…Далеко слышны оружейные залпы… На правом фланге идет бой. Освобождается земля, стонавшая в немецком ярме.
Философ лежит на кровати и говорит, что сегодня будем ночевать в немецких окопах. Все может быть. Мирная жизнь окончилась, начинаются настоящие бои. К Эрне с письмами послали гонца. Вечером привезет ответ. Хотелось еще побывать там разок, но не удалось. Все чаще и чаще ведут пленных. Вот они, «арийские» вояки!..
20 января 1945 г.
Варшава
А за эти дни так много событий произошло. Шестнадцатого перед вечером вышли из Яблонной и переправились по льду через Вислу. Немец ушел дальше. Это был незабываемый момент. Вечерело. Ясный, морозный вечер. И по льду нескончаемым потоком идут пехотинцы, движутся артиллеристы со своими пушками, едут обозники на «фурманках». У всех радостное, приподнятое настроение. Ведь сегодня – праздник, день, которого многие ждали. Только вчера на этой дамбе сидел немец, и не было здесь ходу. А вот сегодня пошли, наши пошли. Прямо на льду немецкое проволочное заграждение. Сукин сын укрепился.
Ночью остановились в какой-то деревушке, ночевали в немецкой землянке. Все готовились к бою, но немец стремительно уходил на Запад. Перед утром 17-го двинулись дальше, на Варшаву.
С разведчиками догнал авангардный 4-й полк. Все ближе и ближе Варшава. Вот часам к 10 утра подошли к Повонзкам – предместью Варшавы. На всякой случай 4-й полк развернул в боевой порядок головной батальон.
Без боя вошли в Варшаву. На окраине нас радушно встречали отдельные жители, угощали горячим кофе. Шесть-то лет они жили под немецким оккупантом. Шесть лет ждали нас, ждали освобождения Варшавы. И оно пришло!..
Догнал нас гонец из Вавера, тот, которого посылал я с письмом к Эрне. Интересное дело. Оказывается, меня там уже похоронили. Приехал туда Новаковский и рассказал, что меня убили и похоронили. В связи с этим получил интересные письма от Эрны и Пясецких. Они пишут, что были очень огорчены моей смертью и несказанно обрадовались, когда приехал мой гонец и оказалось – «буйда с Бундой». Пишут, что мне суждено долго жить. Так как существует поверье, что, если кого заживо объявляют похороненным, тот будет долго жить. Хорошо! Нет худа без добра!
Итак, 17 января 1945 г. мы вступили в Варшаву. С разведчиками вылез к центру города. Жалкий вид! Одни развалины, одни груды камня. Уцелели только незначительные здания. В одном доме оказался какой-то склад, ребята его обнаружили и набрали трофеи. На улице встретили только двух цивильных, и то они пробрались из Праги, чтобы посмотреть на красавицу Варшаву, вернее, на то, что некогда было красивейшим городом в Европе. Есть ли мера мести, чтобы отплатить немцам, этим варварам, извергам, так надругавшимся над гордыней польского народа, над городом-страдальцем – Варшавой?! Вот так же нужно разрушить их проклятый Берлин, логово зверя!
Эти дни стояли в Варшаве. Был парад. Напротив Дворца Глувнего на импровизированной трибуне – президент Берут, премьер-министр Осубка-Моравский, маршал Советского Союза Жуков, главнокомандующий Войском Польским Роля-Жимерский и вокруг – огромная толпа народа. Проходят войска. Прошли вместе с ними мы, наш полк. На первом параде в освобожденной Варшаве. Народ нас приветствовал с великим энтузиазмом, с несмолкаемыми «Нех жие!» в честь великой Красной армии, Правительства польского, в честь Маршала Сталина.
За это время был в Вавере. Радостно приветствовали меня там, из «мертвых вставшего». Через Вислу переезжают по понтонному мосту, его уже навели наши саперы. Знакомые места. Вот бывший командный пункт 3-го батальона, оттуда не раз мы выходили к мосту Кербедзя. Раньше здесь нельзя было так свободно ходить без риска для жизни. А вот сейчас война ушла далеко на Запад. Поговаривали о том, что переходим и мы в наступление, но потом решили оставить нас в Варшавском гарнизоне. Итак, пока остаемся в Варшаве. Надолго ли? Неизвестно.
21 апреля 1945 г., воскресенье
«Начинаю вот эту 13-ю тетрадь своего дневника в германской деревне Вандлитц, что в 22 км севернее Берлина.
Скоро будет и Берлин! Сколько времени мы стремились сюда, стремились к нашей окончательной победе. И она близка, совсем рядом.
Враг будет сопротивляться. Берлин даром не дается, но все же это жалкие потуги. Грозный рев наших пушек уже слышен здесь. Говорят, что Красная армия и союзники уже дерутся в предместьях Берлина.
Перед вечером двинулись дальше. По шоссе полно войск. Польские, русские… Все движутся в одну сторону – на Берлин! Нах Берлин! Мессеры обстреляли дорогой. Но все обошлось благополучно. Ночью приехали в деревушку над озером Ленитц. Устроились в домике среди леса.
25 апреля 1945 г.
Герсендорф
Двинулись дальше. На Берлин пока не вышли, завернули северо-западнее. Проехали городок Ораниенбург и остановились в деревне Герсендорф.
Почему не идем на Берлин? Там сейчас жестокие уличные бои. Но ненадолго это. Вот-вот он падет, несмотря на то, что сам Гитлер принял командование обороной Берлина.
В Герсендорфе вторые сутки. Здесь много русских пленных, особенно девушек. А еще завел меня один разведчик в лагеря, где находились свезенные в Германию девушки, мужчины из Польши, России. Это недалеко от нашей деревни. Зашел в бараки. Девушек было много. Из Чернигова, из Минеральных Вод, из Харькова. Когда я предложил им написать домой письма, то они охотно согласились. Вот одна из них пишет: «Милая мамочка! Дорогие незабываемые друзья! Я жива, здорова. Красная армия освободила нас! Счастье близко. Жду встречи с вами. Целую. Нина Литвиненко». Это письмо в г. Пятигорск. Сама Нина – милая девушка, хорошо поет и аккомпанирует на гитаре. А вот второе письмо, в г. Харьков, на Холодную Гору, Кладбищенская улица, Антиповой Елене Семеновне: «Милая мамочка! Я нахожусь еще на старом месте вместе с Верой. Вчера к нам пришли, и теперь мы освобождены. В скором времени едем домой. Твоя дочь Тамара».
Все они хорошие, милые, веселые девушки. Нас принимают, как дорогих гостей. Расспрашивают о своей, не виданной три года Родине. Мы их расспрашиваем о днях, проведенных в Германии. Все они красивые девушки (немцы знали, кого забирать!).
Вечером у командира 3-й роты собрались на вечер, позвали из лагерей девушек, в том числе Тамару, потанцевали с ними и выпили за скорейшее наше и их возвращение на Родину.
Девушки благодарны нам за свое освобождение.
Сегодня днем на велосипеде поехали в лагерь, но он оказался пустым: все уже уехали. Через месяц, может быть, и больше, все они вернутся домой. Вот обрадуются дома!
Из Москвы теперь каждый день получаю письма. От Тамары, от ее мамы, а сегодня даже от Белецкого. Он пишет, что на «отлично» закончил академию и теперь едет куда-то командиром полка. Советует и мне тоже добиваться поездки в Академию. Но разве это от меня зависит? Я бы рад, с дорогой душой.
Тамара совсем пишет, как своя, родная: «Я не стану говорить о том, что и я, и мама будем очень рады твоему приезду, ты сам прекрасно это знаешь…» и дальше: «О моем бывшем муже. Я знаю, что этот вопрос был задан не из простого любопытства, и еще по форме его я почувствовала, что ты ощущал некоторую неловкость, задавая его. Неловкость здесь явно лишняя, наша дружба дает тебе право ставить подобные вопросы, а откровенность в наших отношениях всегда будет гарантировать честный и прямой ответ на них».
А еще раньше в своем письме она писала: «Уже очень поздно. В доме все тихо-тихо, только на улице слышатся чьи-то торопливые гулкие шаги, и причудливые тени пробегают по комнате, когда сквозь шторы проникает свет проезжающей мимо машины. Наверное, у вас там уже весна и солнце, которое ты так ждал, а скоро наступит конец войны и тот день, когда ты сможешь поехать в Москву. Обязательно наступит, и очень скоро. Как радостно будет мне сидеть и заниматься в такой же тихий вечер, когда ты будешь спать, усталый с дороги, в соседней комнате, будешь спать спокойно и знать, что тебя ничто и никто не разбудит».
8 мая 1945 г.
Счастливый день переживает теперь каждый из нас. Официально объявлен конец войне. Сколько каждый ждал этого счастливого дня! И сколько не дождались его… За эти майские дни у нас случилось много событий. Очень жалко, что столько не записывал этих дней.
Первомайские дни встречал в лесу. Даже не удалось попраздновать: все время сидели в боевой готовности. А дальше – все марши и марши. До самой синей Эльбы. 4 мая встретились на Эльбе с союзниками – американскими войсками. Тоже значительное событие.
Затем жили над Эльбой, в замечательной немецкой деревушке Шенфельд (в переводе на русский – хорошая, красивая). Жили в домике, в лесу, возле железной дороги. Там держали оборону. И 7 мая внезапно приказ: немедленно выступать. Радостно было на душе: ведь идти-то домой. На Восток! Раньше все время стремились на Запад, а теперь вот наконец-то дождались того дня, когда идем обратно.
Выходит, счастье не покинуло меня до самого последнего дня. Дожил до этого счастливого дня – дня окончания войны. Окончание войны! Только подумать!..
Германия капут! Гитлер капут! Берлин капут! И мы с победой возвращаемся. Домой возвращаемся. Снова к мирной, созидательной жизни. О ней мы так долго мечтали, за нее бились и наконец-то добились. Кончились ратные дела.
Форсированными маршами идем пока к Берлину, а затем, говорят, – в Варшаву. Хорошо это. Прекрасно.
В скором времени Варшава снова будет встречать своих героев, свою Варшавскую, теперь уже Краснознаменную 2-ю дивизию им. Домбровского. Нас ведь теперь наградили. Из старых офицеров нас осталось считанные единицы. А так все новые.
Сейчас вот на велосипедах мы вырвались вперед батальона. Сижу в какой-то немецкой деревушке на крыльце крайнего домика и пишу. Рядом по шоссе идут нескончаемым потоком машины, люди. Все на войну. А на Запад тоже идут колонны французов, бельгийцев, китайцев. Они тоже возвращаются домой. Давно ведь не были дома.