23 апреля
С утра задул резкий ветер, небо стало серым, словно полог наших палаток после долгого употребления. У нас ещё по расписанию ночь, но мы работаем ночью, так как самолёты летают по московскому времени, которое отстаёт от местного на девять часов. Накануне на подскок подвезли много груза, и мы непрерывно летаем с Бабенко туда и обратно.
Из кабины вертолёта видны бескрайние ледяные поля, трещины, полукольцом окружающие нашу льдину с запада. Свежезамёрзшие, чуть убелённые мягким снежком, они ещё не утратили своего зелёного океанского цвета. Когда заканчивается рабочий день, оказывается, что осталось ещё много дел, и не только крупных – ведение наблюдений, сборка моторов, измерение глубин, – но и помельче: надо наладить плохо горящую плитку, просушить обмёрзшие койки, зачинить порванные при погрузке брюки, направить бритву…
Понемногу начинают одолевать и предмайские заботы. Первого мая в лагере соберётся не менее 50 человек, а помещения для встречи праздника нет. Наша кают-компания не только мала, но и крайне неудобна: камбуз размещается тут же, рядом со столом. Стены, сыреющие за день, ночью покрываются густым инеем. Он быстро оттаивает уже за завтраком, и холодные капли то и дело норовят попасть за воротник. В такой малоуютной обстановке за праздничным столом не засидишься – тут и в будний день задерживаться не хочется. После обсуждений был разработан грандиозный проект «снежного дворца», к постройке которого мы приступим с завтрашнего дня. Женя Яцун принял на себя обязанности главного архитектора, а прорабом назначили Сомова.
Между прочим, среди грузов Разбаш отыскал ящик с будильниками. Оттаяв, они затикали у нас на столиках совсем по-домашнему.
25 апреля
Из низко нависших туч падает снег. Большие мягкие снежинки кружатся в воздухе, как вечерние мотыльки где-нибудь на Черноморье…
Грузы, палатки покрываются пушистым белым покрывалом. Но для снежного строительства снег не помеха. Сразу же после завтрака, пользуясь нелётной погодой и теплом -7˚, мы берёмся за строительство «дворца».
Возле камбуза после точных промеров и перемеров вычерчивается прямоугольник семь метров на четыре. Вот уже лёг первый кирпич, за ним – другой, третий… По расчётам их нужно всего около трёхсот. Так как поблизости нет подходящих сугробов, человек шесть, запрягшись попарно в нарты, возят строительный материал из «карьера» рядом с вертолётом. Как на солидной стройплощадке, протянуты верёвки с прикреплёнными отвесами. Строители увлечённо возводят стены. Цигельницкий ровняет кирпичи огромным кухонным ножом и, отойдя на несколько шагов, любовно разглядывает то, что получилось. Для него, новичка на зимовке, всё интересно.
К часу дня тучи немного рассеялись, выглянуло солнце. Природа повеселела. Сели перекусить. Странный скрип заставил нас насторожиться. Все прислушались. Скрип и визг торосящегося льда стал слышен совсем явственно – он раздавался где-то совсем близко. Вдруг кто-то крикнул:
– Разводит!
Действительно, метрах в семидесяти пяти от палаток появилась быстро увеличивающаяся тёмная полоса. Когда мы подбежали, западный кусок поля уже отошёл метров на тридцать. В чёрной воде медленно покачивались обломки льда, куски снега. Они медленно плыли навстречу ветру. Обнажённую поверхность океана покрывала мелкая рябь.
– Рано что-то нас начало ломать… – невесёлым голосом сказал штурман вертолёта Минаков, с опаской косясь на разводье.
Старые полярные волки, стараясь казаться равнодушными, тут же начали припоминать «аналогичные случаи».
– Вот помнишь, Саша, – сказал Курко, обращаясь к Дмитриеву, – как нас в феврале пятьдесят первого ломало? По сравнению с теми неприятностями эта трещина – сущий пустяк.
– Пустяк оно, конечно, пустяк, – мрачно вставил Бабенко, – но это дело ни к чему. – Он с досадой бросил ком снега в разводье и повернулся к трещине спиной.
Теперь подскок был отделён от лагеря полосой воды. Трёшников решил обследовать с воздуха ледовую обстановку, и через несколько минут Бабенко поднял свою «жар-птицу» над океаном. Оставляя за собой голубоватую полоску выхлопа, она понеслась на юг, в сторону, куда ушла трещина, оторвавшая от нашей льдины изрядный кусок.
Воздушной разведкой было установлено, что в окружающем лагерь районе появилось несколько новых трещин, идущих параллельно первой.
26 апреля
С очередным самолётом прилетели на льдину два последних члена экспедиции: геофизики Ольгерд Евгеньевич Змачинский и Иона Забыджевич Кучуберия.
Сероглазый худощавый сдержанный Ольгерд и всегда застенчиво улыбающийся Иона как бы дополняют друг друга. Они с первой минуты прибытия в лагерь развивают кипучую деятельность, и по всему видно, что им смертельно надоела затянувшаяся «земная» жизнь.
Работы геофизикам предстоит немало, но пока они вынуждены обходиться своими собственными силами, так как все свободные от научных наблюдений развозят в три отделённых друг от друга места запасы газа и продовольствия.
…Ветер усилился, и красный флаг в центре лагеря бьётся неистово, сгибая алюминиевую мачту. Снега намело столько, что при неосторожной ходьбе можно увязнуть по пояс.
Дрейфуем быстро, почти 10 километров в сутки. Скоро 87˚. Мы плывём безостановочно, хотя движения и не чувствуется, как не чувствуют люди вращения Земли.
27 апреля
Трещина заставила нас поторопиться с рассредоточением грузов. На вертолёте развезли десятисуточные пайки, резервные газовые плитки, ящики с шоколадом и сухарями. Чтобы в случае необходимости удобно было каждый такой склад перетащить в безопасное место, мы укладываем всё на длинные чукотские сани – нарты.
С воздуха лагерь выглядит маленьким посёлком. Между палатками протоптаны тропинки. Тянутся вверх тонкие мачты с ниточками проводов. Всюду снуют люди. На льдине постоянно царит оживление. Вот группа людей, как по сигналу, разбежалась в разные стороны, и тотчас стало видно, как около радиорубки начала медленно подниматься ещё одна высокая красная мачта. Поднялась, замерла, и к её вершине пополз красный флаг. Дополз до верхушки и вдруг, развернувшись, ало заполыхал под свежим ветром…
Палаток становится всё больше: две недели назад была одна, а нынче стало уже шестнадцать. В одних расположились для жилья зимовщики: эти палатки легко отличить по красным газовым баллонам, стоящим рядом с ними. В других ведутся научные работы. В третьих, похожих на шестигранники, сложено научное и техническое оборудование. Радиорубку, обычную жилую палатку, отведённую под радиостанцию, легко узнать по высокой мачте с тонкими щупальцами строп. Едва различимые на белом фоне льда снежные домики принадлежат геофизикам. Всюду штабеля грузов – они подняты на стеллажи, сооружённые из бензиновых бочек, и укрыты сверху брезентом. Пройдёт день – и лагерь ещё расширится. Потом ещё и ещё… Пробьют гидрологи в ледяной толще новую лунку – и над ней раскинется ещё одна палатка. Установят геофизики новый прибор – и поднимутся стенки нового снежного домика. А когда доставят в лагерь разборные арктические домики, тогда уж действительно это будет настоящий посёлок.
После ужина все идём достраивать «зимний дворец». Ещё несколько кирпичей – и стены будут готовы. На пол ляжет ковёр, крышу покроет брезент, подшитый бязью, чтобы было светлее в нашем снежном зале.
28 апреля
Днём заторосило трещину. Молодой лёд, с хрустом наползая на льдину, образовал небольшой вал из голубоватых плоских льдин. Усилившийся ветер свистит в недалёких торосах, рвёт флаги, налетает на палатки, ожесточённо тряся их, и наша льдина, повинуясь ветрам, пересекла 87-ю параллель. Значит, за 15 дней льдина продрейфовала более 100 километров к северу. Температура упала до -13˚.
Завтра в эллинг-палатке, где аэрологи готовят к пуску шары радиозондов, будет организована баня. Поэтому сегодня Бабенко объявил поголовную стрижку и ходит с машинкой в руках по палаткам, расхваливая своё мастерство. Пилот и парикмахер – сочетание специальностей явно уникальное.
29 апреля
Котов привёз неутешительные известия: неспокойно в океане. На всём пути от материка до нашей льдины он видел сплошные разводья и свежие торосы. Значит, идут большие подвижки льда. Наше поле внушает ему опасения.
Ночью, когда все улеглись, я долго брожу по лагерю – сегодня моё дежурство. После разговора с Котовым надо бы испытывать тревогу. Но нет, её подавляет странное чувство радости, покоя.
30 апреля
Лагерь кипит. Достроен наш «зимний дворец». Солнечные лучи пронизывают насквозь его снеговые стены, и от этого внутри домика стоит лёгкий голубоватый полусвет. Яркие ковровые дорожки на полу придают какую-то особую роскошь этому необычному сооружению. А снаружи его украсил даже фронтон, над которым немало пришлось поработать нашим строителям. У Канаки, в эллинг-палатке которого мы вчера наслаждались баней, неожиданно обнаружились сегодня, кроме способностей хозяйственника-организатора, ещё и способности скульптора. Кропотливо ковыряя большим кухонным ножом в снеговой глыбе, он одну за другой «создал» две медвежьи головы, которые получились так удачно, что были тотчас поставлены у фасада «снежного дворца». Ветер колышет флаги, стоящие у каждой палатки. Площадь расчищена. Укрытые зеленоватым брезентом штабеля грузов, выстроившиеся в ряд нарты, трактор, автомобиль – всё имеет праздничный вид. Солнце вдруг разогнало тучи, и ослепительным блеском засияло снежное поле, словно природа вместе с нами готовится к встрече Первого мая.
В палатке вертолётчиков мы лихорадочно доканчиваем выпуск нашей праздничной фотогазеты. Георгий Иванович Кузнецов, механик вертолёта и способный художник, делает последние штрихи; наклеиваются стихи под фотомонтажами, и, наконец, начинаются поиски наиболее выигрышного места для газеты.
1 мая
Первое мая. Мы ждали праздник с таким нетерпением, считая оставшиеся дни, и вот он пришёл к нам на далёкую льдину у Северного полюса. Праздник чувствуется во всём: в радостном оживлении людей, то исчезающих в палатках, то спешащих к кают-компании со свёртками в руках, в широких улыбках на лицах, в кумаче развевающихся знамён, в ароматах, доносящихся с камбуза, в смехе, в блеске глаз, наконец, в самой природе.