Терзать слабеющего льва слетались со всех сторон все, когда‑то им обиженные французы. Талантливый французский генерал Моро вернулся из ссылки и воевал против соотечественников в рядах тех, кого несколько лет назад отчаянно бил. Наполеоновский генерал барон Антуан‑Анри Жомини стал вдруг Генрихом Вениаминовичем Жомини; император Александр принял его на службу с чином генерал‑лейтенанта и званием генерал‑адъютанта – в качестве советника русского царя Жомини оказал последнему многие услуги в Заграничном походе.
Все эти напыщенные Талейраны, Прадты…, ставшие богатыми и могущественными благодаря Наполеону, теперь ожидали удобного момента, чтобы изменить ему. Даже солдаты теперь, когда Франция вернулась к границам двадцатилетней давности, не всякий раз дружно кричали «Да здравствует император!», как только Наполеон появлялся в расположении их полков.
Только поляки продолжали хранить верность императору французов, даже когда из передовых отрядов баварского корпуса, ворвавшихся на территорию Франции, стали поступать донесения, что местные жители везде встречают союзников с радостью. Ряды поляков страшно опустошила Лейпцигская битва, но с последними воинственными союзниками Бонапарт не желал расставаться. Дальнейший путь своих соотечественников описывает графиня Потоцкая:
«Наполеону было очень трудно найти заместителя князю Понятовскому, но он не хотел распускать остатки польской армии, рассчитывая при случае ими воспользоваться.
Его выбор пал на князя Сулковского, отличившегося еще в Египте, с именем которого были связаны воспоминания об этой стране, где он обратил на себя внимание Наполеона и приобрел его расположение. Выбор оказался неудачным. Сулковский хотя и отличался храбростью, но не имел ни характера, ни способностей государственного человека. Утомленный долгой и неудачной кампанией, совсем не честолюбивый, он думал только о том, как бы скорее вернуться к жене, которую обожал, совсем не старался поддерживать в солдатах дух и, чувствуя себя не на высоте положения, подал в отставку.
Командование армией было тогда поручено Домбровскому, который когда‑то организовал первые легионы в Италии. Он перешел Рейн у Майнца и остановился в Седане со своим весьма многочисленным отрядом. Генерал де Флао, адъютант императора, получил приказ догнать его для укомплектования кадров. С большим трудом удалось сформировать три полка кавалерии, командование которыми принял на себя граф Пац, а Домбровский, уже больной и старый, остался в Седане для реорганизации пехотного корпуса.
Храбрый граф Пац, тяжело раненный при Краоне, должен был покинуть армию, а тем временем Винцент Красинский по декрету, подписанному 4 апреля 1814 года в Фонтенбло, добился поста генерал‑аншефа польской армии».
На территории Франции поляки все также мужественно сражались за Наполеона, в обреченности которого не сомневались все прежние союзники и даже многие соотечественники. Битва при Краоне была одной из самых кровавых битв на завершающем этапе бесконечных наполеоновских войн. Состоялась она 7 марта 1814 г.
Польские уланы Паца вместе с дивизией Эксельмана находились под началом генерала Нансунти – ему Наполеон поручил хитроумно обойти русские позиции с правого фланга и нанести удар.
У подчиненных Нансунти был хороший проводник – бывший сослуживец Наполеона времен начала его военной карьеры имел поместье недалеко от Краона. Однако плохое состояние дорог не позволило конной артиллерии оказать поддержку кавалерии. В результате многострадальные поляки оказались лишь с пиками и саблями под убийственным градом русской картечи. На левом фланге также остановилось наступление бесстрашного маршала Нея.
Наполеон усилил атаковавшие части подошедшими войсками и вновь приказал возобновить наступление на позиции союзников. Несмотря на ужасные потери, французы продолжали отчаянное движение на практически неприступные позиции русских войск под началом графа Воронцова.
Видя невозможность противостоять бешеному натиску противника, Воронцов приказал отступать. Предварительно русский командующий отправил в тыл все подбитые орудия и раненых, которых удалось вынести с поля боя.
Можно сказать, что Наполеон одержал победу, но ему досталась только вражеская позиция – и цена сомнительного приобретения была необычайно высока. Русские войска потеряли около 5 тысяч человек – треть участвовавших в битве людей. Потери победителей были гораздо выше. В числе раненых, кроме командира польских уланов, были маршалы Виктор и Груши, а также четыре наполеоновских генерала. Всего выбыло из строя 8 тысяч человек. Некоторые дивизии потеряли более двух третей личного состава: например, в 14‑м вольтижерском полку из 33‑х офицеров было убито и ранено 30. Победа французов оказалась пирровой, особенно если учесть, что силы коалиции росли, а истощенная Франция уже не могла непрерывно пополнять солдатами всегда воюющую армию Наполеона.
Весной 1814 г. положение Наполеона было фактически безнадежным, и это понимали не только его враги. Брат французского императора доносил ему из столицы (по словам Богдановича), «что нельзя было найти в Париже тысячу человек, которые решились бы добровольно поступить в армию, и что едва можно было набрать шесть тысяч годных ружей. По его мнению, нельзя было надеяться ни на войска герцога Тарентского (Макдональда), ни на жителей южной Франции, преданных Бурбонам».
В то время как французы всеми силами стремились избежать службы, в марте к действующей армии Наполеона прибыли из Парижа: висленский полк и польский уланский полк в 600 человек.
Жертвенность поляков понять трудно, потому что сам Наполеон не верит в успех и мечтает уже не о победе и мире (его союзники больше не предлагают, либо предлагают на неприемлемых условиях), а о том, как бы достойно покинуть этот мир. 20 марта во время одного из боев французы были опрокинуты блистательной атакой казаков генерала Кайсарова. Дивизия наполеоновского генерала Кольбера столь скоро бросилась отступать, что смяла стоящую позади дивизию Эксельмана – все вместе бросились к мосту. Наполеон в ярости выхватил шпагу и встал на пути многотысячной вооруженной толпы, которая теперь подчинялась исключительно собственному страху. Император, наоборот, напрочь лишившийся не только страха, но и разумного чувства самосохранения, пошел навстречу обезумевшим подданным со словами: «посмотрим, кто из вас осмелится перейти мост прежде меня!»
Императора, несомненно, растоптали бы собственные солдаты, но капризный рок пожелал сохранить своего баловня. «В эту самую минуту появляются головные войска Старой гвардии Фриана, – рассказывает Богданович. – Наполеон быстро проводит своих ворчунов через город и выстраивает их к бою под градом ядер и картечи. Он не избегает опасностей, он ищет смерти. Счастлив был бы он, если бы судьба исполнила его желание! Одна из гранат разрывается у ног его; он исчезает в облаке пыли и дыма; все считают его погибшим, но он соскочив с убитой под ним лошади, садится на другую и снова становится против громящих его батарей. Смерть отказывается поразить его!»
В марте 1814 г. союзники устремились к Парижу, надеясь с взятием этого города закончить всем надоевшую наполеоновскую эпопею. Французские маршалы и генералы один за другим терпели поражения и бежали или пятились назад – в зависимости от скорости движения армий союзников. Впрочем, иногда военачальники огрызались, особенно если под их командованием состояли воинственные поляки.
Наполеоновский генерал Компан пытался остановить наступление войск коалиции на Марне, но силы наступавших и оборонявшихся были не сопоставимы. Компан не смог помешать противнику форсировать реку, но остановился на новой позиции у местечка Кле. Здесь он усилился подошедшими тремя батальонами Молодой гвардии, четырьмястами кирасирами и четырьмястами польскими уланами.
Всего у Компана собралось более семи тысяч человек. Не очень много…, потому что 28 марта через Марну переправилась русско‑прусская Силезская армия; авангарды корпусов Иорка и Клейста уже приблизились к позиции Компана с надеждой на победные лавры. Им‑то первым и досталось от недооцененного противника. По приказанию Компана генерал Винсен с кирасирами и польскими уланами напал на головной прусский батальон, опрокинул его и захватил в плен более 200 человек.
Компан отошел с этой позиции к ближайшему лесу, но его маленькая армия продолжала сражаться. По словам русского историка, прусские батальоны, «направленные в обход правого фланга французской позиции…, потерпели большой урон от анфиладного огня стрелков, занимавших лес Мюло, и вообще неприятель сражался весьма храбро…»
Тем временем началась битва за Париж; французы сопротивлялись недолго, но поляки успели отличиться даже при неудачной защите Парижа. Историк Богданович упоминает один эпизод с их участием:
«Дивизия Бойе, находившаяся в Пре‑Сен‑Жерве, будучи обойдена с тыла, подверглась большой опасности, но атака эскадрона польских улан под начальством ротмистра Зайончека (племянника генерала Зайончека), задержав гвардейских стрелков, способствовала французам уйти в Беллевиль…»
Теснимая прусскими гвардейскими батальонами, дивизия Бойе отступала, бросая артиллерийские орудия. «Несколько взводов польских улан покушались остановить наступление прусаков, но были опрокинуты».
В одной из последних битв наполеоновской эпохи закончил свой боевой путь бригадный генерал Бенедикт Юзеф Лончиньский – родной брат «польской жены» Наполеона, Марии Валевской. В битве при Фершампенуазе, происшедшей 22 марта 1814 года, он попал в плен к пруссакам.
«Спустя три года, когда он возвращался на родину во главе последней группы польских солдат, – рассказывает М. Брандыс, – в конце 1817 года (именно в то самое время, когда Валевская умирала в Париже), он тяжело заболел во Вроцлаве воспалением легких и пролежал несколько месяцев в тамошних госпиталях. Потом его отправили на излечение в Зальцбрунн (ныне Щавно‑Здруй), где он и умер в 1820 году».
На могиле старшего брата графини Валевской была начертана следующая эпитафия: