Семья Барташевичей, судя по содержанию второго письма, на Урале была разделена. Ее члены проживали в разных населенных пунктах и общались друг с другом посредством переписки. Лишь изредка им удавалось увидеться. Кто-то из родственников оставался на бывшей польской территории. В их письмах обозначено место отправки – небольшой город Липск на северо-востоке Польши, по современному административному делению входящий в Августовский повят Подляского воеводства.
Письма сообщают о повседневной жизни людей, их надеждах и чаяниях. В них говорится о насущных хозяйственных проблемах, отражается экономическая ситуация в уральской деревне. Из содержания третьего письма узнаем о том, что среди поляков за довольно короткий срок пребывания их на Урале уже заметны ассимиляционные процессы: происходит утрата польского языка, религиозных и народных обычаев, причем как среди детей, так и взрослых. По этому поводу автор письма высказывает большое сожаление. Хотя в четвертом письме, наоборот, говорится о том, что благодаря полякам к вере в Бога приходят русские. Отношения с местными жителями и поселенцами у поляков складывались добрососедские, но в то же время присутствует настороженность к некоторым лицам. Также об осторожности и опасениях поляков свидетельствуют недомолвки и многоточия в письмах.
Много внимания в письмах уделяется военным событиям того времени в Европе. После нападения Германии на Польшу Англия и Франция объявили Германии войну, от них поляки ждали помощи в освобождении своих земель. Поэтому любая информация о ходе войны ожидалась с нетерпением и принималась с большим интересом. Единственным источником новостей было радио, которое, как можно понять из писем, было доступно не каждому (вероятно, в поселениях поляков в Молотовской области. Подавляющее большинство поселков в то время не было радиофицировано) и очень ценилось. Во всех письмах чувствуется привязанность к родине, надежды на скорое возвращение домой и встречу с родными.
02.06.1940 г.
Дорогой отец и Генек,
получили от вас письмо от 26.05.40, за которое сердечно вас целуем. Радуемся, что вы здоровы и что пока не теряете духа. Держитесь, наши любимые, может, Бог даст, что скоро и для нас выглянет солнце. Минуту назад вернулась с радио и услышала немного новостей. Вот они: немцы затопили два английских судна, везущих продукты; большие битвы разыгрываются в Южной Франции; эвакуируют людей штатских немцев из приграничья Франции в глубину края; в воздушной битве немцы потеряли сорок самолетов и тринадцать потерялись без вести, англичане потеряли семь самолетов. Англичане сильно бомбардируют немецкие города на побережье. Англия понесла большие потери при высадке своего десанта во Франции, потому что немецкие самолеты бомбардировали высаживающиеся войска. К этим известиям нужно, однако, относиться с большой осторожностью, потому что подавались с подачи палачей Берлина. Никаких комментариев из Лондона или Парижа не было. Затем и Россия тоже передает о немцах как о своих союзниках. Достаточно осторожно о потерях английских или французских, хотя и не без удовольствия. Если бы могла слушать радио ежедневно и по три раза в день так, как передают, то разбиралась бы в ситуации гораздо лучше. А так – раз в две недели, и поэтому трудно сориентироваться в ситуации. Что касается радио, то, кроме прослушивания, у меня есть еще ребенок, который не позволяет вырваться из дому, обязанности по дому, поэтому иногда опаздываю, а иногда «радио не работает», а это происходит довольно часто…
02.06.1940 г.
Дорогой отец,
отправила тебе открытку с почты, как была 01.06 за деньгами, не знаю, получил ли ты. Так, опишу тебе дорогу. Она была неплохая, половину дороги болото и вода, а половина полями – сухо.
Дошла до дому хорошо, и ноги сильно не болят. Деньги раздала, и ведомость с подписью высылаю вашему коменданту. Заработала по рублю с сотки. Такой порядок установили женщины. Кто идет на почту, тот получает от ста рублей один рубль. А с письма – десять грошей. Думала, в деревнях что-нибудь куплю. Но на деньги ничего нет. На хлеб, табак, ткани можно что-нибудь купить – молока, яиц, а так ничего нет.
Страшная беднота, голод и нищета, даже не верится, что Россия, такая богатая, до этого могла дойти. Купила один литр молока и три яйца по пятьдесят копеек за штуку. Всю дорогу смотрела на ваши горы, и сердце мое болело. А как шла назад и на последней остановке отдыхала, поплакала, глядя на ваши поселения. Увидимся ли мы еще. Отпуска вам не дают, нас к вам не везут, и так разделили людей в пожилом возрасте.
Так тяжело жить. Если бы вместе, можно было бы хотя бы поговорить, пусть даже поругаться. А так пиши хотя бы часто, пока можно. А может, и это запретят. Получили ли посылку, которую вам везла Ядя Бочковска? Было там: три рубашки, три блузки, три пары носков, двое кальсон, очки. Напиши, получили ли. Позаботься об этой малышке, она сирота, без матери, а отец болен. Она нам помогала дрова носить и рубить. Осторожен будь с Новицким и Печарским, осторожен в разговорах, и также с лесничими, потому что в поселок приходит много разных людей. Если можно, вышли перечень денег на всех…
…Жены, которые мало верят в своих мужей в этом отчаянье и горе, очень сильно тревожатся, должны для себя выяснить определенные вещи и с этой суровой действительностью смириться. А вообще много еще в наших людях есть зла. И, несмотря на множество тяжелых минут в жизни такой, как наша, мы не забываем еще и угнетать своих близких. Но пока хватит, наверно, уже надоела вам моя нотация.
Целую вас крепко и сердечно. А Малинка целует деда крепко-крепко. Она уже сможет это сделать. Очень выросла, уже не помещается в «конверте». Это достаточно крупный ребенок на свой возраст. Жаль, что не можете ее видеть. Скучаем по вас и ждем длинного письма от вас. Мама допишет сама. Целую крепко Люсю, Генка. Напиши немного больше и старательнее о себе и своей жизни.
Пока, Люся.
[Без указания числа]
Наш комендант был у вас. Не знаю, но произошли большие изменения с ним. Потому что никогда не разговаривал, а теперь не проходит мимо меня или Люси, чтобы не поговорить. Что случилось, не знаю. Может, это случай с деньгами. А может, что другое, – не знаю. У нас на начало этого случая и новости появляются молниеносно, одним словом, в эту же минуту. Ждем от вас … письмо до 27-го должно быть.
Как у вас идет работа? Халинка писала, что у них собираются до настоящей и честной работы, вместе с коллегами, а коллег теперь имеют очень много, пусть поработают за нас, старых. Но хватит, будьте здоровы, не переживайте и не падайте духом. Зарабатывайте деньги на дорогу к нам. Кто выслал деньги, ты или Франусь? Вижу из письма, что Люся жалуется Франку, что носится с каждым грошем…
…С кооператором пришли его жена и дети, какое-никакое признание мужчин. Я допущена до этой чести. Когда другим помогаю, могу или совсем не дать слушать, или тоже отправить в контору, где есть усилитель (вероятно, имеется в виду громкоговоритель. – Сост.), а там, когда начинаются «Известия», перед носом закрывают дверь.
Как часто жалею, что не забрали мы своего детектора. Теперь могла бы с успехом слушать, потому что даже нашла в корзине совсем новую антенну. Но – не судьба, так случилось.
Что до этих радионовостей, то местные жители, которые нам симпатизируют, советуют не всему слишком верить. Они сами так же поступают. Очевидно, имеют для этого все основания. А некоторые, как эта украинка Кольчицка, говорит просто в глаза, что все равно вы тут долго не будете, вас вывезут в свой край обратно.
Дал бы это Бог, чтобы ее слова исполнились. Например, вчера мама одной из местных жительниц подарила семян салата с таким пожеланием: «Дай Бог, чтобы вам хорошо рос и чтобы вы не успели его съесть». Они, наверное, должны что-то знать. Только нам не хотят говорить.
Очень беспокоит, что наши польские дети, начиная с яслей и на [детских] площадках, теряют свои национальные черты. И это не один случай такой. Обращаются в разговоре только по-русски, не хотят дома креститься и говорят, что то, что имеют, то имеют, но не от Бога, а от С… Как об этом подумаю, так и вздрагиваю, и холодно мне делается. И это только два месяца прошло. А что будет дальше?
Мы пока здоровы, держимся кое-как и как-то справляемся со всем. Не теряем духа и не теряем надежды в лучшее завтра. Плохо только, что все чаще приходят от вас анонимки, что этот или тот муж изменяет своей жене и т. д., у нас происходит большая утрата обычаев и тому подобные истории. Это очень печально…
30.07.1940 г.
Сегодня получил письмо пана Яна. До сих пор воздерживался от отправления письма от 16.07. И только сегодня (30.07) выслал. Потому что не было никаких утешительных известий.
Сегодня у меня другое настроение. Несколько дней тому назад в словах первого министра Англии, обращенных к полякам всего мира, прозвучало, чтобы мы не сомневались ни на минуту, что Польша будет свободная и единая. Хотя на одних обещаниях далеко не уедешь. Но, однако, приятно слышать заверения от людей известных, что нас Бог и люди помнят. Местный народ полон надежды, что все изменится. Оглашают нам из надежных источников, что Войско Польское считает не десятки, а сотни, тысячи солдат и находится в Англии в Палеотыне (Палестине?), а может, и в другом месте. Нужно надеяться, что раньше или позже, действительно, выступит Америка. Когда читал Ваше письмо, то пришла мне мысль: если бы можно было прочитать его с амвона, чтобы рассказать, донести до людей, как Господь разными путями приводит к себе.
Несмотря на беды и заботы, вера и ревностное служение католиков не только не слабеют, но, можно сказать, усиливаются. «Просите – и получите, стучите – и вам откроют», – сам Господь сказал. Имею известия, что уже некоторые россияне с помощью сосланных поляков приходят к вере в Господа. «Настоящее миссионерство». Месса в 10.30 у нас по-русски будет за Вас. Дорогие прихожане, 11 августа никаких пожертвований прошу мне не присылать, потому что я буду чувствовать себя обязанным. Дела наладятся, как только я рассчитаюсь с налогами. Поручаю вас, дорогие мученики, милосердию Божиему и опеке Девы Марии.