Кнут ненадолго угомонил мятежных поляков. В 1861–1863 гг. новое восстание потрясло основы российского владычества в Царстве Польском. Как и следовало ожидать, оно было подавлено. Остается лишь удивляться упрямству поляков, пытавшихся в одиночку вырваться из‑под власти величайшего государства, о которое разбились мечты талантливейших военачальников: Карла XII, Наполеона I и множества более мелких.
Митрополит Вениамин Федченков пытался разобраться в польском характере и нашел значимую черту, которая не позволяла этому народу терпеть над собой чужую власть:
«Это так называемый "ГОНОР", а переводя на русский язык, – гордость, и притом не очень еще и глубокую, а поверхностную, быструю, вспыльчивую, но постоянно возгорающуюся. Чтобы сослаться опять на самих поляков, приведу по памяти беседу бывшего маршала, главнокомандующего Польской армией, генерала Смиллого‑Рыдза (Рыдз‑Смиглы) с американской корреспонденткой, притом перед самой почти войной… Была даже и фотография в газетах… Она спрашивает его по поводу возможной войны с немцами.
Он, с улыбкою уверенности, отвечает ей, что поляки будут сражаться во всяком случае, хотя бы остались одни, без всяких союзников. Почему же? Потому, – разъясняет ей маршал, – что у человека есть нечто такое, что выше не только земных расчетов, не только жизни, но даже и самого Отечества. Что же это такая за ценность? Может быть, наконец, вера, католицизм, спасение души, за которые люди шли на костры, на зверей? Нет, – с улыбкою отвечает вождь (ведь не простой рядовой, а военный и идейный вождь, преемник создателя Польши, Пилсудского), – это гонор, – по‑польски, вероятно, было сказано слово честь…»
Митрополит приводит размышления и другого поляка – некоего Мстислава Годлевского:
«Под влиянием внешних обстоятельств мы привыкли увлекаться фантазией и обманывать себя, как бы нарочно. К сожалению, даже и доселе, – пишется в польской газете "Нива" за 1872 год, – мы неохотно взвешиваем условия нашего быта трезвым рассудком; любим преувеличивать свои силы и достоинства, рассчитывать на счастливую случайность и на несуществующую мощь; а, наконец, выжидать, сложа руки, лучших времен.
И сколько уже раз испытывали мы горькие разочарования!» Он же написал про русских совсем иное: "Даже и заклятый враг не может не признать за русскими политического смысла. Это – их несомненный дар". "А нас, – говорит неизвестный автор польской рукописи, – Господь Бог наделил… великим качеством – геройством; но не даровал нам другого качества: политического благоразумия и повиновения своим властям; сам же народ потерял в себе совесть».
Действительно, русские всякий раз благородно обходились с терпевшими поражения поляками, так ни один победитель не поступает с завоеванным народом. И православный митрополит, вроде бы справедливо, высмеивает польский гонор и возмущается неблагодарностью их. Но, что поделаешь… Не могут они терпеть над собой чью‑то власть – пусть даже самую милосердную. Поляки могут утратить независимость, на время растеряться (кому‑то покажется – смириться), но все равно в один прекрасный момент они восстанут и дружно примутся искать свою свободу, пусть даже противник будет в сотни раз сильнее их.
Православный митрополит традиционно неприязненно относится к католикам, и польская гордыня вызывает у него лишь иронию:
«…И куда бы вы ни обратились, что бы вы ни читали, везде вы слышите это несчастное губительное слово – гордость, честь… Вспоминается мне один факт из прошлой жизни, рассказанный поляком, не подписавшим своей фамилии из‑за боязни навлечь на себя гнев братьев. "Важнейшим сословием в Польше было, – так начинает автор свою польскую рукопись, – сословие шляхетское"… Это всякому известно. Подтверждать не нужно.
"Храбрость перешла в кастовую гордыню… выработался деспотизм шляхты: всякий в своем поместье хотел быть и… был почти был королем". Все это известно. Но вот подробность. Обедневшие шляхтичи поступали к богатым магнатам на службу. За провинности те наказывали их, даже секли. Но шляхтича "секли на ковре; так как бить шляхтича на голой земле считали оскорблением"… Факт почти невероятный у нас, да и у других. А поляку это, вероятно, нравилось».
Но так ли плох польский гонор? Его презирают и ненавидят соседи, но именно он позволил народу сохраниться, не раствориться в чужих этносах, не быть стертым с лица земли по примеру соседних прусов.
В 1918 г. на волне Октябрьской революции и неудачно завершающейся для Германии I‑й Мировой войны поляки вернули, наконец, себе независимость. 11 ноября 1918 г. восставшие поляки разоружили немецкий гарнизон в Варшаве. Царство польское избавилось от немецкой оккупации, и не было даже и речи, чтобы оставаться далее в составе России этому самому западному региону империи. В. И. Ленину пришлось признать де‑факто потерю высокоразвитой окраины, потому как если полякам не дать свободы, они возьмут ее сами, воспользовавшись тяжелым положением России. Ненадежный член был отрезан, но втянуть Польшу в орбиту старшего брата желание не пропало… Первая попытка Советской России была крайне неудачной. Результатом Советско‑польской войны стало поглощение Польшей Западной Белоруссии и Западной Украины.
После II‑й Мировой войны Советский Союз взялся помочь в строительстве социализма странам Восточной Европы, которые освободила от фашизма Советская Армия. В Польше, в результате сложных манипуляций к власти пришла просоветская Польская объединенная рабочая партия. Чтобы задобрить поляков, в 1945 г. Советский Союз подарил им Белостокскую область, от Германии к Польше отошли: южная часть Восточной Пруссии, Померания, Нижняя Силезия и часть Бранденбурга.
В 1948 г. с помощью Советского Союза было подавлено вооруженное сопротивление оппозиционной Армии Краевой. И все равно, как‑то неуютно Польша чувствовала себя в социалистическом лагере. Оппозиция в ней никогда не переводилась, возникая среди самых разных слоев и групп населения – и даже на самом высоком уровне.
Трансформация политических взглядов Владислава Гомулки необычна, но, пожалуй, закономерна для поляка. Старый коммунист (с 1926 г.) приговоренный в довоенной Польше к четырем годам тюрьмы, отсидевший половину срока, мечтал построить справедливое социалистическое государство на польской земле. В середине 30‑х г. Гомулка повышает свое политическое образование в Москве. В 1939 г. он в составе добровольческой рабочей бригады защищает польскую столицу от гитлеровских войск, а после ее капитуляции бежит на восток. В изгнании начинается стремительный рост его политической карьеры: в 1941 г. Гомулка становится членом ВКП (б), в 1942 г. входит в ЦК недавно образованной Польской рабочей партии (ПРП), а в 1943 он уже генеральный секретарь ПРП.
В освобожденной Польше Владислав Гомулка – заместитель премьер‑министра и министр по делам возвращенных территорий. Первые годы он строил у себя в стране социализм по точному образу и подобию социализма у восточного соседа – за что и получил кличку «Маленький Сталин». Но…
В 1948 г. Гомулка уже отстаивает идею индивидуального польского пути к социализму. Он был снят со всех государственных и партийных постов, признал свои «ошибки», снова ошибался и даже с июля 1951 г. до 1954 г. содержался в тюрьме.
Но остальной Польше также не понравился социализм старшего брата; в октябре 1956 г Владислав Гомулка избран первым секретарем ЦК ПОРП и наконец‑то занялся строительством своего польского социализма. У Польши была своя аграрная политика, не предусматривающая сплошной коллективизации; у власти и церкви сложились хорошие отношения; в общем, дышалось в Польше гораздо свободнее, чем в Советском Союзе.
В 1970 г. Владислав Гомулка был смещен с поста генерального секретаря ПОРП, однако отличительные черты польского социализма остались.
В начале 80‑х г. XX в. с экранов телевизоров, со страниц газет к нам пришли польские фамилии Куронь, Михник, Лех Валенса и первый в Восточной Европе неподконтрольный государству профсоюз «Солидарность». Их клеймили позором, как предателей социализма, прихвостней капиталистического Запада. Что в Польше не все так, как у нас, мы немного знали: в старые брежневские времена мы с удивлением слышали, что у соседей нет колхозов, и в большинстве своем земля находится в частной собственности, что руководит страной не компартия, и партия у них не одна, и что в костелах у них не зерносклады либо музеи атеизма, как у нас, а молятся прихожане… Более всего удивило не наличие в Польше людей, которые недовольны властью; вызвало изумление то, что о них заговорили в Советском Союзе, а не замолчали, как обычно. Но это был уже случай с шилом в мешке, которое утаить невозможно – оставалось только вопить, что польские ренегаты поступают очень плохо.
Как ни удивительно, однако с этого свободного профсоюза на судоверфи Гданьска начался распад социалистической системы, а затем и обратная трансформация стран социалистического лагеря в капиталистический. Волна забастовок и других акций прошла по всей Польше с протестом на увольнение простого электрика – Леха Валенсы – с Гданьской судоверфи. А в результате изменился весь мир. Исчезли гигантские межгосударственные образования: СЭВ (Совет экономической взаимопомощи) – претендовавший на роль Евросоюза в Восточной Европе – распущен в 1991 г.; Организация Варшавского договора с общей армией в 7,5 млн. человек в 1985 г. – соперничавшая с блоком НАТО – также прекратила свою деятельность в 1991 г., причем бывшие социалистические страны Восточной Европы оказались в блоке НАТО.
Польшу с распростертыми объятиями встретили в Евросоюзе, и теперь поляки доставляют немало хлопот объединенной Европе. Потому что у Польши всегда есть собственное мнение, и оно часто отличное от мнения Брюсселя. Развалить Евросоюз (как ранее социалистическую систему) у поляков может и не получится, но они не будут расселять у себя толпы эмигрантов по требованию Брюсселя – это точно!
Только Наполеону поляки остались преданными до конца. Хотя… если б междуна