БЕНЕДИКТ ЮЗЕФ ЛОНЧИНЬСКИЙ
бригадный генерал Польских войск, кавалер Польского Воинского креста, офицер Почетного легиона, командор ордена Обеих Сицилий умер, пребывая на водах в Зальцбрунне августа 7‑го дня 1820 года, жития его было 43 года
Коль поляк волей рока будет в этих местах,
Пусть почтит он слезою сородича прах:
Он лелеял любовь и к добру и к Отчизне,
Сил для них не щадя, сократил годы жизни
Париж был взят союзниками в результате однодневной битвы 30 марта 1814 г. Поляки совершенно бесполезно жертвовали своими жизнями, защищая его. Недаром Наполеон сравнивал этот город с легкомысленной женщиной, которую нельзя оставлять надолго. Парижане встретили завоевателей отнюдь не с ненавистью, но с любопытством, которое не замедлило перерасти в откровенную симпатию. Впрочем, послушаем русского историка, превосходно описавшего трансформацию чувств парижан:
«Войска русские были предметом ненасытного любопытства для обитателей Парижа: все рвались вперед посмотреть на воинов, пришедших с дальнего севера, представленных досужими французскими публицистами, в угоду Наполеону, в виде грубых варваров, татар пустыни, людоедов, находивших вкус в детском мясе. И потому неудивительно, что многие из французов, и теперь не обладающих глубокими сведениями в этнографии, воображали, за полвека пред сим, увидев русских существами едва имеющими человеческий образ, полудикими, в странной одежде, говорящими языком, непонятным для образованных наций. Но вместо всего этого поразили их: красота русских мундиров, блеск оружия, здоровый вид и бодрость солдат, учтивость офицеров, остроумные ответы их на французском языке. Сначала парижане принимали их за эмигрантов, но вскоре убедившись в противном, стали передавать с удивлением весть о невероятных свойствах нежданных гостей своих. На всяком шагу были слышны похвалы кротким победителям; женщины из окон и с балконов махали белыми платками; во всем Париже раздавались восклицания: «Да здравствует Александр! Да здравствуют русские! Да здравствуют союзники» Да здравствует Вильгельм!» Во время парада парижанки, желая удобнее видеть государя, просили русских офицеров, состоявших в Его свите, сойти с лошадей и становились либо садились на седла. Государь, заметив эти проделки, указал на них князю Шварценбергу, который с улыбкой сказал: «Лишь бы не похитили этих сабинок».»
Все окружение Наполеона понимало дальнейшую бесполезность новых жертв и желало только мира. Понимал собственную обреченность и французский император, но как деятельный человек, в ожидании посланного для переговоров с союзниками Коленкура, он принялся переформировывать свою потрепанную немногочисленную армию. Если французы толпами дезертировали по домам, то полякам бежать было некуда. Из всех оставшихся на французской службе поляков была сформирована дивизия под началом генерала Красинского.
Даже бесстрашный маршал Ней, привыкший являть чудеса мужества в самых безнадежных ситуациях, понял, что дальнейшая война совершенно бессмысленна. Как рассказывает Богданович, «…маршалы, возбужденные сочувствием множества генералов и офицеров, решились идти к Наполеону и требовать от него отречения от престола. Лефевр, Удино, Ней, войдя к нему в кабинет, нашли там Бертье, Коленкура, Маре и других высших сановников империи. Маршалы были грустны и не смели сказать ни слова, но Наполеон сам, догадываясь о их намерениях, спросил – не имеют ли они каких известий из Парижа? «Имеем, и весьма плохие», – отвечал Ней».
Союзники обошлись с Наполеоном весьма милостиво, учитывая масштаб бедствий, доставленных им Европе: бывшему французскому императору позволили удалиться на остров Эльбу и даже взять с собой небольшое войско, составленное из добровольцев.
«Тщетно наши соотечественники ходатайствовали о разрешении последовать за Наполеоном в изгнание, – пишет графиня Потоцкая. – Тронутый их преданностью в то время, когда все кругом, казалось, было полно измены, он выбрал тридцать поляков, которые под начальством Жермановского отправились на Эльбу».
Наполеоновские маршалы, а за ними и войска присягали Бурбонам. Поляки, остававшиеся на французской службе, служить королю не пожелали; они предпочли вручить свою дальнейшую судьбу в руки самого великодушного врага – российского императора Александра. На этот раз они не ошиблись в своем выборе.
11 апреля 1814 г. был составлен трактат, подписанный союзниками – с одной стороны, с другой – уполномоченными поверженного французского императора. Сей договор определял судьбу Наполеона и членов его многочисленного семейства, ставших по воле случая королями и королевами, принцессами… Среди прочего, мирный трактат в самом конце, в п. 19, позаботился и о многострадальных поляках:
«Польским войскам, состоящим на службе во Франции, предоставлено возвратиться в свое отечество с оружием и обозами, в ознаменование их заслуг. Офицеры, унтер‑офицеры и солдаты сохранят полученные ими знаки отличия и положенные по ним пенсии».
Судьба герцогства Варшавского
Закончилась эпоха Наполеоновских войн. Страны начали возвращаться к собственным границам; иные немного увеличили свою территорию по праву победителей, другие что‑то потеряли. Только поляки оставались в подвешенном состоянии, и оно ввергало нацию в очередную нервозность. Рассказывает участник заграничных походов А. Ф. Раевский:
«Теперь умы поляков в страшном волнении; неизвестность терзает их. Все герцогство Варшавское разделено на области и округи, управляемые российскими чиновниками. Наполеон не существует более – по крайней мере, в мире политическом; король Саксонии – в плену: все взоры со слезами надежды обращены на императора России. Главная квартира генерала Барклая де Толли, главнокомандующего нашей армией, находится в Варшаве, все крепости заняты русскими. Жители ждут решительного приговора Конгресса Венского – и более всего боятся раздробления страны своей.
Бедность и нищета жителей дошла до невероятной степени…»
Оставшись без Наполеона, поляки невольно склонялись к русским, вернее, склоняло их великодушие противника. В Пулавах, имении князей Чарторыжских, Раевский познакомился с Михайловским. «Тесть его, генерал Каминский, – пишет в мемуарах русский офицер, – в плену у русских, но в письмах своих он так много превозносит снисходительность и человеколюбие неприятелей, так доволен местом своего пребывания (он находился в Белой Церкви), что дочь его поневоле должна была считать русских друзьями».
Русские тщательно заботились о том, чтобы оккупация Польши прошла незаметно, без видимых потрясений. Именно так пятьсот лет назад земли Западной Руси оказались под властью литовских князей. Опыт столетий свидетельствовал, что мятежный народ может покорить отнюдь не сила и угнетение, но добро и великодушие. Вспоминает епископ Бонавентура Буткевич:
«Когда Варшавское герцогство было занято русскими войсками, не произошло в нем значительной перемены: оставлено было прежнее правительство, с той только разницей, что в Варшаве вместо государственного совета, был учрежден временный совет, а в департаментах и уездах установлена должность окружного начальника, которому по преимуществу принадлежала полицейская власть. Русские солдаты соблюдали строжайшую дисциплину; безопасность лиц и имущества были вполне обеспечены; повсюду в крае водворился полнейший порядок».
В 1815 г. герцогство Варшавское отошло к России – территория его стала своеобразным призом русскому оружию, внесшему наибольший вклад в дело освобождения Европы от власти Наполеона. Пожалуй, для поляков было бы лучше, если бы их земли целиком оказались под скипетром российского царя. Однако недавние союзники по антинаполеоновской коалиции не могли позволить России проглотить весь польский пирог; Александр был вынужден уступить Австрии древнюю польскую столицу – Краков, а Торн и Познань отошли к Пруссии.
Героическая борьба поляков не увенчалось успехом. Хотя… От своего недавнего врага – русского царя Александра поляки получили даже больше, чем от «друга» Наполеона.
Российский император относился к поверженным народам с тем великодушием, которое мог себе позволить властитель великой непобедимой державы; Александр имел возможность быть добрым христианином, потому как Господь достаточно строго наказал всех врагов России. В речи к русским воинам, которые стояли на берегу Рейна и готовились перейти на французскую землю, Александр произнес:
«… Неприятели, вступив в средину Царства Нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели за оное страшную казнь. Гнев Божий поразил их. Не уподобимся им: человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их; понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку. Слава россиянина низвергать ополченного врага, и по исторжении из рук его оружия благодетельствовать ему и мирным его собратьям».
Поляки в полной мере испытали на себе доброту и благородство русского царя.
Герцогство Варшавское стало Царством Польским, и в составе Российской империи находилось на особом положении.
Войны в те времена еще хранили дух рыцарского благородства. После битв врагов не добивали и не бросали в концентрационные лагеря, но лечили вместе со своими солдатами и по выздоровлении они отправлялись на родину. После ожесточенной войны наступал мир, а вместе с ним исчезала ненависть между воюющими народами – разумеется, до следующей войны.
Русскому царю в благородстве по отношению к поверженным противникам, пожалуй, не было равных. Мы не будем вспоминать, как он танцевал вместе с недавними врагами на баллах в Париже, нас интересует, как Александр обошелся с поляками, посвятившими свою жизнь делу освобождения Польши.
Покориться обстоятельствам и перейти на службу к победителю отнюдь не считалось предательством. Ян Генрик Домбровский навсегда остался для поляков героем. Его имя упоминается в польском государственном гимне, который родился в 1797 г. – тогда он назывался «Мазуркой Домбровского» или «Песней польских легионов в Италии». Пожалуй, это высшая награда, которая только может быть поднесена благодарным народом генерал‑поручику, возглавившему польские легионы в далеком 1797 г.: