В то время как французские понтонеры один за другим умирали в ледяной воде, а другие воины Наполеона в бессилии валялись на берегу, ожидая моста, поляки нашли подходящий брод. Никто из французов не рискнул воспользоваться им для переправы, учитывая погодные условия, но… «Многие кавалеристы из наших неустрашимых поляков, – пишет Коленкур, – по нескольку раз переправлялись через реку в обоих направлениях и оттеснили небольшие группы казаков, которые бродили на противоположном берегу… Несколько позже аванпосты дивизии Домбровского вместе с несколькими стрелками, пехотными отрядами и гусарами имели небольшое столкновение с казаками из дивизии Чаплица, которые засели в деревне Брили».
Цезарь де Ложье также подтверждает, что поляки заняли противоположный берег, дабы обезопасить строительство переправы:
«В 8 часов утра, когда были собраны все необходимые материалы для постройки мостов, эскадрон поляков (причем каждый кавалерист сажал с собой на лошадь по пехотинцу) перешел реку вброд и стал в боевую линию на правом берегу, чтобы таким образом удалить казаков и облегчить этим стройку мостов».
Первыми отправились на противоположный берег Березины самые боеспособные части, потому что впереди французов ждала Молдавская армия адмирала Чичагова. Корпус герцога Реджио (Удино) прошел по наспех сооруженным мостам 26 ноября еще до наступления ночи. 3‑й корпус маршала Нея и 5‑й корпус князя Понятовского перешли Березину ночью.
Утром 28 ноября герцог Реджио был атакован армией Чичагова. Ней и Понятовский тотчас вступили в битву. Несколько часов бой длился с переменным успехом; герцог Реджио был ранен – Наполеон в последней надежде передал командование бесстрашному Нею, и не ошибся. Молдавскую армию не только принудили к отступлению, но и взяли 1500 пленных. В этой битве кроме маршала Удино ранения получили три знаменитых польских генерала: Зайончек, которому раздробило ногу, Домбровский и Княжевич.
Оказывается, наполеоновская армия еще могла побеждать, несмотря на то, что все авторы описывают ее, как некую обессилевшую толпу, едва волочащую ноги. Хотя, в том, что она могла еще сражаться, немалая заслуга… адмирала Чичагова. Накануне, в районе Борисова, (о чем мы рассказывали в предыдущей главе) французам достался чичаговский обоз в полторы тысячи повозок, фургонов и телег, – что было весьма кстати. В строках барона де Марбо мы слышим почти детский восторг от созерцания трофеев:
«Похоже, офицеры Чичагова снабжались неплохо, потому что мы никогда не видели в обозах какой‑либо армии подобного изобилия ветчины, паштета, колбас, рыбы, копченого мяса и самых разнообразных вин, столь громадного количества бисквитов, риса, сыра и т. д. и т. д. Наши солдаты воспользовались также многочисленными мехами и крепкой обувью, которую они нашли в русских повозках. Захват всех этих вещей спас жизни многим нашим людям». Кроме того, французам досталось множество лошадей в хорошем состоянии. (К слову, армию Чичагова снабдили сами французы, не сумев отстоять свои склады в Минске, и теперь они вернули часть собственного имущества.)
Последняя неудача Чичагова явилась одновременно и последним крупным успехом Наполеона в его Московской кампании, или Второй Польской войне – как еще называют этот чрезвычайно неудачный поход завоевателя. Увы! И этот успех был уравновешен бездарностью генерала Луи Партуно. Именно он помешал превратить форсирование Березины армией, которую угрожали раздавить со всех сторон русские полководцы, в шедевр военного искусства.
Дело было так: генералу Партуно было предписано присоединить дивизию к войскам герцога Беллюнского (маршала Виктора). Следуя указаниям, Партуно вышел из Борисова, но в темноте ошибся дорогой. Генерал и его штаб беспечно ехали впереди дивизии, и таким образом все командование – дивизионный генерал и два бригадных генерала – вместо расположения герцога Беллюнского угодили прямо в объятья русских из армии Витгенштейна. Дивизия сдалась в плен вслед за командирами без боя, хотя она вполне могла сражаться с неприятелем и даже рассчитывать на победу и помощь со стороны ближайших французских частей.
Император был вынужден в помощь герцогу Беллюнскому, существенно ослабленному потерей дивизии Партуно, отправить некоторые подразделения, в том числе части гвардии. К 11 часам дня 28 ноября завязалось ожесточенное сражение маршала Виктора с войсками Витгенштейна, параллельно велся бой на другом берегу реки с Чичаговым.
Сражение с Витгенштейном шло совсем не так, как там, где дрались невозмутимый Ней и отчаянный Понятовский. К тому же, войскам герцога приходилось щедро расплачиваться за малодушие и глупость Партуно. «Бойцы дрались самоотверженно и ожесточенно, – рассказывает Коленкур, – чтобы удержать позиции хотя бы до наступления ночи, но, в конце концов, маршал должен был решиться на переход через Березину, чтобы спасти корпус от полной гибели».
Неудачная борьба с Витгенштейном и привела к тому, что последний акт переправы превратился в ужасную трагедию. По словам очевидца событий, Коленкура, произошло следующее:
«Нельзя даже отдаленно представить себе, что делалось тогда в селе Веселове и на том берегу Березины, кишевшем войсками, отставшими французами‑беженцами, женщинами, детьми, маркитантами, которые не хотели расстаться со своими повозками и не имели еще разрешения на переход через реку, потому что со вчерашнего вечера мосты и другие переходы берегли для дивизий герцога Беллюнского и для войск, назначенных на его поддержку. Император до последнего момента надеялся, что позиции удастся удержать до ночи; это спасло бы все. Но как только было решено отступать, берег возле Веселова мгновенно превратился в арену неописуемого ужаса, отчаяния и гибели, особенно когда повторные атаки русских против последних оставшихся там корпусов прижали толпу нонкомбатантов к реке. Все устремились на мосты, и они не замедлили рухнуть – скорее от беспорядка, чем от тяжести. Французы на другом берегу были горестными свидетелями этих сцен ужаса и жестокости, не будучи в состоянии прийти на помощь. Мы потеряли тогда 10 тысяч человек».
Польские уланы в эти критические дни находятся в личной охране императора; дивизия генерала Жерара, состоявшая в основном из поляков, последней прикрывала переправу Великой армии. Лабом описывает заключительный акт переправы через Березину – этого весьма значимого события Отечественной войны 1812 г.:
«Наконец, русские, постоянно подкрепляемые свежими войсками, продвинулись вперед и погнали перед собой польскую дивизию генерала Жерара, которая до сих пор их сдерживала. Увидев врага, все, кто еще не перешел реку, смешались с поляками и бросились к мосту. Артиллерия, обоз, кавалерия, и пехотинцы – все хотели пройти первыми. Более сильные сбрасывали в реку тех, кто был слабее и препятствовал их прохождению, или просто шли по телам всех больных или раненых, попадавшихся на их пути. Сотни людей погибли под пушечными колесами. Иные, надеясь спастись, вплавь, замерзали на середине реки или погибали, вскарабкавшись на льдины, которые вместе с ними шли ко дну. Тысячи людей, утратив всякие надежды, бросались в Березину и тонули в ее волнах.
Дивизия Жерара оружием проложила себе дорогу через толпу, затруднявшую ей путь и, преодолев горы трупов, достигла другого берега. Русские непременно последовали бы за ними, если бы они не поторопились сжечь мост».
Армия Наполеона вырвалась из западни, пожертвовав в основном дезертирами, ранеными и ослабевшими солдатами, и даже нанесла существенный урон русским армиям, смыкавшим кольцо. Но кто сражался на Березине? Мы привыкли называть отступающую армию французской, но это не совсем так. М. Богданович разбирает численный состав остатков Великой армии:
«Весьма замечательно, что в числе наполеоновых войск, сражавшихся на Березине, более трех четвертей состояло из иностранцев: у Виктора одна из пехотных дивизий была польская, а другая немецкая; кавалерия его состояла из немцев; под начальством Нея находилось только триста французов, между коими встречались офицеры с ружьями, сражавшиеся наряду с солдатами; прочие войска его были польские; наконец, у маршала Удино одна дивизия состояла из поляков, другая из кроатов и швейцарцев, и только остальные две из французов. По свидетельству Солтыка, наполеонова армия, сражавшаяся 28 ноября на Березине, состояла наполовину из польских войск».
Возникает закономерный вопрос: почему главная армия Кутузова не поспешила замкнуть кольцо вокруг Наполеона при форсировании Березины? Оказывается, Кутузов безнадежно отстал. Его армия потратила довольно много времени на борьбу с бесстрашным маршалом Неем, но не это главное. Следуя за Наполеоном по разоренной местности, главная русская армия была настолько истощена, что Кутузов справедливо опасался, что ему не с чем будет выйти на границу российской империи. В свое оправдание русский полководец произнес:
«Европа должна видеть, что наша главная армия действительно существует, не есть призрак или тень. Правда, она уменьшается на марше, но месяц покоя и хорошие квартиры оправят ее. Только сильная армия может дать нам вес в делах политических и склонить Германию на нашу сторону».
Волей‑неволей, Кутузов был вынужден остановить армию у переправы через Днепр и ожидать обозов с продовольствием, а в это время Наполеон блестяще обманул его военачальников и вырвался из тщательно подготовленной западни. Впрочем, это не спасло Великую армию. Сохранить ее мог только отдых в течение нескольких дней, в продолжение которых армия могла бы получить продовольствие со складов Сморгони, Вильно. Так поступил Кутузов, однако Наполеон не мог позволить сию неслыханную роскошь. Вокруг его все время кружились неутомимые казаки, которые, казалось, никогда не спали, не отдыхали и не ели.
После переправы поляки шли в авангарде, подготавливая, между прочим, более‑менее комфортные условия для кратких остановок Наполеона. В Плещеницах поляки потеряли еще одного своего генерала. «Генерал‑майор Ланской, – пишет Д. Бутурлин, – прибыв к Плещеницам, быстро напал на сие местечко и схватил в нем генерала Каминского с несколькими фурьерами, пришедшими туда для назначения императорской главной квартиры. Приближение неприятельских колонн принудило российского генерала оставить Плещеницы».