Поляки в Пермском крае: очерки истории и этнографии — страница 8 из 55

79), и, чтобы жить, да еще с семьей, приходилось искать основные источники дохода, особенно тем, кто не получал помощи из дому или от соплеменников, проживающих в России. В выдаче пособия часто отказывали. Причины для этого были разные: обеспеченность родственников, живущих в Польше, возможность работать на новом месте жительства и т. д. По данным полиции г. Кунгура, на 10 июня 1864 г. из 69 ссыльных пособие получали только 11 чел., а на 1 декабря 1864 г. – 53 из 116 чел.80 Право отказа в пособии при наличии иных источников дохода давало местной администрации широкие возможности для манипуляций. Примером может служить история получения пособий семьями Прендовских и Григория Имшеника. Если первым, приехавшим в Пермь с рекомендательным письмом к губернатору, было выплачено пособие даже на оставшихся в Польше детей и притом без всяких усилий с их стороны, то вторые в течение четырех лет вели настоящую письменную войну, находясь в бедственном положении. В семье Имшеника было шестеро детей, больная жена и мать, однако, даже признав, что задержка выплат несправедлива, сосланному так ничего и не выплатили – «по причине смерти»81.

Мы имеем немало примеров, когда ссыльные поляки с разрешения городского начальства нанимались на заводы в качестве административных работников или в купеческие дома, в имения – «по письмоводству». Обширную практику имели врачи, немалым спросом пользовались фотографы82. Некоторые ссыльные завоевывали уважение в предпринимательских слоях и среди местной администрации. Следует отметить, что возможность работать и заводить свое дело определялась городским начальством индивидуально. Так, проживающему в Кунгуре М. Брыльскому было разрешено устроиться на Кунгурский пароходный завод фабриканта Гукса, а его земляк Остроминский права работы был лишен. Давая частные уроки детям, он по прошествии некоторого времени был отстранен и от этой своей деятельности, а уездный исправник, пропустивший этот факт незаконной работы, получил строгий выговор от вышестоящего начальства83. Местные полицейские исправники имели директиву, категорически запрещающую ссыльным полякам всякое преподавание, причем не только им самим, а также членам их семей, которые добровольно последовали за ними84. По законодательству Российской империи осужденные не имели права заводить собственное дело. Например, Юзеф Пиотровский, отбыв наказание, получил разрешение поселиться в Перми. Будучи, как бывший каторжник, лицом «неблагонадежным», он не мог открыть книжный магазин на свое имя, и такое разрешение получила его жена Ольга85. Действия властей разных уровней в вопросах трудоустройства поляков были несогласованными, в результате чего возникали даже курьезные случаи. Так, в Кунгуре поляку Нейману губернские власти отказали в пособии на том основании, что он по специальности – врач и может найти применение по профессии. А уездный исправник работать ему не разрешал86. Поэтому, несмотря на отдельные примеры деятельности ссыльных поляков, большая часть специалистов оставалась невостребованной.

Документальные материалы наиболее полно раскрывают жизнь ссыльных поляков в Кунгуре в 1860-е гг. Мы располагаем данными о 146 ссыльных. Из них на постоянное место жительства остались единицы. Подавляющее большинство либо были переведены в другие города, либо отпущены на родину после отбывания срока, либо умерли в ссылке. На основании дат прибытия в г. Кунгур можно установить, в какие годы прибывало больше ссыльных. Наибольшее число зафиксировано за 1863 г. – 16 чел., 10 чел. прибыли в 1855 г., по 8 чел. – в 1856 и 1864, 7 чел. – в 1854, 4 чел. – в 1859, в остальные годы – по 1 чел.87

Среди ссыльных насчитывалось 20 женщин88, например, политическая преступница из дворян Франциска Калещинская, получившая 3-месячный срок содержания под строгим полицейским надзором89. Всего в Кунгуре было 58 женщин, включая членов семей сосланных, из них 28 чел. имели детей. Можно отметить, что две пары были сосланы вместе. У 36 ссыльных жены жили в Кунгуре90. Можно предположить несколько причин этому. Возможно, сыграло свою роль достаточно хорошее материальное положение поляков, среди которых было много дворян и помещиков, что давало им возможность содержать свои семьи и вдали от дома. Другое объяснение – высокая значимость семейных ценностей, свойственная католикам, и стремление сохранить свою семью, свою религию, свои традиции на новом месте. Был даже случай, когда ссыльный поляк дворянин Александр Сливовский женился в г. Кунгуре на дочери другой ссыльной, полячке Александре Станишевской91.

В целом в семьях ссыльных поляков, как правило, было достаточно много детей, и почти все они вместе с матерями добровольно приехали к месту ссылки отцов. По одному ребенку было у 11 ссыльных, по два – у 9, по три – у 6, по четверо детей было в трех семьях92. У Викентия Мисевича также было четверо детей: Викентий, Сигизмунд, Мелания, Фекла, причем самым младшим было от роду соответственно три года и один год93. Четверо детей было у коллежского секретаря Григория Имшеника-Кондратовича: два сына – Петр и Антон и две дочери – Сабина и Мария. У Григория Кондратовича было шестеро детей: Петр, Антон, Сабина, Мария, Иозефа, Людовика94. Вместе с семьей Адама Феликсовича Брузиновского приехала даже племянница Михалина95. Нередко женщины приезжали с грудными младенцами или с очень маленькими детьми. Примеров тому множество. За дворянином Ковенской губернии Эмилием Гейнштора на Урал добровольно последовала его жена96. Дворянка Елена Хомская, 24 лет, приехала с грудным сыном в Пермскую губернию на жительство к сосланному мужу 28 августа 1864 г.97 Дворянка Ипполита Микевич, 27 лет, с малолетними дочерьми Меланией и Викентией тоже прибыли в Кунгур 21 января 1864 г.98 Стефания Крашевская приехала к своему мужу дворянину в Кунгур из Гродно99. По-видимому, младшие дети (достигшие определенного возраста, чтобы осмысливать происходящее) вместе с матерями сами принимали решение, ехать им за отцом или нет, а старших детей высылали принудительно. Например, у уже упомянутого Григория Кондратовича взрослые дети, от 15 до 26 лет, были высланы вместе с отцом100. Той же участи подверглись дети Косеродского, 15 и 16 лет101. Тем не менее, среди ссыльных было много холостых мужчин (прежде всего среди молодых), были и вдовцы, нередко с детьми. Известно о 10 ссыльных, семьи которых оставались на родине102. Некоторые жены возвращались обратно. Например, состоящий под надзором в г. Соликамске дворянин Юлиан Антон Новосельский приезжал в Пермь, чтобы проводить свою жену, направлявшуюся в Царство Польское103.

Наиболее полную информацию мы имеем о 64 ссыльных. Среди них было 26 дворян, 8 чиновников, 8 крестьян, 5 военных, 3 врача, 3 священника, 2 почетных гражданина, 2 однодворца, 1 помещик104. То есть социальный состав ссыльных был разнообразен, но преобладали дворяне. Происхождение их по месту прежнего жительства также различается: больше всего (по 8 чел.) было из Минской, Виленской и Киевской губерний; 5 чел. – из Ковенской, по 4 – из Каменец-Подольской и Витебской, по 3 – из Волынской и Гродненской, по 2 чел. из Санкт-Петербургской, Эстляндской и Могилевской губерний105. Таким образом, наибольшее число ссыльных прибыли из Западного края, особенно из Украины и Белоруссии, а также из бывших польских территорий. Почти все сосланные были лишены прав состояния: из 40 человек, о которых имеются сведения, такому наказанию подвергнуты 35 (почти все дворяне); пятеро (почти все крестьяне) не были лишены прав106.

За всеми ссыльными был установлен полицейский надзор: за 34 (подавляющее большинство) – бессрочный, за одним – на 2 года, один поселился на постоянное место жительства. В большинстве случаев (37 чел.) это был гласный надзор, лишь за 12 ссыльными – секретный107. Многие ссыльные были причислены в податное сословие. Из тех, о ком есть сведения, число таких составляло 22 человека, а 8 человек не были причислены к этому сословию108.

Ссыльные, живущие в Кунгуре, чаще всего оставались невостребованными (29 чел.), но были и те, кто трудился – главным образом на черных работах (15 чел.). Разными работами занимались три человека, еще трое состояли в услужении. Остальные, по-видимому, использовали для приобретения средств к существованию навыки, приобретенные на родине. Так, четверо служили письмоводителями, что не удивительно, т. к. среди ссыльных было много грамотных людей. Двое занимались клейным и красильным ремеслом, по одному – малярным и столярным делом, были также один фельдшер и один виноторговец109.

Трудно выявить четкую закономерность между сословным и материальным положением сосланных и выплатой им содержания от государства, или между теми, кто выполнял какие-либо работы, и теми, кто не имел занятия. Так, среди тех, кто ничем не был занят, дворян и не дворян было поровну. То есть, по-видимому, необходимость в работе не определялась сословным положением. Также она не диктовалась впрямую потребностью обеспечить свое существование. Среди неработающих были и те, кто получал содержание, и те, кто его не получал, однако число тех, кто имел содержание, было несколько больше (соответственно, 17 и 9 чел.) Содержание выплачивалось также представителям всех сословий. То же можно сказать и об отсутствии денег: среди тех, кто не получал денег от казны, было дворян – 11, не дворян – 21. По-видимому, положение не дворян и дворян в ссылке было примерно одинаковое, т. к. почти все они были лишены прав состояния. Среди дворян встречались и такие, кто занимался «черными работами»: их было 7 человек – почти столько же, сколько представителей других сословий, занятых тем же (8 чел.). Причем такую работу полностью вынужденной назвать сложно, поскольку ею занимались как те, кто не имел содержания (10 чел.), так и имеющие содержание (5 чел.)