Поляна, 2012 № 02 (2), ноябрь — страница 22 из 22

Автор — теософ, он предлагает свой взгляд на многие тайны, выводит сложную закономерность «воцарения» одиозной фигуры Сталина, он даже пишет новое Евангелие — откровение большевиков, притчу о советском времени, расставляя всех по своим местам и раскладывая историю по полочкам. Кстати говоря, автор — дипломированный историк. Ему ли не знать тонкостей… Затрагивая весьма и весьма серьезные темы, опускаясь до глубин неведомых и поднимаясь до высот горних (в романе немало цитат из Святого писания), он, в то же время, не враг хорошей шутке и анекдоту («Двое и полковник Гавриков»). Приятно, не скрою, читать книгу и понимать, что писатель не только талантлив литературно, но еще и умен.

Теперь несколько слов о том, как это сделано… Возьмем, например, рассказ «И был вечер, и была ночь». Он помещен в сердцевину романа. И, пожалуй, не случайно… Представьте слоеный пирог. Первый план — сюжетный: история мужской дружбы со школьной скамьи, встречи, пьянки, споры до драки… Второй план — временной: развернут фоном через образ отца одного из героев, высокопоставленного офицера КГБ, его рассказы, беседы, воспоминания. И третий план — философский: осмысление минувших дел в свете вечных истин, вне времени. Это только три наиболее заметных плана, а если приглядеться внимательней…

Иногда, по воле автора, течение романа нисходит к публицистике, к полемике о справедливости или несправедливости действий постсоветской демократической власти и приближается в литературном качестве к лучшему Проханову, только с иными взглядами, иной, так сказать, «идеологической платформой». Автор способен умело внедрить читателю мысль о неминуемых зверствах коммунистов, случись им вновь прийти к власти. И подкрепляет свои опасения недалекой историей… Он даже оправдывает расстрел Белого дома угрозой гражданской войны и тем, что малая кровь спасает от большой. (Напомним, что во время написания романа Ельцин еще был у власти…) Кто-то может возразить, что Сталины, Пугачевы и разины «приходят» независимо от наличия в стране коммунистов, они возникают стихийно, когда количество обездоленных сограждан превышает допустимую планку, а ложь переполняет чашу терпения… Но оставим это на совести кремлевских обитателей. Они завалены кипами неотложных документов, осаждены толпами просителей, околокремлевских мошенников и кремлевских воров… Есть ли у них время на пустяки? Писатель сам имеет богатый опыт работы в администрации президента и знает эту публику не понаслышке… Их, судя по роману, больше всего заботит собственное благополучие, гнев и милость начальства, возможная смена власти… Они в крепости (ведь Кремль — это крепость) и держат оборону… Обычные люди, волею судеб отгороженные от остальных нерушимой цитаделью…

«Мне кажется, я должен был появиться в Кремле, ходить по коридору с высокими сводами и скрипучим полом, сидеть в кабинете с деревянными панелями и старой массивной мебелью. Зачем? Не знаю. Быть может, для того, чтобы был кто-то, кто смотрит на все спокойными глазами, воспринимает всех сердцем, открытым добру, а не страху».

«Жизнь дается нам для того, чтобы мы научились любить», — полагает писатель и добавляет: «Быть может, это и глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир!» При этом ни о какой любви в самом романе речи не идет, напротив, мы слышим истории предательства, лжи, мошенничества, страха, похоти, но не любви… Повторяю, автор — человек отнюдь не наивный, он умный и глубокий аналитик, который ставит неутешительный диагноз человечеству и выписывает рецепт спасения: оно в том, чего не может быть в обществе, основанном на лицемерии и страхе…

Так почему нами до сих пор правит страх? Сможем ли мы преодолеть его? Нужен ли он нам? Способны ли мы жить без страха? Об этом размышляет Игорь Харичев и приглашает нас разделить эти непростые думы…

Андрей Журкин

Через тернии к звёздам(В двух песнях в стиле РЭП[20] со свободной распальцовкой)

Песнь вторая

Вы, конечно же, помните, как Никандр

Матушку-Землю покинул,

Как во время старта ушёл в несознанку

и в пучинах космоса сгинул…

Не спешите злорадствовать —

наш Никандр не облажался и не дал дуба,

И всего-то потерь было с его стороны —

пять-шесть синяков да три выбитых зуба.

Правда, вначале, как очухался, он шибко по Земле тосковал,

А потом взял себя в руки и решил сесть за штурвал.

Ведь русскому мужику даже в космосе западло скулить,

И потом — когда ещё представиться такая возможность от души порулить?!

К тому же наш Никандр был не из тех,

кто, чуть что, так пятится задом;

Он со школьной скамьи помнил крылатые слова Маяковского:

Даже если ты сдуру полетел на Луну,

значит, это кому-нибудь надо!

И вот рулит он себе, а снаружи всякие типы в иллюминатор скребутся,

от холодрыги едва живые…

И ни одной хари путёвой — от головы до хвоста сплошь слюнявые и

клыкастые,

одним словом, чужие.

Но Никандр во сне и не такое видал,

и ни капельки не пугается;

Он давно бы впустил их погреться,

да жаль — форточка не открывается.

Так мало-помалу, а к концу первого дня полёта Никандр пообвык, пообжился;

Узнал, где гальюн, где попить-поесть лежит,

и даже с компьютером подружился.

Ведь тот компьютер оказался на деле весёлым агрегатом

и спектр услуг его был широкий —

Он был напичкан Интернетом, первым телевизионным каналом,

пасьянсом «Паук» и, плюс, караоке.

И вот врубает Никандр программу «Время»,

а там всей России русским языком доходчиво разъяснялось,

Что никаких Никандров и никаких полётов на Луну

не планировалось и даже не обсуждалось,

И что всероссийская печаль по этому поводу беспочвенна по своей природе,

А подытожили всё Каннским фестивалем и бегущей строкой о погоде.

А Никандр закусывает пепси-колу крекером и со всем соглашается —

Кто-кто, а уж он-то знает, что у нас на Руси без секретности

даже котята из кошек не вылупляются!

И против строжайшей маскировки он ничего не имеет лично,

И лишь одно его беспокоит:

вычтут из его отпуска дни полёта или не вычтут?

А потом махнул рукой: мол, хрен с ними — пускай вычитают,

всё равно, сколько надо, задвину…

И спокойно уснул, и снились ему паровые котлы,

шаловливые девки и туманы на горных вершинах.

А как утром зенки продрал — здрасьте вам, называется!

Аппарат без его ведома уже на Луну прилуняется…

Ну, думает, блин, с этой техникой фиг соскучишься!

И как её ни рули, всё равно, там, где надо, очутишься…

А всё потому, что лучшие умы вычисляли траекторию движения,

И никакой внеплановой дурости

не дано умалить человеческого гения!

Как движок замолчал,

замельтешили циферки на дисплее:

За бортом — минус двести, но на солнце — гораздо теплее,

А вот такого газа, как кислород, в местной атмосфере явно недоставало,

Но русский человек привык обходиться малым.

И Никандр сразу решил: чем в скафандре потеть и мучиться,

Да лучше я буду дышать через раз, и всё у меня получится!

Обвязал горло шерстяным шарфом, взял ледоруб

и полез наружу выполнять свою миссию,

Потому что уже роились в его башке две-три заветные мысли.

И находит он в лунном поле одинокую скалу,

высотой что твоя корабельная сосна,

И начинает подпрыгивать, как горный козёл,

и высекать ледорубом на ней письмена.

А на Луне, браты, сила тяжести, как известно, в шесть раз слабее,

И потому работа спорится у него не в пример шустрее.

Трое суток прыгал Никандр, с перерывами на сон и на шамовку,

А на четвертые — компьютер выдаёт следующую установку:

Что, дескать, пора возвращаться,

что запасы жратвы истощаются,

И что шаловливые девки в Малых Стругах,

невзирая на программу «Время»,

продолжают печалиться.

А Никандр уже почитал компьютер, как старшего брата:

Не перечил ему, задраил все люки, размотал с шеи шарф и стартовал до хаты.

А как лунная пыль улеглась,

повылезали изо всех щелей перепуганные лунатики,

Столпились возле Никандровой скалы

и обалдело уставились на странные знаки те;

Но, как ни силились, узколобые,

не могли врубиться в слова простые…

А от слов таких у каждого россиянина

по телу мурашки ползут во-от та-акие!

И, посудите сами, как им, родным, не ползти, если там было высечено:

НИКАНДР

ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК

ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК

БЛИН

РОССИЯ!!!