9 июля
Чем дальше продвигаемся мы на север, тем «круче» уменьшается глубина океана.
– Сегодня уже 2273 метра, – говорит Шамонтьев, протягивая Трёшникову маленький листок с результатами последних наблю- дений.
Итак, океан становится всё «мельче», а наша льдина – меньше. И надо сознаться, что второе обстоятельство нас беспокоит значительно больше. Мы теряем кусок за куском от первоначального ледяного поля. На плане, лежащем перед Трёшниковым, оно выглядит очень несимпатично. Большие пятна голубой краски указывают на озёра талой воды, покрывшей льдину. Вдоль и поперёк её тянутся трещины. Льдина превратилась в неправильный многоугольник – едва ли не одна треть её апрельской величины.
10 июля
Летим за грузами, которые привёз лётчик Перов на подскок. Сверху открываются широкие реки чёрной, какой-то мёртвой – от отражённого в ней пасмурного неба – воды. Плавают белые пластины битого льда. На одной из них, похожей на ровный, будто высеченный из мрамора прямоугольник, виднеются два неподвижных тёмных пятна. Однако при приближении вертолёта они зашевелились и мгновенно исчезли. Это – нерпы. Местами с вывороченных торошением льдин свисают густые лохмы диатомовых водорослей. Они обычно развиваются на нижней поверхности морского льда – в карнизах, впадинах и углублениях, – образуя довольно широкие скопления растительности, сантиметров до пятнадцати в диаметре. Значит, и здесь, в этих высоких широтах, идёт массовое явление так называемого «цветения льда».
Вместе с Перовым в лагерь прилетела группа учёных – профессор-микробиолог А.Е. Крисс, доктор географических наук, гляциолог (ледоисследователь) П.О. Шумский и аспирант Б.И. Втюрин.
12 июля
Итак, с приездом Крисса я становлюсь морским микробиологом. Мой новый шеф – заведующий отделением морской микробиологии и электроники Института микробиологии Академии наук Анатолий Евсеевич Крисс – небольшого роста, подвижный человек с тёмным лицом, тонкими усиками над верхней губой и ясными чёрными глазами, поблёскивающими из-за больших круглых стёкол в тонкой золотой оправе. У него учёнейший вид, с которым гармонирует неторопливая, уверенная речь человека, точно знающего, чего он хочет, необыкновенно вежливого, твёрдого и волевого.
С самого утра в палатке у гидрологов рядом с лункой на ящиках и столах мы расставили широкогорлые склянки с рогами торчащих трубок, тёмные склянки для проб воды, чашки Петри, спиртовки, пробирки, колбы… Нам предстоит проделать несколько серий опытов…
Первый из них таков: на двадцати одном горизонте от поверхности до дна будут взяты пробы воды и исследованы находящиеся в них микроорганизмы. Полученные данные помогут ответить на вопрос, какие же микробные формы присущи тем или иным океанским глубинам в центральной части Полярного бассейна.
Тем временем Шумский и его помощники готовят «кабана». Это внушительная, полуторатонная глыба льда. Её доставят в палатку, подготовленную для гляциологов неподалёку от кают-компании. Здесь из ледяного монолита вырежут тонкую, просвечивающую пластинку и с помощью специальных приборов будут исследовать строение льда Центрального полярного бассейна методами микроскопии и кристаллооптики. Хорошо сказать – доставить в палатку. Сначала лёд надо извлечь на поверхность. Над «кабаном» устанавливается тренога из брёвен, к которой прикреплён таль. Скоро «кабан», опутанный стальным тросом, повиснет в воздухе. Оттащить его в лагерь трактором – это уже пустяки.
…Перед обедом в кают-компании собрались чуть ли не все зимовщики. Костя Курко наладил магнитофон, и несколько счастливцев имеют возможность послушать голоса своих близких, записанные на плёнке, привезённой Перовым. Слышно, как взволнованные мамы подсказывают малышам, что говорить:
– Ну, скажи папе «До свидания, я не буду шалить, буду слушаться маму», – раздаётся чей-то тихий, наставительный голос.
14 июля
Сегодня мы наконец перешагнули 88˚. Значит, за три месяца льдина продрейфовала к северу почти на 220 километров.
15 июля
Микробиологические работы понемногу идут к концу. Сегодня с помощью специальной грунтовой трубки мы подняли с океанского дна бурый столбик ила. Теперь ил погружается в пробирки, причём в каждой последующей концентрация его уменьшается в десять раз. Часть иловой взвеси переносим на специальные питательные среды. Микробы – народ прихотливый, одни из них специализируются только по солям азотной кислоты, восстанавливая их до чистого азота, другие – предпочитают серу, и под их воздействием соли серной кислоты превращаются в сероводород, третьи – расправляются с аммиаком, окисляя его в соли азотной и азотистой кислот…
С помощью этих крохотных живых существ происходит грандиозный процесс круговоротов азота и серы в природе.
Но вот последний сосуд принял своих обитателей, и длинный штатив с пробирками я уношу в самое тёплое помещение – в радиорубку.
Пользуясь советами Анатолия Евсеевича, я провёл микробиологические исследования воздуха «на улице», в кают-компании, в домиках и палатках. В Москве, в лаборатории института, будет произведён подробный анализ отправляемых мною проб. Любопытно – что покажет этот анализ?
17 июля
Мы получили ответ на первый шахматный ход в партии, которую наши шахматисты начинают играть по радио со станцией СП-4. Одновременно толстиковцы сделали первый ход во второй партии, где они играют белыми. Это самый северный шахматный матч. На стене кают-компании появились две демонстративные шахматные доски, сделанные Яцуном и Цигельницким.
В шесть утра я захожу в кают-компанию «на звук». Костя Курко возится с магнитофоном и время от времени поглядывает на репродуктор, из которого несутся торжественные звуки гимна.
«Говорит Москва…» – голос диктора сообщает об урожае.
И вдруг… Костя тотчас включает магнитофон, и мы слышим, буквально глотая каждое слово: «Весной этого года Главное управление Северного морского пути совместно с Академией наук СССР организовало на дрейфующих льдинах Арктики две научные станции для продолжения научно-исследовательских работ в Северном Ледовитом океане…»
Диктор говорит о широкой программе научных исследований на станциях, о том, что далеко от земли на полях многолетнего льда развёрнуты подлинные лаборатории, оснащённые новейшими точными приборами для гидрологических, аэрологических и геофизических наблюдений. Мы с таким вниманием слушаем диктора, словно то, что он рассказывает о наших палатках, отапливаемых газом, о нашей технике – вертолёте, тракторе и автомобиле, – для нас нечто новое, удивительное.
Радостное волнение охватило нас. Теперь мы трудимся на виду у всей Родины, у всего мира. За нами будут следить миллионы глаз. Миллионы людей, открывая утром газеты, включая радио, будут с добрым беспокойством спрашивать о нас, как мы когда-то спрашивали о папанинцах: «Ну как они там, на льдинах, всё ли у них в порядке?»
Анатолий Малков
Алексей Трёшников
Константин Курко (слева), Алексей Бабенко
Гидролог Володя Шамонтьев
Ионосферист Ольгерд Змачинский
Штурман вертолёта Александр Медведь
Мы извлекли из тайников шесть заветных бутылок шампанского. Захлопали пробки. Шипя и пенясь, потекла золотистая жидкость в подставленные кружки.
– Пьём за Родину, за успех в работе, за счастье!
Трёшникова уже засыпали вопросами с Большой земли, и Курко вот уже целый час передаёт его подробную статью о станции, о её людях, работе и жизни.
18 июля
Полярная станция «Мыс Челюскин» прислала нам в подарок живую свинью. Это хороший запас мяса, вызвавший массу острот по поводу «подложенной свиньи».
Наши барбосы с любопытством обнюхивают клетку, а Мамай уселся рядом с таким видом, словно решил ни на шаг не отходить от странной гостьи. Склонив набок голову, он то и дело поглядывает на свинью, удивлённо прислушиваясь к звонкому хрюканью. Стая чаек – целых шесть штук – с криком пролетела над лагерем.
19 июля
Накануне вечером мы с Женей решили заняться стиркой белья. Сразу же после завтрака я притащил большую жестяную банку из-под папирос, а Яцун тем временем нагрел на плитке воды, которую можно в любом количестве черпать прямо из снежницы у самой палатки. Закатав рукава, мы бодро берёмся за дело, весело посмеиваясь друг над другом: опыта у нас явно маловато. Намочив и намылив порядочную груду белья, мы опускаем его в бак и туда же выплёскиваем густой раствор марганцовки. Вода в баке побурела, что признано за полную эффективность метода.
Мимо нас, волоча нарты с двумя пустыми баками, проходит Иона Кучуберия. Он сегодня дежурный по лагерю и обеспечивает камбуз водой из специально отведённой на краю лагеря снежницы. Иона останавливается в недоумении и тут же получает «стиральный рецепт»: двенадцать ведёр воды, два грамма марганцевокислого калия – и вы обладатель чистого белья.
Мы вполне вошли в роль «полярных прачек», но поспешили дать рецепт стирки. Это обнаружилось несколько позднее.
Бельё действительно стало чистым, но нерастворившиеся кристаллы марганцовки оставили всюду на ткани многочисленные бурые пятна. Марганцовку-то следовало предварительно насыпать в мешочек из марли и только после этого готовить стиральный раствор.
20 июля
Радисты сделали первую попытку установить прямую связь со столицей. До сих пор они работали только с береговыми станциями. Это создавало неудобства, усложняло и удлиняло передачу научных данных в Москву. Долго остаётся их зов безответным. Но вот наконец Курко радостно кричит: «Есть!» – и начинает быстро работать ключом, о чём-то спрашивая своего далёкого собеседника…
21 июля
Там, где стояли баллоны с газом, образовалось глубокое озеро, в котором они плавают, словно толстые красные рыбины. В разгар работы пошёл дождь, но мы к этому времени уже так вымокли, что к льющейся сверху воде отнеслись с полным безразличием.