«С рассветом Понятовский со своей армией, сократившейся до 5 тысяч человек, должен выступить по старой Смоленской дороге, обогнув лес, на который опираются правое французское крыло и левое русское. Он будет прикрывать французское крыло и тревожить русское. Будут ждать звука его первых выстрелов».
7 сентября еще до рассвета поляки выступили с тем, чтобы обойти Багратионовы флеши и ударить по ним с фланга. Увы! Когда Наполеон составлял план действий для Понятовского, старую Смоленскую дорогу с русской стороны уже занимала дивизия генерала Тучкова – преграждая путь польскому корпусу.
Солнце взошло практически одновременно с первыми выстрелами солдат Понятовского. «Вот солнце Аустерлица!» – воскликнул Наполеон, довольный тем, что русские не ускользнули от него под покровом ночи – как бывало прежде, и долгожданная битва неизбежна. «Но это солнце было не на нашей стороне; оно вставало на стороне русских и освещало нас для их выстрелов, ослепляя наши глаза», – заметит в своих мемуарах Филипп де Сегюр.
На левом фланге пошли в атаку итальянцы Евгения Богарне и вскоре овладели деревней Бородино; вступил в дело король Мюрат со своей кавалерией, расположившейся на левом крыле поляков, а также двинулись войска маршала Даву. Атака Великой армии была подобной смерчу, но не менее упорной была и оборона русской армии. Уже не только солдаты падали, словно колосья под серпом, но генералы стремительно выбывали из строя: раненного генерала Кампана заменил генерал Рапп, но вскоре и он разделил судьбу предшественника, упал на землю знаменитый маршал Даву – под ним убили лошадь. В Бородинской битве по причинам смерти или ранения из строя выбыло 43 наполеоновских генерала.
Яростные русские контратаки грозили отнять и тот маленький успех Наполеона, достигнутый неимоверно высокой ценой. «Сам Мюрат, – рассказывает М. Богданович, – окруженный нашими кирасирами, едва избежал плена, соскочив с коня и найдя убежище в левой нашей флеши, в то время еще занятой одним из виртембергских батальонов. Вслед за тем наши кирасиры захватили шесть французских конных орудий корпуса Нансути, но будучи атакованы 6‑м польским уланским полком (дивизии Брюйера), принуждены были оставить свою добычу».
Армия Наполеона продвинулась на несколько сотен метров, усеяв пройденное пространство телами тысяч солдат и офицеров, а русские лишь отошли на заранее заготовленные позиции. Евгений Богарне со своими мужественными итальянцами отстоял захваченный Семеновский и Большой редуты, разрушенные до такой степени, что воинам приходилось сражаться стоя на коленях.
Поляки служили в различных корпусах Великой армии; соответственно, они сражались под Бородино на самых разных участках. В составе корпуса неаполитанского короля Мюрата поляки участвовали в кавалерийской атаке на Семеновские высоты. Здесь французов долго преследовала неудача: полки Нансути с кирасирами Сен‑Жермена и легкой кавалерийской дивизией Брюйера прошли Семеновку и оказались под ураганным огнем русских батарей. Не обращая внимания на потери, французы продолжали наступать.
Лучшая русская пехота, хотя и сильно поредевшая за несколько часов битвы, встретила французских латников ружейным огнем. Атака прославленных кирасир, которых Наполеон прозвал железными, захлебнулась под живой стеной из солдат гвардейских Измайловского и Литовского полков. Дважды еще кирасиры, поддержанные легкой конницей, пытались сломить сопротивление русских гвардейцев, и снова безуспешно.
От полного разгрома на этом участке французов спасло подошедшее подкрепление – в числе которого было много польских подразделений: «Латур‑Мобур встретил при движении через овраг несравненно большие затруднения, – повествует М. Богданович, – и потому вступил в бой несколько позже Нансути, но зато с лучшим успехом. Его кавалерия прошла через Семеновку двумя колоннами: в правой кирасирская дивизия Лоржа (из восьми эскадронов саксонских полков гвардейского и Цастрова, двух эскадронов польского полка Малаховского и восьми эскадронов 1‑го и 2‑го вестфальских полков), а с левой – уланская дивизия Рожнецкого, из трех польских полков, в составе двенадцати эскадронов».
Бородинское сражение распалось на множество больших и малых битв, и объединяло их только одно – небывалое ожесточение противоборствующих сторон.
«Только около трех с половиной часов была одержана, наконец, эта последняя победа, – оценивает Филипп де Сегюр результаты одной из самых кровопролитных битв эпохи непрерывных войн. – В этот же день было несколько таких побед. Каждый корпус последовательно одолевал сопротивление русских, не извлекая пользы из своего успеха для решения судьбы битвы, потому что, не получая вовремя поддержки, останавливался, истощив свои силы. Но, наконец, все первоначальные препятствия рушились. Шум выстрелов ослабевал и удалялся от императора. Офицеры прибывали со всех сторон. Понятовский и Себастиани, после упорной борьбы, тоже победили. Неприятель остановился и укрепился в новой позиции. День уже склонялся к вечеру, наши боевые припасы были истощены, и битва была окончена».
Нас более интересует (согласно заявленной теме книги), как действовал польский корпус Понятовского в течение самого кровопролитного дня битвы.
Итак, ранним утром Понятовский по старой Смоленской дороге достиг деревни Утица и выбил из нее русские части. Затем поляки атаковали позиции 1‑й гренадерской дивизии Тучкова. Гренадеры устояли.
Понятовский возобновил атаку, и на этот раз она увенчалась успехом. Тучков был вынужден отойти на ближайшие высоты, но поляки следовали по пятам и не дали Тучкову удержать курган.
И тут на помощь Тучкову подошла, направленная Кутузовым, 17‑я дивизия Олсуфьева. Теперь уже Тучков перешел в наступление. Яростная штыковая атака сбросила поляков со стратегической высоты, но сам генерал Тучков получил пулевое ранение, оказавшееся для него роковым.
Понятовский отошел к Утице и несколько часов оставался в бездействии, лишь издали ведя артиллерийский огонь по русским позициям. Он не получил подкреплений и фактически не имел сообщения с главной армией, а потому опасался, что новая атака может окончиться гибелью всего корпуса. Потери и без того были огромными.
В это время получил французскую пулю генерал‑майор Тучков, со знаменем в руках ведший в атаку Ревельский полк – родной брат Тучкова, сраженного поляками. Михайловский‑Данилевский сетует на злосчастную судьбу братьев:
«Едва ли найдется пример того, что случилось с Тучковыми. Три родных брата, достигнув до генеральских чинов, пройдя безвредно многие войны, почти в одно время кончили свое поприще: один, израненный, полонен близ Смоленска; двое пали под Бородином. Мать их лишилась зрения от слез, а юная супруга одного из падших братьев соорудила на Бородинском поле обитель и удалилась в нее от света».
Около пяти часов после полудня русские войска начали откатываться назад, в том числе и по старой Смоленской дороге, которая находилась в поле зрения 5‑го Польского корпуса. «Лишь только Понятовский заметил отступление русских войск, – рассказывает М. Богданович, – то направил обе свои пехотные дивизии против позиции у кургана, а 13‑й гусарский полк полковника Тулинского, поддержанный остальными тремя кавалерийскими полками 5‑го корпуса, послал в обход нашего левого фланга».
Евгений Виртембергский оставался на кургане с четырьмя орудиями, которые прикрывало не более трехсот человек пехоты из Кременчугского полка. Справедливо опасаясь быть окруженным, герцог Виртембергский отступил без боя, но, видимо, спустя недолгое время этот голубых кровей генерал‑майор решил, что от подобных действий пострадала его честь. «Войска Понятовского заняли курган, – описывает дальнейшие события М. Богданович, – но принц Евгений, заметив, что некоторые из наших генералов сожалели о потере этого пункта, изъявил намерение снова овладеть им. Багговут и Коновницын отговаривали его от этого предприятия, но наконец дозволили ему атаковать неприятеля. Тогда принц, взяв с собою Кременчугский и Минский полки, в которых оставалось всего на всего около пятисот человек, с четырьмя орудиями, повел их на неприятеля; за ними на некотором расстоянии следовали Рязанский и Брестский полки. Лишь только Минский полк взошел на курган, как был встречен залпом головной части неприятельской пехоты, а вслед за тем будучи атакован 12‑м уланским полком, отступил с уроном». Несмотря на явный успех, Понятовский ограничился занятием кургана; главные же силы своего корпуса он отвел к Утице.
Победа Наполеона в Бородинской битве выглядит сомнительно, если учесть, что французам удалось только потеснить русских на несколько сотен шагов, однако… Войска Кутузова были вынуждены отойти на позиции, не представляющие никаких выгод в оборонительном отношении. Продолжение битвы было бесперспективно для русской армии: у Кутузова в резерве оставались только четыре егерских полка; с французской стороны в деле не участвовали элитные части – вся гвардия, общей численностью около двадцати тысяч человек.
Потери в русской армии были огромны. Рассказывают, что когда Барклай де Толли подъехал к одной из частей и спросил: «Какой этот полк?», ему ответили: «Это 2‑я гренадерская дивизия». В общем, чтобы окончательно не лишиться армии, Кутузову снова пришлось отступать.
Москва в огне
Неаполитанский король Мюрат первым приблизился к Москве. А в голове его корпуса шел 10‑й польский полк Уминского. Поляки первыми и понесли потери в старой российской столице. Рассказывает русский историк:
«Едва Мюрат въехал в Кремль…, как по нему сделан выстрел. В то же мгновение ратник Московского ополчения бросился на одного польского офицера, вероятно приняв его, по богатому мундиру, за генерала, может быть и за самого Бонапарта, и убил врага, прежде нежели могли ему воспрепятствовать».
В остальном передача столицы протекала довольно мирно. Французы любезно предоставили возможность командующему русским арьергардом Милорадовичу вывести войска со всем имуществом. Самого генерала поляки имели возможность пленить, но не воспользовались случаем. Произошло это, согласно Михайловскому‑Данилевскому, следующим образом: