17 июня
Первыми «поплыли» аэрологи. Глубокая снежница, в которой до колен тонут ноги, окружила их палатку, и вода грозит вот-вот проникнуть внутрь. Василий Канаки, перекинув через снежницу мостик из толстой доски, побежал за помощью. Через пять минут возле палатки собралось несколько человек. Затарахтел бур, вгрызаясь в лёд, – новая попытка отвести воду в океан. Затем в качестве временной меры вокруг палатки насыпали высокий снежный барьер. Но переселения аэрологам не миновать. Днём летим на подскок. Там пока всё в порядке – снег ещё плотен, лёд цел, и аэродром в полной готовности к приёму очередных самолётов. Но зато наша собственная льдина с высоты птичьего полёта стала неузнаваемой. Лагерь с трёх сторон окаймлён разводьями. Правда, они ещё не очень широки, однако уже сократили льдину по меньшей мере на треть. Там, где недавно простиралось сверкающее на солнце белое поле, сегодня всюду рыжеют пятна тающего снега, голубеют озёра, с каждым днём становящиеся всё шире и шире. Между домиками и палатками видны бурые полоски тропинок.
По северо-восточному краю поля прошла новая трещина, отхватив от льдины ещё изрядный кусок. Что-то быстро ползём мы по швам.
18 июня
Туман так плотно закрыл нас от солнца, что таяние приостановилось. Вдруг по-зимнему звонко захрустел под ногами снег. Подмёрзли снежницы, но ледок над ними так хрупок, что неосторожный шаг грозит купанием в холодной воде.
Координаты станции определяются регулярно, так как «адресом» нашей льдины все интересуются ежедневно. Многим из нас приходится часто помогать Попкову во время его астрономических наблюдений, без которых исследовательские работы научных групп потеряли бы свою ценность: ведь тогда было бы неизвестно, в какой точке океана проделаны те или иные исследования.
Стоит только солнцу выглянуть из-за туч, как Попков уже спешит к теодолиту, бережно неся хронометр, точность которого он каждый день проверяет по радиосигналам Пулковской обсерватории.
19 июня
Вылет вертолёта для продолжения гидрологических работ задерживается, и все участники предстоящего полёта ворчат на погоду. Александр Минаков – штурман – уже давно произвёл прокладку предстоящего маршрута по карте, но, видимо, в него придётся вносить поправки, так как подул сильный южный ветер и мы снова передвинулись к северу.
20 июня
День авиации. Из репродуктора льются весёлые, бодрые звуки марша. По случаю праздника вечером мы собираемся на торжественный ужин. Все, кроме аэрологов: ведь сегодня уже 20-е число, а значит, начинается очередная месячная серия радиозондов.
В такие дни не хочется расходиться по домам. Константин Митрофанович без устали крутит магнитофон, а Саша Дмитриев тщетно уговаривает то одного, то другого потанцевать. Наконец Шариков отзывается на его просьбы, и под шутливые замечания окружающих они вальсируют на маленьком пятачке между столиками.
21 июня
Всё утро небо было прозрачно-ясным, и Канаки побил рекорд терпения, простояв у теодолита во время наблюдений за выпущенным зондом в течение 300 минут, то есть почти в четыре раза дольше обычного. Но к тому времени, когда наша летающая гидрологическая группа собралась в путь, на лагерь с севера надвинулся туман, и полёт пришлось опять отменить. Воспользовавшись тем, что Бабенко и Кузнецов внезапно освободились, Яцун (он редактор) решил созвать первое заседание редакционной коллегии. Газету назвали «Во льдах», а сатирический отдел – «Сосулькой» и тут же наметили первые жертвы тяжёлых капель этой сосульки…
22 июня
Нынче – весеннее равноденствие, и теперь полярный день уже пойдёт на убыль.
Льдина продвинулась на север ещё на семь минут, другими словами – почти на 14 километров. Гидрологи обнаружили изменение глубины на 300 метров. Они очень довольны тем, что на дне океана по- явился хоть какой-нибудь рельеф, – им кажется, что теперь и они не зря работают…
Пока все занимались своими делами, далеко на горизонте показалась крохотная точка; скоро в ней мы узнали контуры Ту-4, тяжёлой четырёхмоторной машины. Она ведёт ледовую разведку, необходимую для навигации на Северном морском пути. Над нами, гудя могучими моторами, прошёл среброкрылый воздушный гигант. Мы радостно приветствуем его «с земли».
Однако нам не повезло. Вымпел, сброшенный с самолёта, угодил прямо в разводье.
24 июня
Восемнадцать часов. Снова над нами пролетел Ту-4, а когда вниз упал свёрток с длинной красной тряпицей вместо хвоста, все мы наперегонки бросились к нему. В большом рогожном мешке – свежие газеты, журналы и дружеская записка от экипажа… Спасибо, товарищи!
Магнитолог Николай Попков, метеоролог Анатолий Малков, штурман вертолёта Володя Кунченко
Аэролог Платон Пославский
Потоп на станции
3
25 июня
Ветер. Над самой головой громко хлопает полотнище флага. Провода антенны то гудят низким басом, напоминающим звук органа, то начинают звенеть тонким недовольным фальцетом. Снежницы покрыты густой рябью, и маленькие голубые волны то и дело перекатываются по их поверхности. Возле нашей палатки образовалось глубокое озеро. Переступишь порог – и тут же по колено погружаешься в воду. Выручают только резиновые сапоги. Надо бурить скважину. Лёд стал совсем рыхлым, и через несколько минут отверстие готово. Когда часть воды сошла, засыпаем дорожку от палатки снегом, утаптывая его ногами, в надежде, что на какой-то короткий срок мы оградили себя от наводнения.
26 июня
До времени прилёта самолёта Мазурука остаётся каких-нибудь сорок пять минут, и летящая на подскок группа заботливо собирается, на ходу дожёвывая галеты (обед в связи с прилётом отложен, а многие успели проголодаться).
Мы в воздухе. Теперь на подскок даже при большом желании не дойти пешком: всюду трещины, широкие разводья, молодой сторошенный лёд, но аэродром совершенно гладкий. Только там, где заруливали самолёты, под тёмными каплями масла – небольшие лужи. Огромные торосы, окружавшие аэродром, обтаяли. Длинные толстые сосульки свисают с их голубых боков, и сочные, сверкающие, как алмазы, капли, звонко плюхаясь, стекают вниз.
На самолёте, кроме продовольствия и почты, привезли запасные лопасти к вертолёту, и нам предстоит ответственное и не совсем приятное дело – везти их в лагерь. Беда в том, что они не умещаются в фюзеляже вертолёта. Пришлось их накрепко приторочить канатами к хвостовой балке. Мы с опасением посматриваем то на машину, то на её командира. Но Бабенко так уверен в себе и в своём бескрылом аппарате, что его уверенность передаётся и нам. Скоро мы убеждаемся, что наши тревоги были напрасными, – всё прошло благополучно. Когда мы возвратились в лагерь, все уже давно разошлись по палаткам, только дежурный хлопотал на камбузе, подогревая нам обед.
…За сутки льдина задрейфовала на север энергичней, чем когда-либо. Мы продвинулись на целых шесть минут и перепрыгнули наконец роковой порог – 87˚12', у которого столько времени безуспешно толкались. Наши широтные координаты стали 87˚18,6' северной широты.
27 июня
Банный день – самый тяжёлый для дежурных, но Платон Платонович успешно справляется со своей задачей, утешая себя мыслью, что дежурному придётся «париться» в зимнее время гораздо больше.
28 июня
Идёт интенсивное таяние. Там, где были глубокие сугробы, остался лишь 30–40-сантиметровый слой вязкого, намокшего снега. В большинстве мест его покров не превышает 20–25 сантиметров. Торосы вокруг льдины значительно уменьшились в размерах.
Но сегодня нам не удалось проделать снегомерную съёмку до конца. В 300 метрах от огромной глыбы льда, с которой мы в прошлый раз осматривали окрестности, нам пересекла дорогу трещина шириной в несколько метров. Она образовалась ещё 17 июня, но пребывала в неподвижности, а сегодня разошлась, и поле, расположенное за ней, оказалось расчленённым двумя перпендикулярными разводьями.
На обратном пути мы заходим на запасные продовольственные базы. Здесь царит полнейший беспорядок: лёд под ящиками подтаял, и они рассыпались в разные стороны; бочки с бензином опрокинулись. Пришлось изрядно повозиться. Но самая большая работа предстоит вечером: надо сменить все четыре лопасти несущего винта вертолёта. Это не так-то просто сделать без всяких технических приспособлений.
Только после многих часов усилий Бабенко, вытерев крупные капли пота со лба, разрешил нам присесть отдохнуть. Но ненадолго. Из лагеря раздался крик. Пока мы подбежали, высокая мачта с флюгером покосилась и рухнула вниз, едва не сломав, к ужасу Малкова, его актинометрическую установку. Дело в том, что Анатолий Данилович не только метеоролог, но и актинометрист.
Каждый день Малков ведёт наблюдения с помощью приборов, измеряющих силу прямой и отражённой солнечной радиации, за изменениями радиационного баланса.
Потоки солнечного света льются на нас с высоты; ни одна пылинка не задерживает лучей на их пути к земле. Мы даже успели загореть за несколько тихих, безоблачных дней. Отчего же так холоден воздух? Отчего не стаивают вечные льды океана? Ослепительно-белая снеговая поверхность отражает 85 % падающей на неё лучистой энергии солнца обратно в пространство, а незначительная часть её, которую всё-таки поглощает покров океана, превращаясь в тепловую, идёт на таяние снега и льда. Температура же воздуха почти целиком зависит от нагрева почвы.
Актинометрическая установка уцелела. Но предчувствие близких, более серьёзных бед овладело нами.
29 июня
Ремонт вертолёта закончен. Все четыре лопасти сменены, и Бабенко, чрезвычайно довольный, долго летал над лагерем.
1 июля
Вчера мы с нетерпением ждали солнечного затмения. Однако ясная погода, стоящая последние дни, вдруг испортилась. Набежали густые облака, и нам удалось лишь на минуту увидеть сквозь тучи бледно- жёлтый диск солнца, едва прикрытый серповидной чёрной тенью. Потом облака стали ещё гуще, и солнце скрылось окончательно. Мы были очень огорчены, и, хотя каждый из нас не раз в своей жизни наблюдал затмение, почему-то всем казалось, что здесь, на полюсе, затмение должно быть каким-то необыкновенным.