Итак, Мария, уступая всеобщему желанию соотечественников, отправляется на первое свидание с человеком, от которого зависела судьба Польши. Первая ее попытка была позорно провалена, уж слишком великую ношу на нее возложили поляки. Как только молодая женщина оказалась наедине с Наполеоном, она, по рассказу Массона, «вскрикивает, вскакивает, хочет бежать, ее душат рыдания. Эти слова являют ей вдруг весь ужас, всю заурядность, всю позорность поступка, который она должна совершить. Он стоит удивленный. Впервые встречается он с такой реакцией…»
Если б Наполеон в это время овладел Марией, это явилось бы самым настоящим изнасилованием. А силой император привык брать города и государства, но не женщин. На этот раз Наполеону удается быть великодушным, а Марии получилось уйти после общения с ним столь же верной своему престарелому мужу, как и до визита.
«Осуши слезы, моя сладкая трепетная голубка, и ступай отдыхать, – слышит молодая графиня на прощание. – Не бойся больше орла, он не применит к тебе никакой иной силы, кроме страстной любви, а прежде всего он хочет завоевать твое сердце. Потом ты полюбишь его, он будет для тебя всем – понимаешь, всем!»
Между тем, добрейший император французов вырвал у нее обещание повторить свой визит завтра. Потерявший голову Наполеон не довольствуется обещанием, и пишет новое письмо вслед уехавшей Марии. К посланию прилагается великолепная брошь, украшенная бриллиантами. Графиня Валевская вернула драгоценность императору, избавившись таким поступком от подозрений в меркантильности и заслужив уважение поляков всех последующих поколений.
На следующий день карета императора прибывает за ней, у Марии нет ни единого шанса отказаться. Наполеон был хмур и озабочен, предыдущий галантный кавалер остался во вчерашнем дне. Брандыс передает сведения из разных источников о том, что происходило далее:
«Постепенно он приходит в сильное возбуждение, гнев, не то настоящий, не то наигранный, ударяет ему в голову: «Я хочу! Ты хорошо слышишь это слово? Я хочу заставить тебя, чтобы ты полюбила меня. Я вернул к жизни имя твоей родины, она теперь существует благодаря мне. Я сделаю больше. Но знай, как эти часы, которые я держу в руке и которые разбиваю сейчас на твоих глазах, – имя ее сгинет вместе со всеми твоими надеждами, если ты доведешь меня до крайности, отталкивая мое сердце и отказывая мне в своем».
Она цепенеет от его ярости, теряет сознание. «Глаза его разили меня, – цитирует дословно записки своей прабабки граф Орнано. – Мне казалось, что я вижу страшный сон, всей силой воли я хотела очнуться, но хищность его взгляда приковала меня. Я слышала стук его каблуков, бьющих в несчастные часы. Я вжалась в угол дивана… холодный пот струился по мне, я дрожала…»
«…бедная женщина падает на пол… – заканчивает эту сцену Массон. – А когда приходит в себя, она уже не принадлежит себе. Он рядом с нею и отирает слезы, которые капля за каплей текут из ее глаз».
Вот, значит, как все свершилось: с простого насилия начался один из знаменитейших романов истории!»
С тех пор графиня Валевская каждый вечер приезжала во дворец Наполеона и терпеливо ожидала награды, обещанной за свои ласки – независимости Польши.
Слухи о том, что Наполеон неплохо устроился в Варшаве, достигли Жозефины. Встревоженная креолка порывается приехать к нему; она почувствовала соперницу, равных которой еще не было. Но слишком поздно. В по‑прежнему нежных письмах Наполеон рассказывает Жозефине о собственной непомерной занятости, о грязных польских дорогах, скверной поре года, и вообще о том, что здешний климат ей совсем не подойдет.
В то же время Бонапарт никому не прощает даже мечтательного взгляда в сторону его «польской жены». Баварский принц Людвиг Август Виттельсбах принадлежал к числу недальновидных поклонников пани Валевской. Кто‑то из окружения Наполеона тут же настоятельно посоветовал принцу упаковывать чемоданы; и немец поспешил убраться из столицы герцогства Варшавского, хотя государственные интересы требовали его нахождения подле императора.
Наполеон использовал Марию не только как любовницу, но и как шпионку; причем, как описывает Массон, весьма хитроумно:
«И совершенно внезапно, – приводя этим в полнейшее замешательство свою собеседницу, – он переходит к салонным сплетням, ко всяким историйкам, к пикантным анекдотам. Он хочет, чтобы она рассказывала ему о частной жизни каждого, с кем он встречается. Его любопытство ненасытимо и распространяется на самые мелкие подробности. Везде, где бы он ни был, – а здесь, где на карту поставлены такие важные интересы, особенно, – он этим способом составляет себе мнение о правящем классе.
Из всей совокупности этих мелких фактов, – которые запечатлеваются у него в памяти и до которых он так жаден, что удивляет своей осведомленностью слушающую его женщину, – он делает свои выводы, и она замечает тогда, что сама же дала ему в руки оружие против себя самой; она протестует, она возмущается его выводами, и стычка кончается тем, что он, похлопывая ее по щеке, говорит ей: «Моя милая Мария, ты достойна быть спартанкой и иметь отечество».»
В апреле 1807 г. Наполеон сделал местом своего пребывания прусский замок Финкенштейн; почти вслед за ним здесь появляется и графиня Валевская. Из этого замка управлялась Европа, Финкенштейн стал ее сердцем, но польская графиня остается не причастной ко всему этому организму. Хотя ей и приписывают некоторые политические интриги, Мария ведет затворнический образ жизни и фактически ни с кем не общается, кроме Наполеона. Графиня пыталась скрыть свое моральное падение от всего мира и потому за несколько недель своего здесь проживания не переступала порог апартаментов Наполеона никогда.
«Император приказал приготовить помещение рядом с его покоями, – вспоминает камердинер Констан. – Мадам В. поселилась там и уже не покидала замка в Финкенштейне, тем более что ее старый муж, оскорбленный в своем достоинстве и в своих чувствах, не хотел принять под свой кров женщину, которая его оставила. Все три недели пребывания императора в Финкенштейне жила с ним мадам В…Все это время она проявляла самую возвышенную и бескорыстную привязанность к императору. Наполеон как будто, со своей стороны, понимал эту ангельскую женщину; ее поведение, полное доброты и самоотверженности, оставило во мне неизгладимое воспоминание. Обедали они обычно вдвоем, так что я был свидетелем их бесед – живого и возбужденного разговора императора и нежного и меланхоличного мадам В…В отсутствие Наполеона мадам В. проводила время в одиночестве, читая или же наблюдая из‑за занавесок за парадами и военными учениями, проводимыми императором. Такой же, как поведение, была и ее жизнь, размеренная и всегда одинаковая…»
Как пишет Брандыс, «то, что в Варшаве императору могло казаться только мимолетной страстью, в Финкенштейне приобрело черты прочной связи». Мы не знаем, насколько долг перед Польшей переродился у Марии в сердечную привязанность, но, покидая Финкенштейн, она подарила Наполеону кольцо с надписью: «Если перестанешь меня любить, не забудь, что я тебя люблю».
Потом графиня Валевская колесит за Наполеоном по всей Европе: в начале 1808 г. она гуляет с переодетым до неузнаваемости Наполеоном по парижским улицам; в 1809 г. Валевская посещает Шенбрунн под Веной – то была летняя резиденция австрийских императоров, которую Наполеон по праву победителя сделал своей временной главной квартирой; поляки встречают свою знаменитую соотечественницу в венском театре.
Во время пребывания в австрийской столице Валевская забеременела. Для Наполеона это событие имело величайшее значение. Дело в том, что у них с Жозефиной так и не появилось детей. Изворотливая креолка обвиняла в сложившейся ситуации Наполеона, однако маленькая польская графиня убедила императора и всех сомневающихся, что с деторождением у него все в порядке.
Беременность Марии заставила Наполеона позаботиться о наследнике… Увы! Не о том, что носила под сердцем Мария, а о другом…, который должен родиться от другой. Наследник должен иметь древнюю родословную, являться представителем правящей европейской династии. Ведь сыну Наполеона (по замыслу самого Бонапарта) предстояло править Европой, и его должны признать законным монархом все народы. Сын от жены польского графа совсем не подходил для великой исторической роли. А потому, Наполеон, после развода с безутешной Жозефиной, взял в жены дочь недавно побитого им австрийского императора. Пока Наполеон был занят хлопотами, связанными с предстоящей женитьбой на эрцгерцогине Марии‑Луизе (практичный Корсиканец даже выбрал невесту с одинаковым именем, чтобы не путаться в постели), другая Мария отправилась рожать незаконного отпрыска Наполеона в родовое имение престарелого мужа – Валевицы.
Подобное благоразумие стоило Наполеону многих душевных мук; правнук Марии Валевской – граф Орнано – утверждает, что сразу после того, как Мария призналась в беременности, «император чуть было не предложил ей корону».
Скоро в метрической книге ближайшего к Валевицам костела появится следующая запись:
«Село Валевицы. Одна тысяча восемьсот десятого года мая седьмого дня. Перед нами, белявским приходским священником, Служителем Гражданского Состояния Белявской гмины Бжезинского повята в Варшавском Департаменте, предстал ясновельможный пан Анастазий Валевский, Староста Варецкий в Валевицах, имеющий жительство семидесяти трех лет от роду, и явил нам дитя мужеска пола, каковое родилось в его дворце под нумером один мая четвертого дня сего года в четыре часа пополудни. Заявив, что рождено оно от него ясновельможной Марианной Лончиньской, дочерью Гостыньского старосты, двадцати трех лет от роду, и что желает он дать ему три имени Флориан, Александр и Юзеф…»
Хотя Анастазий Валевский усыновил сына Наполеона, но его отношения с женой окончательно разладились; поздней осенью 1810 г. Мария Валевская окончательно перебирается в Париж вместе с полугодовалым Александром и пятилетним первенцем.
По распоряжению Наполеона гофмаршал Дюрок снял для нее великолепный особняк. «Каждое утро император посылает к ней за распоряжениями. К ее услугам предоставлены ложи во всех театрах, перед нею открыты двери всех музеев. Корвизару поручено заботиться о ее здоровье; на Дюрока возложена обязанность снабжать ее в самой широкой степени материальными средствами и заботиться вообще о ее удобствах. Император дает ей ежемесячную пенсию в десять тысяч франков». Однако их встречи были не частыми; кроме прочих сложностей, Наполеон был женат на дочери австрийского императора и ждал от нее законного наследника. Впрочем, о своей «польской жене» Бонапарт не забывал, но еще больше помнил о сыне‑бастарде.