Не важен. Это ложь? Я никогда его не любила. Это правда. Это он был в меня влюблен. Снова правда. Тогда в чем ложь?
У нее есть секреты от мужа, как и у него есть секреты от Беатрис. В крепком браке партнеры уважают право друг друга хранить секреты. У нее крепкий брак, а то, что случилось на Майорке, может считаться ее секретом.
Ее муж – человек приземленный и многое повидал. Он понимает, как широко можно трактовать фразу: «Мы не были любовниками». Что входит в это понятие, а что нет. «Мое сердце принадлежит ему» точно не входит. Ее сердце никогда не принадлежало поляку.
Книжка о Шопене, сувенир, – не выдумка. Она вынула ее из коробки в гостиной и прихватила с собой, чтобы сказать мужу: «Смотри, вот его последний дар».
Часть пятая
Она запускает программу перевода с польского на испанский и набирает первый стих поэмы, изо всех сил стараясь не пропустить ни точки, ни черточки, ни загогулинки. В том, что возникает на экране после того, как она нажимает на клавишу, мало смысла. В стихотворении три героя: Гомер, Данте Алигьери и безымянный бродяга, который следует по их стопам вместе с каким-то зверем – скорее всего, собакой, – бродя по многолюдным городам и выпрашивая подаяние. Бродяга встречает женщину с прекрасным родимым пятном розового цвета, которая приносит ему мир. Вскоре после этого он оказывается в Варшаве – городе его рождения и смерти, – воспевая хвалу поэту – Гомеру? Данте? – указавшему ему путь.
Бродяга определенно сам поляк, а женщина с родимым пятном предположительно она, Беатрис. Откуда взялось родимое пятно? Нет у нее никакого родимого пятна. Возможно, это символ? Некоего скрытого изъяна, который она прячет под одеждой?
Она и не ждала от компьютерной программы идеального перевода. Ей нужен был только ответ на вопрос: каков тон поэмы? Доброжелательный или нет? Хвалебный или обвиняющий? Гимн возлюбленной или, напротив, горький прощальный упрек отвергнутого воздыхателя? Не такой уж сложный вопрос, но компьютер равно глух к оттенкам тона, как и глуп.
Томас, старший и любимый сын Беатрис, приходит на обед с женой и ребенком. После обеда она улучает возможность поговорить с ним наедине.
– Ты не знаешь кого-нибудь, понимающего польский? Мне нужно кое-что перевести.
– Польский? Нет. А что именно перевести?
– Это долгая история, Томас. Был один поляк, который был мной увлечен. Недавно он умер, и дочь нашла и передала мне сборник его стихов, вероятно посвященный мне. Это не великая поэзия, но грустно сознавать, что человек посвятил этим стихотворениям столько сил, а никто их не прочтет. Я пыталась воспользоваться автоматическим переводчиком, но язык слишком сложен для компьютера.
– Я поспрашиваю. Я кое-кого знаю в университете в Вике. У них есть языковой факультет. Может быть, найдется преподаватель польского. Он был в тебя влюблен, этот поляк? Кто он такой?
– Пианист, довольно известный. Записывался на «Дойче граммофон». Мы познакомились, когда он давал концерт по приглашению Концертного Круга. Воображал обо мне невесть что. Хотел, чтобы я улетела с ним в Бразилию.
– Чтобы ты все бросила и сбежала с ним?
– Он был от меня без ума. Я не воспринимала его всерьез. А теперь эти стихи. Я чувствую себя немного виноватой. Чувствую, что должна прочесть их. Посмотрим, что у тебя получится. Только отцу не говори, прошу тебя, не нужно ничего усложнять.
Томас звонит на следующий день. К сожалению, в Вике не учат польскому. Он советует обратиться в польское консульство.
На сайте консульства она находит список аккредитованных переводчиков. Выбирает первую фамилию из списка: Клара Вайз Урицца, бакалавр (Триест), переводчик (Милан).
– У меня есть текст на польском, который нужно перевести. Сколько вы берете за ваши услуги?
– Зависит от того, какой текст. Юридический документ?
– Это сборник стихотворений, всего восемьдесят четыре, большинство небольшие.
– Стихи? Я не литературный переводчик. Перевожу коммерческие и юридические документы. Если хотите, пришлите мне образец, и я посмотрю, что можно сделать.
– Я бы лучше передала стихи лично. Не хочу доверять их чужим рукам.
– Днем я работаю в туристическом агентстве. – Она называет адрес на Рамбле. – Можете оставить там.
– Я предпочла бы общение один на один. Если вам это неудобно, скажите сразу, и я поищу кого-нибудь другого.
В воскресенье такси везет ее в район Грасиа, где живет синьора Вайз. Это седовласая дама с пышным бюстом, которая быстро говорит на кастильском диалекте с итальянским акцентом. В квартире жарко, но хозяйка в свитере.
Она предлагает кофе и слишком сладкую выпечку.
– Признаюсь, я никогда еще не переводила стихов, – говорит она. – Надеюсь, они не слишком современные.
Она, Беатрис, передает копии, которые сняла с первых десяти стихотворений.
– Их сочинил мой знакомый из Варшавы. Он умер. И он не профессиональный поэт. Я понятия не имею, хороши ли его стихи.
– А чего вы хотите? – спрашивает синьора Вайз. – Перевод, который можно будет опубликовать?
– Нет, вовсе нет. У нас – у меня и его дочери – нет планов их напечатать. Прежде всего мне хотелось бы знать, о чем там говорится, о чем эти стихи.
Синьора Вайз листает стихотворения, качает головой.
– Что касается этих стихотворений – я могу перевести для вас каждое слово, превратить каждое польское слово в испанское, но не могу сказать: «В стихотворении говорится об этом, оно означает то-то». Понимаете? Обычно я имею дело с юридическими документами, с контрактами. Когда перевожу контракт, я должна присягнуть, что мой перевод единственно верный. Это то, что требуется от аккредитованного переводчика. Однако интерпретировать контракт, разъяснять тонкости – дело юриста, не мое. Ясно ли я выражаюсь? Поэтому я переведу для вас эти стихотворения, а вы уж сами решайте, о чем они.
– Отлично. Сколько вы берете?
– Семьдесят пять евро в час, это стандартная ставка, одинаковая для всех. Сколько потребуется часов? Восемьдесят стихотворений, говорите, по одному на странице? Может быть, часов десять, может быть двадцать, трудно сказать. Для меня поэзия – незнакомая сфера.
– Некоторые стихотворения длиннее, поэтому всего страниц около сотни. Можете вы перевести для меня первое стихотворение прямо сейчас? В общих чертах. Чтобы я составила представление о тоне. Я заплачу вам за час работы.
– Первое стихотворение, в нем говорится: незнакомец должен знать, что этот человек много лет путешествовал и играл на арфе во множестве городов и разговаривал со зверями. Незнакомец должен знать, что этот человек – его имя не называется – следовал по стопам Гомера и Данте, жил в темных лесах и пересек винноцветное море. Затем говорится: он нашел идеальную розу между ног одной женщины и обрел мир. Он поет эту песнь в Варшаве, городе, где родился и умер, поет во славу женщины, которая указала ему путь.
Между ног одной женщины. Ничего о родимом пятне. Ничего о собаке.
– Это все?
– Это все.
– А второе?
– Тут есть эпиграф: Per entro I miè disiri, che ti manavano ad amar lo bene[19]. Любовь, которую ты испытывал ко мне, привела тебя к добру. Это Данте на староитальянском. В стихотворении сказано: когда он был молодым щеголем, модником – вы понимаете? – ему нравилось смотреть на какую-то женщину, но он не мог иметь ее, не мог ею обладать. У нее голая шея, она крутит юбкой, как-то так. И все желания, мужские желания, поднимаются от его мужских органов, поднимаются по крови и… мне нужно уточнить слово по-испански, это медицинский термин – к его глазам. Он смотрит на нее – и глазами он обладает ею. Затем он идет в какое-то собрание, выбирает красивую девушку и использует ее в качестве…