В 1951 году В.Г. Воловича включают в следующую экспедицию – «Север-5». В обстановке абсолютной секретности членов экспедиции высаживают в Арктике в точке относительной недоступности на льдину в составе послевоенной дрейфующей станции «Северный полюс – 2». Дрейфующая льдина располагалась более чем в тысяче километров от родных берегов, на 86° с. ш. Вскоре льдина под лагерем неожиданно треснула и разошлась, но полярникам всё же удалось перенести лагерь. На станции СП-2 Волович ведёт врачебный прием, а также отвечает за приготовление пищи и воду.
Экспедиция на дрейфующих льдах в сердце Арктики означала контроль России над самым коротким путём к потенциальному противнику. Она была мощным ответом Советского Союза на фултоновскую речь Черчилля, положившую начало холодной войне. Сложнейшая задача, поставленная высшим руководством страны, успешно выполнена. В.Г. Волович в составе экспедиции после её успешного завершения был принят в Кремле, и Председатель Президиума Верховного Совета Н.М. Шверник вручил ему высший орден государства – орден Ленина.
В 1952 году Виталий Георгиевич становится сотрудником Научно-исследовательского и испытательного института авиационной медицины (в последующем авиационно-космической медицины – ГНИИИ АиКМ МО СССР), в котором проработает в общей сложности 45 лет. Название института изменялось, но суть работы оставалась постоянной.
Маршрутная группа Экспедиционного центра «Арктика» на Северном полюсе. 17.05.1994.
Слева направо. Вверху: Иван Кужеливский, Владимир Чуков. В центре: Виктор Русский, Василий Рыжков, Виктор Шарнин, Иван Ялин. Внизу: Валерий Таякин, Борис Малышев
«Непромокаемая и непотопляемая» 8-я лаборатория ГНИИИ АиКМ. Слева направо: В.Н. Усков, О.Е. Орлова, В.Г. Волович, О.К. Бычков, И.П. Бобровницкий. В верхнем ряду: Г.Б. Богословов, С.Е. Макаров, М.Б. Натаровский, Ю.А. Гольцев, А.Е. Ляшенко
В 1954–1955 годах В.Г. Волович принимает участие в следующей длительной экспедиции на дрейфующих льдах на станции СП-3, условия на которой, с учётом прошлого опыта, были значительно лучше. Например, появились утеплённые и более просторные палатки.
Важную роль в новаторской и смелой работе Воловича сыграла научная среда в ГНИИИ АиКМ, авторитет среди знаменитых полярников и известных отечественных путешественников, а впоследствии и тесная связь с членами уникальных автономных полярных экспедиций. В ГНИИИ АиКМ была создана творческая атмосфера с высокой требовательностью к научному поиску и научным результатам. Достаточно сказать, что в одном из корпусов института рядом с лабораторией Воловича работали три будущих члена РАН: Бобровницкий И.П. (он был сотрудником лаборатории), Ушаков И.Б. и Ступаков Г.П.
И.П. Бобровницкий был сотрудником лаборатории В.Г. Воловича. Влияние этих, тогда ещё молодых, учёных на научные разработки и испытания в области медицины выживания трудно переоценить.
Страна в те годы уделяла огромное внимание развитию авиации и космонавтики. В ГНИИИ АиКМ, в Петровском парке в Москве, отбирали первых космонавтов, где Виталий Георгиевич ещё до знаменательного полёта познакомился с Ю.А. Гагариным. Научные кадры ГНИИИ АиКМ во главе с выдающимся учёным и организатором в области авиакосмической медицины О.Г. Газенко стали основой для создания ныне знаменитого Института медико-биологических проблем, в котором В.Г. Волович работал с 1983 года после достижения предельного возраста на военной службе, а с 1999 года совмещал работу в обоих институтах.
В 60–70-х годах прошлого столетия, в связи с увеличением сложности и длительности космических полётов, возросла потребность в надёжном обеспечении выживания космонавтов в различных климатогеографических районах. Дело в том, что радиус полётов вертолётов был небольшим, а самолёты могли приземлиться только на специально подготовленных площадках, которых, естественно, в неосвоенной сибирской тайге или в горах не было. Для решения проблемы сокращения сроков спасения создаётся группа врачей-парашютистов под руководством В.Г. Воловича.
Так, приземление Ю.А. Гагарина сопровождалось закручиванием корабля «Восток-1» и задержкой отделения приборного отсека, и даже после успешного катапультирования космонавта был риск его травмирования при спуске на практически неуправляемом парашюте в условиях сильного ветра, сложного рельефа или лесного массива.
Приземление космонавтов А.А. Леонова и П. Беляева в пермской тайге, приводнение в озере Тенгиз В. Зудова и В. Рождественского, приземление В. Лазарева и О. Макарова в Алтайских горах только подтверждали необходимость совершенствования НАЗов, снаряжения и поисково-спасательных средств.
В этот период Волович возглавил уникальную 8-ю лабораторию ГНИИИ АиКМ, разрабатывал и испытывал необходимые для выживания средства и методы. Сотрудники лаборатории О.Г. Бычков, В.Н. Усков, И.П. Бобровницкий, Ю.А. Гольцев, А.Е. Ляшенко, С.Е. Макаров, И.В. Некрасов, М.Б. Натаровский, О.Е. Орлова проводили натурные исследования и испытания в тайге, пустынях, горах и в морских акваториях. С привлечением штатных и нештатных испытателей изучали космические и авиационные носимые аварийные запасы (НАЗ-7, НАЗ-8, НАЗ-7М, «Гранат» и др.), снаряжение, скафандры («Сокол» и «Сокол-КВ-2»), а также средства авиационного, морского и наземного спасения.
Как отмечал главный научный сотрудник ГНИИИ АиКМ профессор В.А. Пономаренко в отзыве на присвоение В.Г. Воловичу учёного звания профессора, он внёс «продуктивный вклад в охрану профессионального здоровья, продление лётного долголетия, в безопасность жизни и труда профессионалов опасных профессий, подготовку научных кадров и создавал школу высшей категории специалистов по выживанию». Нынешняя история развития авиации и космонавтики только подтверждает эти слова и неоценимый вклад Виталия Георгиевича Воловича в становление и развитие отечественной и мировой медицины выживания.
Оргкомитет празднования 100-летия
В.Г. Воловича
Часть 1С парашютом на полюс
«Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что если бы у него не было бы насморка, то распоряжения его до и после сражения были бы ещё гениальнее, и Россия погибла бы и облик мира изменился».
«Если бы не насморк у Васи Головина, вся бы моя жизнь сложилась иначе».
С парашютом на полюс
Обстановка на Северном полюсе, как известно, несколько иная, чем, например, на Тушинском аэродроме. Сбрасывая на полюс парашютиста, ему надо дать не букет цветов, как во время авиационного праздника, а двухлетний запас продовольствия, палатки, снаряжение, оборудование.
Уже полтора месяца я живу и тружусь на дрейфующей льдине в окрестностях Северного полюса. Точнее, сорок четвёртый день. А если ещё точнее, то это один непрерывный день, известный под названием «полярный». Я уже почти свыкся со своеобразным бытом и особенностями жизни в палатке, похожей на шляпку гигантского подосиновика, утренней помывкой нетающим снегом и туалетными трудностями. Но это не та пушкинская привычка, которая «свыше нам дана» и которая замена счастью, ибо счастье – это само моё пребывание на дрейфующей льдине неподалёку от Северного полюса. Я уже приучился спать, забираясь в спальный мешок, предварительно раздевшись, и не выскакивать из него как угорелый при подозрительных толчках льдины и тревожном треске. Я научился варить пельмени, не превращая их в малосъедобную кашу, жарить вкуснейшие антрекоты – отличные изделия фабрики Микояна. У меня нет приёмных часов, и вход в палатку открыт круглые сутки для всех желающих. Правда, желающих пока немного, разве кто жалуется на резь в глазах из-за нежелания носить тёмные очки, обострение радикулита, что не удивительно при наших экзотических походах «до ветру», зубную боль или плохой сон.
Жизнь на льдине идёт по заведённому распорядку. Самолёты с «прыгунами» на борту с завидной регулярностью то взлетают, отправляясь на очередную точку, то садятся, оставляя отполированные следы от лыж на свежевыпавшей пороше.
Вот и сегодня я проснулся (хотел сказать «чуть свет») и нежился в спальном мешке, оттягивая минуту вылезания, так как начальство приказало перед сном тушить горелки и в палатке царил двадцатиградусный мороз.
Тихо постанывал ветер в трубке вентилятора. Позёмка по-мышиному осторожно скреблась в стенку палатки. Где-то тревожно потрескивал лёд. Время от времени с тяжёлым «у-ух» скатывалась ледяная глыба с гряды торосов.
Я лежал, полузакрыв глаза, прислушиваясь к этим звукам, которые стали такими привычными за два месяца палаточной жизни на дрейфующем льду в центре Арктики.
Лучи незаходящего полярного солнца с трудом проникали сквозь толстую плёнку наледи, покрывшей круглый глаз иллюминатора, отчего в палатке царил хмурый сумрак. Меблировка палатки была более чем скромной. Две походные койки-раскладушки с кирзовыми кулями спальных мешков с пуховыми вкладышами. Складной столик, заставленный баночками и коробочками с порошками, таблетками и мазями, отсвечивающий потускневшим хромом стерилизатор со шприцами и хирургическими инструментами. Между койками стоял большой фанерный ящик из-под радиозондов с надписью корявыми буквами: «Порт отправления – Москва, порт назначения – Диксон».
Ящик служил обеденным столом, о чём красноречиво свидетельствовали многочисленные пятна всевозможных размеров и расцветок, стопка немытых алюминиевых мисок и пол-литровые эмалированные кружки с коричневыми льдышками чая.
Вместо стульев – четыре десятикилограммовые жестяные банки с пельменями, аккуратно обтянутые толстой мешковиной. Пол в два слоя был застелен оленьими шкурами. Правда, они давно утратили свой первоначальный нарядный вид. Их когда-то пушистый, отливающий коричневым блеском мех свалялся, смёрзся, превратившись в скользкий, твёрдый, бугристый панцирь.