— Извиняюсь за свои ботинки, — сказала она.
— Нет, это я извиняюсь за свои ботинки, — возразил Аркадий.
— Ты любишь песни о любви?
— Очень.
— Я тоже. Еще я знаю, что ты любишь стихи, — сказала Наташа.
— Откуда ты это знаешь?
— Я нашла твои книги.
— Нашла?
— Это было, когда ты болел. Они лежали под матрасом, не только ты знаешь, где надо искать.
— Да что ты говоришь?
Аркадий на секунду отстранился от Наташи, в глазах ее не было смущения.
— Это были даже не стихи, — сказал Аркадий. — Эссе и письма Мандельштама. — Он не сказал, что это был подарок Сьюзен.
— Да, очень умные эссе, — согласилась Наташа. — Но мне больше понравились его письма к жене.
— К Надежде?
— Да, но он называет ее по-разному. Надик, Надя, Надка, Наденька, Надюша, Нануша, Надюшок, Наночка, Надениш, Ниакушка, всего десять имен. Вот это поэт. — Она снова прижалась своей щекой к его лицу.
Слава на саксофоне продолжал выводить «Очи черные», извлекая из него волшебные звуки. Танцоры медленно кружились под вращающимся зеркальным шаром, низкий, словно в пещере, потолок и мерцающий свет успокаивали русскую душу.
— Я всегда восхищалась твоей работой на разделочной линии, — доверительно сообщила Наташа.
— А я твоей.
— Ты так хорошо разделываешь рыбу, особенно такую трудную, как хек.
— А ты так здорово отделяешь хребты, — сказал Аркадий и подумал, что у него это получается хуже.
Наташа закашляла, прочищая горло.
— А как насчет твоих неприятностей в Москве? Я думаю, что партия могла ошибиться.
— Ошибиться? — Услышать такое из ее уст было равносильно тому, что назвать черное белым или допустить, что черное может быть серым. — Как ни странно, но в этот раз ошибки не было, — сказал Аркадий.
— Но любой человек может быть реабилитирован.
— Главным образом после смерти. Не беспокойся, существует жизнь и вне партии, даже не верится, как много этой жизни.
Наташа задумалась, поток ее мыслей скорее напоминал БАМ, с ее незаконченными участками и тоннелями, идущими в неизвестных направлениях. Стихи, рыба, партия. Ему, конечно, интересно, какой будет следующая тема.
— Я знаю, что у тебя есть другая женщина, — сказала Наташа.
— Да.
Неужели он услышал вздох? Аркадий надеялся, что нет.
— Так и должно было быть, — вымолвила наконец Наташа. — Я хочу задать всего один вопрос.
— Какой?
— Это не Сьюзен?
— Нет, это не Сьюзен.
— Это была Зина?
— Нет.
— Кто-то из нашего экипажа?
— Нет, она далеко.
— Очень далеко?
— Очень.
— Это хорошо, — сказала Наташа и опустила голову ему на плечо.
Аркадий подумал, что Ридли был прав. Это была цивилизация, может быть, даже высшее проявление цивилизации — эти рыбаки и рыбачки, танцующие в ботинках посреди Берингова моря. Доктор Вайну обхватил Олимпиаду, как человек, перекатывающий валун: вытянув руки и соблюдая дистанцию, допускаемую исламом. Динка танцевала с одним из инженеров. Некоторые мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, просто чтобы потанцевать. Несколько человек успели надеть чистые свитера, но большинство пришли на танцы в чем были, спеша на редкое, незапланированное мероприятие. Аркадий тоже был доволен этими танцами, так как теперь у него появились некоторые соображения относительно последних часов жизни Зины.
— Он здесь, — прошептала Наташа.
Карп медленно двигался между скамеек в задней части столовой, легко различая в полумраке человеческие фигуры. Аркадий увлек Наташу ближе к сцене.
— Коле будет приятно потанцевать с тобой, — сказал он.
— Ты так думаешь?
— Если увидишь его, то предоставь ему такую возможность. Он способный парень, ученый-ботаник, но ему нужно спуститься с небес на землю.
— Я предпочла бы помочь тебе, — сказала Наташа.
— Тогда ты сможешь сделать это через полминуты после того, как я уйду, чтобы на несколько секунд выключить свет на сцене.
— Это ведь связано с Зиной, да? — Наташа понизила голос. — Почему ты этим занимаешься?
— Терпеть не могу самоубийств, — вынужден был ответить Аркадий.
В игре Славы зазвучала какая-то новая раскрепощенность, как будто саксофон был волшебной палочкой, раскрывшей его душу. Пока третий помощник целиком отдавался музыке, Аркадий и Наташа приблизились к двери камбуза.
— Это было не самоубийство? — спросила Наташа.
— Нет.
— Ее убил Карп?
— Это неизвестно, но не думаю, что это сделал он.
Камбуз представлял собой узкое помещение с железными котлами, заставленное подносами, похожими на щиты, горами белых мисок для супа, на крючках висели кастрюли различных размеров. Царство Олимпиады Бовиной. В кипящей воде варилась капуста, которую обычно готовили на завтрак, в затвердевшем тесте торчала лопатка, которой его мешали. Аркадий был уверен, что шел тем же путем, которым во время прошлых танцев семь дней назад шла Зина. По словам Славы, она сняла с крючка пластиковую сумку. Что было в этой сумке? И почему она была пластиковой? Потом уже следующий свидетель видел ее на палубе.
Аркадий приоткрыл дверь в коридор и увидел Павла, беспокойно затягивающегося сигаретой и наблюдающего за теми, кто уходил с танцев.
Через несколько секунд «Очи черные» закончились под шум криков: «Свет!» и «Не топчи ноги, ублюдок чертов!». Павел моментально сунул голову в столовую, а Аркадий в этот момент выскользнул из камбуза в коридор.
Кто еще, кроме Коли Мера, мог стоять возле леера, наслаждаясь дождем пополам с мокрым снегом, падавшим сквозь опускавшийся туман. Когда Аркадий пробегал мимо, Коля схватил его за руку.
— Я хотел рассказать тебе о цветах.
— О цветах?
— О том, где я их нашел. — Голые пальцы выглядывали из рваных Колиных перчаток.
— Ирисы?
— Я говорил Наташе, что нарвал их по дороге на склад в Датч-Харборе. Обычно ирисы растут на возвышенностях, но ты просматривал мой дневник и знаешь, что я нашел их на холме. Я видел, как ты следил за американцем. — Коля глубоко вздохнул, собираясь с духом. — Воловой спрашивал меня о тебе.
— Воловой застал тебя на холме?
— Он разыскивал тебя и даже пригрозил, что выбросит все мои образцы, если я не скажу. Но я все-таки не сказал.
— Я и не думал, что ты сказал. Он был один?
«Скажи нет, — подумал Аркадий. — Скажи, что первый помощник Воловой был вместе с Карпом Коробцом, и мы с тобой прямо сейчас пойдем к Марчуку».
— Я не мог разглядеть в тумане, — сказал Коля.
Аркадий подумал, что Карп мог появиться на палубе в любую секунду, он, наверное, уже поднимается, чтобы отрезать Аркадию путь в носовую часть.
— Туман был, как сегодня, — сказал Коля. — Снег закончится, и туман будет очень густым, а я забыл секстант.
— Без звезд от него мало пользы, — ответил Аркадий. — Спускайся вниз, погрейся и потанцуй.
Только потому, что он ушел из столовой, Аркадий ощутил изменение килевой качки. Реверберация гребных винтов усилилась, а это означало, что «Полярная звезда» замедляла ход, хотя поток проплывавших мимо сверкающих льдин создавал иллюзию того, что корабль летит вперед, словно сани. Ноги ощутили дрожь двигателей и треск льдин, раскалываемых носом судна. Падавший снег оседал на грузовых стрелах и порталах кранов, покрывал антенны и опоры радара, и они сверкали в свете прожекторов. Это сияние еще больше оттенялось туманом, расстилавшимся над судном, и казалось, что «Полярная звезда» идет между двух морей, одно из которых находилось сверху, а другое снизу.
Позади раздался стук ботинок, впереди кто-то взбирался по трапу на палубу. Аркадий проскочил за рыболовную сеть, окружавшую волейбольную площадку. Снег, замерзший в ячейках сети, превратил ее в какой-то ледяной тент, подрагивавший на ветру. Палубный прожектор светил тускло, но Аркадий разглядел две фигуры, которые приблизились друг к другу и теперь разговаривали. Ему надо было бы захватить на камбузе нож. Волейбольные стойки снесли вниз, и он не мог воспользоваться хотя бы ими для защиты. Здесь не было ничего, даже мяча.
Сначала одна фигура, затем вторая вошли на волейбольную площадку следом за Аркадием. Он ожидал, что они разойдутся в разные стороны, но они продвигались вперед вместе. Внизу сеть была привязана к крепежным планкам, а ко всему еще и примерзла к ним, так что внизу выхода не было. Может, он мог бы вскарабкаться вверх по сети, как обезьяна? Маловероятно. Палуба скользкая, и если он собьет с ног одного, то, возможно, упадут оба.
— Ренько? Это вы?
Один из людей зажег спичку. При ее свете Аркадий разглядел два лица — брови, как у гномов, встревоженные улыбки, золотые зубы. Скиба и Слезко — прихвостни Волового.
— Что вам нужно? — спросил Аркадий.
— Мы на вашей стороне, — сказал Слезко.
— Они собираются убить вас сегодня ночью, не хотят, чтобы вы дожили до утра, — добавил Скиба.
— Кто такие «они»?
— Вы знаете, — ответил Слезко в традиционной советской манере. — Зачем говорить об этом.
— Мы свое дело знаем, — сказал Скиба. — Просто некому было докладывать.
Спичка догорела, сеть на ветру надулась, как ледяной парус.
— Дисциплина разболталась, бдительность утрачена, а связаться больше не с кем. Честно говоря, мы растерялись, — сказал Слезко.
— Вы должны принять против них какие-нибудь меры, — продолжил Скиба. — Они ищут вас по всему судну и перережут вам горло в каюте или на палубе.
— Почему вы мне говорите об этом?
— Докладываем, а не говорим, — поправил его Слезко. — Мы выполняем свой долг.
— Докладываете мне?
— Мы долго думали об этом, — сказал Скиба. — Мы обязаны докладывать кому-то, а только у вас единственного есть опыт, чтобы занять его место.
— Чье место?
— Волового, чье же еще.
— Судя по вашим последним действиям, мы решили, что вы должны быть из соответствующих органов.
— Из каких органов?
— Вы знаете, — ответил Слезко.
Да, я знаю, подумал Аркадий, они имеют в виду КГБ. С ума можно сойти. Пока Воловой был жив, Скиба и Слезко с удовольствием стучали на Аркадия, как на врага народа, однако теперь он мертв, и эти сторожевые псы пришли в замешательство. Дело не в том, что они стремились доказать свою преданность, прост